— Ты никогда не будешь готова, — засмеялся Орлеан. — Неужели ты не обращала внимания?
Она видела расплывчатые очертания знакомой фигуры.
— Как ты себя чувствуешь, Кви Ли? Странно. Все ощущения были странными.
— Это совершенно нормально, — заверил голос. — Еще пару месяцев, и ты будешь в полном порядке. Имей терпение.
Она помнила, что всегда была терпеливой. Глаза закрылись сами собой, и разум снова погрузился в спячку. Но на этот раз Кви Ли снилось, что они все вместе на пляже — она, Перри и Орлеан. Кви Ли видела, как они загорают на белоснежном песке, чувствовала жар искусственного солнца, опалявшего ее до перестроенных костей.
Она проснулась, бормоча:
— Орлеан? Орлеан?
— Я здесь.
Теперь зрение улучшилось. Кви Ли убедилась, что дышит нормально. Ее деформированный рот с трудом выдавливал каждое слово, но оболочка обеспечивала точный перевод.
— Как я выгляжу? — спросила она. Орлеан улыбнулся:
— Очаровательно.
Кажется, у него иссиня-черное лицо. Кви Ли села, взглянула на тусклые серые стены раздевалки и поняла, что цвета изменились. Ее новые глаза по-другому видели мир. Они воспринимали тот же спектр, но иначе. Медленно поднявшись на ноги, Кви Ли спросила:
— Сколько?
— Девять месяцев и четырнадцать дней.
Нет, это еще не все. Но она чувствовала, что трансформация достигла какой-то стабильной точки. До чего прекрасно снова обрести подвижность! Кви Ли попробовала сделать несколько шагов. Неуверенно сжала кулаки слишком толстых рук. Вскинув кисти, она уставилась на них, пытаясь представить, как они выглядят под гиперволокном.
— Хочешь увидеть себя? — спросил Орлеан. Сейчас? Готова ли она?
Ее приятель улыбнулся, и в тусклом свете комнаты блеснули его клыки. Он дал ей большое зеркало, Кви Ли пригнулась, едва не уткнувшись в него, и увидела, что на нее смотрит переделанное лицо — вялый рот, полный блестящих зеркальных зубов, и два волосатых провала на месте глаз. Она сделала глубокий вдох и поежилась. Кожа стала очень красивой, золотистой, или по крайней мере, казалась такой. Она была покрыта твердыми белыми выступами, а нос превратился в тонкий клюв. Кви Ли захотелось прикоснуться к себе, и руки наткнулись на лицевую пластину. Только Реморы не могут дотронуться до собственной плоти. Никогда…
— Если ты чувствуешь себя достаточно окрепшей, можешь пойти со мной, — предложил Орлеан. — Моя команда и я отправляемся на нос, заделывать кратеры.
— Когда?
— Прямо сейчас. — Он опустил зеркало. — Все остальные уже ждут в шаттле. Можешь побыть тут еще пару дней… или пойти сейчас.
— Сейчас, — прошептала Кви Ли.
— Отлично. — Кивнув, Орлеан сказал: — Они хотят встретиться с тобой. Им интересно, что за человек решил стать Реморой.
«Человек, который не хочет сидеть взаперти в безликой серой комнате», — подумала она, обнажая в улыбке зеркальные зубы.
У них были самые разные лица, все неповторимые, множество глаз, искривленные рты и плоть различной расцветки. Кви Ли насчитала пятнадцать Ремор плюс Орлеан. Ей пришлось запоминать имена и учиться распознавать своих новых друзей. Полет в шаттле был словно поездка на вечеринку, странную неформальную вечеринку, и Кви Ли никогда раньше не встречала более счастливых людей — она слушала, как они шутили, поддразнивали друг друга, а порой подтрунивали и над ней. Конечно, по-дружески. Они расспрашивали о ее апартаментах — насколько те велики, насколько модны, сколько стоят — и о ее долгой жизни. Так ли это скучно, как говорят? Кви Ли посмеивалась над собой, когда кивала, отвечая:
— Да, никаких особых перемен. Столетия бегут себе, одно за другим.
Один из Ремор — сильный мужской голос и мятое синее лицо — спросил у других:
— Почему люди платят состояния за рейс на корабле, а потом лезут в его нутро? Почему бы не прогуляться поверху и немного не полюбоваться нашей работой?
Кабина взорвалась хохотом — говоривший явно был всеобщим любимцем.
— Бессмертные — трусы, — заявила женщина рядом с Кви Ли.
— Дураки, — бросила другая, та самая, что с глазами в форме запятой. — По крайней мере, большинство из них.
Кви Ли смутилась, но не надолго. Повернувшись, она посмотрела в грязное окно, за которым тянулся монотонный пейзаж и светящееся небо. Этот вид успокоил ее. Она закрыла глаза и заснула, проснувшись, лишь когда Орлеан крикнул, что они близки к пункту назначения.
— Сбрасываем скорость! — сообщил он из кокпита. Они замедлили движение. Пошли на снижение. Глядя на своих друзей, Кви Ли видела, сколько ей предназначено улыбок. Реморы рядом с ней взяли ее за руки, и все начали молиться.
— Пусть сегодня не будет комет, — просили они. — А завтра сколько угодно, потому что мы хотим сверхурочных.
Шаттл замер и сел.
Орлеан перебрался поближе к Кви Ли. Он внезапно посерьезнел.
— Держись рядом, — предупредил он, — но не путайся под ногами.
Здесь, на носу, гиперволокно было толще, чем где-либо, — километров десять, а поверхность побурела от постоянной радиации. К оболочкам липла мягкая сухая пыль, и все было залито светом и вспышками лазерных лучей. Кви Ли шла позади Ремор, прислушиваясь к их болтовне. Она поела немного супа — ее первое самостоятельное питание, — чувствуя, как жидкость проходит по пищеводу, и пытаясь представить свою новую конструкцию. Желудок вроде был тот же самый, но не получила ли она два сердца? Ей казалось, что сердцебиение какое-то другое. Два сердца размещались бок о бок. Отыскав Орлеана, она подошла к нему.
— Мне хотелось бы снять оболочку, только один раз. Всего на минуту, — попросила она. — Чтобы понять, как я выгляжу.
Орлеан посмотрел на нее и отвел взгляд.
— Нет, — сказал он.
— Нет?
— Реморы не снимают оболочек жизнеобеспечения. Никогда.
В его голосе прозвучал гнев, а остальные отреагировали глубоким ледяным молчанием. Кви Ли посмотрела вокруг и сглотнула комок в горле.
— Я же не Ремора, — наконец произнесла она. — Я не понимаю…
Молчание продолжалось; все обменялись быстрыми взглядами.
— Я же собираюсь выбраться отсюда… в конце концов!..
— Но сейчас не говори об этом, — предупредил Орлеан.
— У нас есть табу, — сообщил чей-то более мягкий и спокойный голос. — Может, мы слишком непреклонно соблюдаем их…
— Нет, — пробормотала Кви Ли.
— …тем не менее мы верны им. Эти оболочки — такая же часть наших тел, как внутренности и глаза, и быть Реморой, настоящим Реморой, — это священный обет, который соблюдаешь всю жизнь.
Подошла женщина с глазами в форме запятой.
