— А раньше его в форме не показывали! — отметил один из рассказчиков. — Я как глянул на кресты... Пустого места на кителе нет, хоть на спину вешай.
— Потому и не носит, — хмыкнул второй любитель новостей. — И так хромой, да еще такую тяжесть таскать. Упадет — не поднимется.
Между ехидными шуточками — такой китель вместо бро-
нежилета, да... а то вдруг яйцами или помидорами закидывать
начнут? — и гаданием о сроках выхода указа Саша все-таки
нарвался на вопрос о своем времяпрепровождении в доме
наместника. Ответ о мусорных мешках в кухне прокатил
на «ура», и его оставили в покое. Слишком много тем для
разговоров нашлось у бригады, укладывавшей плитку на Kurallee — слава богу, хоть не перед домом шаттхальтера.
Александр, сознательно оградивший себя от официального информационного потока, всерьез задумался о необходимости перемен. Политика страуса «а я спрятался в песок и ничего не замечаю» привела его в тупик. Почти все чины и кеннорийские фамилии, упоминаемые в чужих беседах, были для него пустым звуком. Как и зубоскальство по поводу какого-то надоевшего ролика о захвате самолета — кто захватывал, что захватывал,
поди разбери... Да что говорить о чинах и роликах! Утреннее времяпровождение в кровати наместника — перед телевизором и с бутербродами — открыло ему глаза на личность второго посетителя кафе Георга. С военным комендантом города Арек
напивался, оказывается. А Саша ни сном, ни духом... Интересно, а Георг-то знал, кто его посетил?.. Наверняка знал, потому так и трясся.
Неприятие телевизионных новостей Александр заработал
сразу после возвращения из лагеря. Родительскую квартиру
конфисковала мэрия — отец до вторжения не дожил, мать умерла
в первый год захвата — и ему пришлось становиться в очередь
на жилье. Ни денег, ни карточек у него не было, и он бродил из
кабинета в кабинет, оставляя заявления и прошения под чут ким
руководством приютившей его тетки. По вечерам тетка с му жем
внимательно выслушивали Сашин отчет, давали ценные ука-
зания на следующий день и усаживали ужинать перед теле визо-
ром. Теткин муж — называть его дядей язык не поворачивался, и
приходилось ограничиваться именем-отчеством — считал но вую
власть данной Богом и искренне восторгался пунктуальностью,
педантичностью и аккуратностью, свойственной, по его мне-нию, всем кеннорийцам.
Расспросив Александра о лагере, пенсионер Петрович не обеспокоился тяготами и лишениями, выпавшими на долю соотечественников. Его восхитило то, что для содержания военнопленных кеннорийцы приспособили две планеты: Руду и
Лесоповал.
— Ну надо же! Додумались! И из дома вас увезли, и рабо тать заставили, и главное — бежать там не куда. Ведь некуда же?
Саша тогда отвечал сквозь зубы, боясь вспылить, оскорбить тетку, которая его кормила, поставила ему раскладушку на кухне, купила одежду и совала в карманы мелкие деньги — «потом, потом отдашь!». Тетке он был благодарен. А вот с ее мужем после переезда в выделенную квартирку больше не виделся.
И новости смотреть не хотел, потому что у него в ушах тут же
начинал звучать визгливый старческий голос:
— Ты только посмотри, какие молодцы! Как они все про-
думывают! Вот что значит сильная власть — восемнадцать
планет в кулаке держат, и никто пикнуть не смеет!
Голос стих только рядом с наместником, ярким предста-
вителем сильной власти, педантично носившим презервативы
во всех карманах — Петрович бы, несомненно, одобрил сию
привычку, отметив, что именно стремление к гигиене отли-
чает высокоорганизованный разум от животного мира. Нари-
совавшаяся в воображении картина заставила подавить рву-
щийся смешок. Застарелое раздражение смылось цели тельной
иронией. И Александр затосковал по прежней, довоен ной
жизни, когда утро начиналось с чашки кофе под мурлыканье
информационно-развлекательного канала, а день завершал ве-
черний чай и обзор событий в мире.
«Надо узнать, сколько маленький телевизор стоит, — подумал
он. — Новый, из магазина, я не потяну, а вот какое-нибудь старье с барахолки...».
Решение далось до удивительности легко — словно очередной
порыв весеннего ветра не только переворошил укрывавшие
плитку песчинки, а еще и вымел с души лишний мусор.
Умом Саша понимал: возвращение к прежнему себе невоз-
можно. Всех бед не забыть и не вычеркнуть. А вот куда приведет
дорога изменений, на которую он ступил после встречи с Ареком, не угадать.
Наместник бесцеремонно свалился в его маленькое уютное болото, взбаламутил ряску, поднял тину со дна и отбыл. Не задумываясь о том, что он заставил Александра вынырнуть из замкнутого мирка в поисках глотка свежего воздуха. И что самое противное — разозлиться на нахального визитера толком-то и не получалось. Не сделал он ничего такого, за что можно было проклинать или хотя бы укорять...
Притупилась даже жгучая обида, вспыхнувшая после наход-ки фотографии.
«Наверное, он его сильно любил. В моей жизни не было такой женщины. Женщины, которую я бы запомнил навсегда и так ярко, что ради смутной надежды на возврат ощущений
опустился бы на колени в грязном душе и полчаса возбуждал незнакомку. А он опустился...».
— Замечтался? Бригадир уже отбой дал, а ты все стоишь, плитку в руках держишь.
— О ценах на телевизоры думаю, — буркнул Саша и отнес плитку в стопку. — Телевизор хочу купить. Все прикидываю — у кого занять, да на чем сэкономить.
Получив десяток советов и два адреса комиссионных ма-
газинов, он попрощался с товарищами по работе и пошел домой.
После двадцати минут неспешной ходьбы он обнаружил, что
ноги сами принесли его к особняку наместника.
«Вот это я призадумался! Ладно... присмотрюсь издали. Если
там кто-то есть, незаметно сверну в проулок. Если все чисто,
пробегу по другой стороне».
Сворачивать не пришлось — дом встретил его отключенной
оградой и зияющими провалами окон. Во дворе стоял грузовик,
в который такие же работяги, как он, укладывали снятые рамы.
Все свои, ни одного надсмотрщика-кеннорийца. Не от кого
прятаться, смысла нет.
«Интересно, это ремонт, или он отказался от особняка, и
теперь строители вывозят ценные материалы, чтобы пристроить
их на другой объект? Да... загадка. Надо будет сюда заглядывать-
поглядывать. Просто так... без умысла... чтобы быть в курсе дел».
Выполняя данное себе обещание, он начал ходить мимо
наместничьего дома каждый вечер. Потом заходил в магазин,
покупал какое-нибудь барахло быстрого приготовления — лап-
шу или пюре — и усаживался ужинать у себя на лестничном
балконе, обдумывая очередное подтверждение тому, что Арек
все-таки вернется в этот город. Ремонт шел полным ходом,
провалы медленно, но уверенно закрывались новенькими
окнами, а вход в дом уже закрыла раздвижная дверь.
После ужина наступало время чая и непонятного томительного ожидания. Саше, не видевшему лестницу из-за укутавшей балкон густой зелени, в которой золотились оранже-вые россыпи бутонов, все время казалось, что к нему кто-то поднимается. Но надежды — или опасения? — были напрасными. Одна рабочая неделя сменила другую, а к нему в гости не заглядывал даже Макс. Видимо, обошелся без листовок, потому что никаких разговоров о подпольщиках, или, спаси бог, арестах, среди бригады не велось. А Первомай, выпавший на середину недели, не праздновали вообще — кеннорийцы не посчитали нужным отмечать День Весны и Труда.
Закончив вторую рабочую неделю, Александр выяснил,
что ремонт в доме наместника окончен. Окна и двери заняли
свои места, строительный мусор исчез, а силовая ограда вновь
загорелась ровным бирюзовым пламенем, словно намекая —
