— Я?.. Вы меня спрашиваете?..
— А кого же ещё? — Дюпрейн усмехнулся пренебрежительно, почти с презрением к этому парню. Сузил глаза, разглядывая его лицо, довольный тем, что достал-таки его, достал во время короткой нелепой драки: "Хорошо бы ещё под глаз тебе фин-гал, чтоб поостыл немного…"
— Когда я там был, машин было уже три… И по рации подкрепление вызывали. Нас классифицируют, как диверсантов… Дали знать на пикет при переправе… На мост через реку… Требуют усилить охрану и повысить внимание… — коротко, но содержательно рассказал Янис, разглядывая свои руки, которыми он обхватил ко-лени. — Уже наметили квадрат для прочёсывания…
— Интересно, и когда ты успел обо всём этом узнать? — Дюпрейн склонил голову к левому плечу, сощурил глаза, всем видом выражая недоверия, даже будто подвох искал. — Да ещё в таких подробностях!
Янис губы разомкнул, видимо, хотел ещё что-то добавить, но осёкся, уловив это недоверие, полосонул потемневшими от ненависти глазами. На его бледных щеках появился лёгкий румянец. Это была ярость! Та ярость, от которой бросает в жар, и сердце колотится быстрее, а руки — невольно сжимаются в кулаки. "Не веришь — зачем тогда спрашиваешь?"
— Скоро, капитан, здесь начнётся охота! А в роли дичи будем мы! Времени на тре-потню не осталось! — в сердцах проговорил Алмаар, выместив в своих словах эту ярость. В словах и во взгляде…
А Дюпрейн усмехнулся с невольной улыбкой: "Да-а, стоило натолкнуться на сио-нийцев вот так — нос к носу, чтобы у тебя, наконец-то, включилась осторожность. И внимание! Понял, что шкуру — свою, родимую! — спасать нужно… Суетиться начал. Где ты раньше-то был?.. И ведь хитрый же малый! Умный! И когда нужно, осто-рожный! Несдержанный, правда, часто… Но оно и понятно. Где ей, этой сдержан-ности, учиться? На улице, что ли? Нет, не та школа, не туда тебя судьба кинула, парень. А вот спецназовец бы из тебя неплохой получился. Подучили бы терпению, сдержанности, выдержке, вниманию, а навыки соответствующие уже у тебя есть. И башка варит, когда нужно. Прошёл же мимо машин, через мины прошёл, никого из патруля не переполошил и нас нашёл. Сволочь, конечно, порядочная, всё по на-строению, по-своему, а навыки есть… А финал какой? Одни вы здесь и финал для вас, для всех, четверых, один: взорванные шахты и смерть, если не от взрыва, то от голода…"
Дюпрейн смотрел на своих бойцов, на каждого по очереди и на всех вместе. На Моретти: суетной парень, конечно, но честный, искренний. На Тайлера: гвардеец, и этим словом всё сказано. На Кордуэлла: этому-то рассудительности не занимать, простой по-деревенски, но сметливый и внимательный. И Алмаар: ненавистный тип, испорченный с детства. Но умный, сволочь, хоть и вспыльчивый. Даже уважа-ешь невольно за эту его индивидуальность, за упрямое упорство даже в шкуре сол-дата оставаться самим собой. Со всеми своими недостатками… Возможно, Тайлер и прав. Таким, как Алмаар, место среди "информаторов". Они там все такие же неза-висимые, даже власть Императора на них не распространяется.
Все — разные! Каждый — личность! И у каждого своё прошлое, своё детство, своя память. Но смерть для них для всех одна, общая. И это даже не ваше решение, не ваша воля. И не моя! Интересно, у того, кто, разрабатывал операцию, есть свои дети? Сыновья?.. Неужели никто не подумал о тех четырёх парнях, которым пред-стоит умереть ради такой глупости, минутного решения?! И всё ради рудника, а он, ещё неизвестно, кому достанется.
И мне их предстоит туда притащить! Навешать лапши на уши. И самому же взо-рвать! И это после того, что пережили вместе за последние дни?! Кого бы я и смог взорвать, убить собственноручно, так это Алмаара. Достал вконец! Уже сил терпеть не осталось!
И Дюпрейн перевёл глаза на Яниса, сидящего рядом. И перед глазами встала чёт-кая, реальная до каждой мелочи, до каждой незначительной детали картинка: туск-лые стены шахты, металлические подпорки, неяркий свет аварийного освещения. И в самом дальнем углу — Алмаар с коробкой взрывчатки… И вот он, — взрыв! Дю-прейн даже смог представить себе этот огненный шар, нестерпимо раскалённый смерч, сметающий всё на своём пути!.. Разлетающиеся куски породы. Оседающий потолок. Взрывающиеся стеклянными брызгами лампы. Со скрежетом ломающие-ся, как хрупкие спички, толстые опоры. И среди всего этого хаоса — Алмаар! Дю-прейн ненавидел его до смерти! И поэтому даже улыбнулся с мстительным блеском в глазах, представив с особой старательностью, как кусок балки пробивает Алмаару грудь, ломает рёбра, разрывает лёгкие…
Представил и сам ужаснулся. Нет! Это страшно! Желать смерти человеку, какой бы сволочью он ни был. Даже Алмаару! Ведь свой же, ниобианин, вернулся же, не сдался, пришёл… "Кажется, я начинаю сходить с ума"- С тоской подумал Дю-прейн, закрывая лицо раскрытыми ладонями, со злостью, с раздражением на самого себя потёр щёки, колючие от щетины, потом глаза, лоб. А перед глазами до сих пор эта навязчивая картинка: момент смерти Алмаара, и опять со всеми подробностя-ми… Даже самому больно вдруг стало. Защемило где-то в груди. Да, он желал ему смерти, но когда представил её себе — явно, во всех подробностях, — понял, как это страшно… Ведь у него же тоже, как у всех остальных, когда-то была мать. И она страдала бы сейчас за свою кровиночку… "Чёртов приказ! Почему они не рассказа-ли всё сразу, ещё на Ниобе, что за операция? Когда ещё можно было отказаться, сослаться на что-нибудь или придумать отговорку, подключить кого-нибудь из своих… А сейчас… Да что сейчас? Ведь даже здесь, когда сам проходил этим мар-шрутом, сам всё проверял, вносил данные в карту, не думал, что ЭТО будет так сложно, и это при моём-то опыте… Учили же убивать, легко, не задумываясь, на каждый шорох, сначала — убивать, потом — думать. И что же? Увидел этих сопля-ков, потаскал мальчишек по джунглям — и всё! Жалко стало!.. Эх, если б только знать всё заранее… Не выполни теперь приказ, и сам загремишь по всей строгости. Сейчас из-за войны с этим не шутят…"
Дюпрейн со вздохом отнял руки от лица и тут встретился с Тайлером глазами. Вид у парня был странным: белый, аж серый, как будто помертвевший разом, ог-ромные, нечеловеческие глаза, а в зрачках — продолговатых, как у кошки, зрачках! — неописуемый ужас и нестерпимая, просто немыслимая боль. Закушенная почти до крови губа. Но самое жуткое — эти глаза! Они словно в душу глядели. Дюпрейн в этот момент мог поклясться, что парень "читает" мысли, и сейчас именно это он и делал! И зрачки эти! Как тогда, когда мину обезвреживали… Ужас какой-то!..
Да-а, это уже тихое помешательство! Старею!.. Пора на пенсию, видать…
И Дюпрейн взялся за свой автомат, проверил обойму, сменил на новую, полную, остальные патроны отдельно, насыпом, переложил в подсумок. Оставил только один. А когда поднял голову, даже удивился невольно: солдаты его, не дожидаясь приказа, занимались подготовкой оружия. Наконец-то, стали превращаться в ту команду, о которой он так мечтал. Алмаар вот только и здесь, как всегда, не слава Богу! Автомат по боку, сидит, ботинки шнурует. Далеко, видать, бежать собрался. Да Тайлер, — как варёный! Будто пришибленный, еле двигается. И глаза пустые и бледный до сих пор. Не заболел ли?…Дождался, когда все собрались, и сказал:
