с сухой листвой и редкой травой.
Больше ничего не оставалось — Алиса съехала туда и уткнулась лицом в рыжеватую крупную пыль, хотя и успела выставить перед собой руки.
Посмотрела наверх — край горы был ах как высоко!
Потом Алиса в полусне пробиралась через какие-то правильной формы уступы, будто вытесанные в склоне великаном, и опустилась на дно яра, где среди лопухов и папоротников — а может, папоротники ей приснились — сочились среди бурой слякоти и черной земли ручьи. И был родник в круглой ямке, откуда Алиса, встав как собака на четвереньки, пила ладонью воду. Ох и студеная была!
И по растущей со дна Бабьего яра роще она шла к дороге, к улицам, а по пути встретила на полянке мертвых шашлычников возле перевернутого, как недавно весь мир, мангала — и у одного шашлычника было изуродованное жаром лицо, не отличишь от того шашлыка. Это показалось Алисе справедливым, а где-то в ветвях пела на своем языке птица, и живые покойники поглядели туда серьезными лицами, и не обратили внимание на Алису, хотя она вот, стояла же рядом.
В спине снова вспыхнула и растеклась боль. Это наверное позвонок, утешила себя Алиса. Ничего, вправим. Поликлиники работают в штатном режиме. Транспорт небось тоже, при входе контролеры щупают пассажирам пульс. Жив? Проходи, садись!
Улица Телиги стояла в мертвых машинах, среди них бродили мертвые люди. Субботняя ярмарка. Только не видно лотков с медом и сырами. Ближние к тротуару зомби шли по газону, сбивая ногами пушистые прически с одуванчиков.
Левее, выше по дороге, виднелся хребтом наземный переход на другую сторону. Туда, где за тополями росли дома.
Алиса повернулась, и медленно, как зомби, двинулась к переходу.
По дну коллектора журчал поток, с арочного, из продольных бетонных панелей, свода свистали толстые наплывы сталактитов. Ход то заворачивался, то шел прямо. Ира с Пантюхиным поднимались за Жуком по перекатам с водопадами в перепадных камерах, где глубина была по пояс. Особенно понравилось в высокой комнате, где слева из широченной трубы трубы шабашила вода, а наверх, в острую от потёков люковую шахту вели ржавые скобы. Жук поскользнулся и растянулся в воде, изрядно хлебнув.
Все и раньше были до трусов мокрые — около входа в лежащий чуть ниже моста Патона портал Наводницкого ручья, из Днепра пришлось идти в воде. Голос встававшего Жука прозвучал уверенно:
— Не ссы братишка, работает спецназ!
— Что? — спросил Пантюхин.
— Это есть один диггер, Дворф. Он нерабочую рацию древнюю на поясе носит. И вот его когда клинит, он такое говорит. Еще что-то про товарища майора, типа он ему докладывает в эту рацию.
Жук полез в карманы и долго силился оттуда нечто достать, поучительно говоря:
— В условиях зомби-апокалипсиса, на Правом берегу свободу перемещения будут иметь только диггеры, а на Левом — паркурщики.
Вытащил кулечек со смартфоном, извлек его наружу и пролистал пальцем необычные карты.
— Что за схемы? — заглянул через плечо Пантюхин.
— Диггерский кадастр.
— Я думал ты в голове все держишь.
— Не. Я вообще только начинающий. К тому же я с Левого берега. Вот это со стороны хлещет ручей с Дружбы Народов. Там когда-то озеро даже было, под больницей четвертого управления. Дайте подумать.
— Куда мы по нему вылезем? — спросила Ира.
— К низу улицы Струтинского, потом оттуда можно на Бастионную.
— А если прямо, основным ходом?
— Вот туда я и веду.
В коридорах, между потоком и стенами оставались узенькие наклонные берега, где было неудобно идти. Жук топал по воде в бахилах, давно не обращали внимание на мокрую обувь и Пантюхин с Ирой.
— Вот мы уже миновали Зверинецкое кладбище, сообщил Жук, — Оно было левее. Можем вылезти на Старонаводницкой, но я предлагаю свести перемещение на поверхности к минимуму и свернуть в дренажно-штольневую систему Печерская. Она под Царским селом идет до станции метро Печерская. Придется…
Пришлось присядом и на четвереньках, по трубе диаметром один и два, как справочно поведал Жук. Внизу трубы по намывам протекал ручей. Потом они лезли металлическими трапами вдоль стен, на уровни выше, где можно было разогнуться, почти коснувшись головами потолка, в прямоугольного сечения бетонных коридорах. Там вода отводилась в желоба, а вдоль стен длились скользкие дорожки, и проще оказалось снова идти по ручьям.
Пантюхин уже не мог сказать, болит раненая нога или нет — болело всё тело. Они не останавливались отдохнуть, потому что боялись, что у Жука сядут фонарики, а это означало смерть в темном подземном лабиринте. И хотя Жук робко предложил спортивно подтянуться еще на уровень выше, в ДШК Суворовскую, чье название относилось к Суворовскому военному училищу, Ира с Пантюхиным решительно отказались.
И вот они щурятся наверху, хотя небо заполонили тучи, но всё равно светло по сравнению с сырой, холодной подземлей. Рядом зеленая оградка из прутьев, за нею детская площадка — ага, садик. Липы, елочки, надо всем — позади — небоскреб. Царское село, террасами сходящее в Наводницкий овраг.
— Когда-то здесь был частный сектор, — обвел местность руками Жук.
Одна дорога огибала садик, другая поднималась на зеленый, в деревьях пригорок вверх. Там тоже небо закрывал небоскреб, похожий на корабль. По обочине у возвышения шла выложенная камнем бровка.
Медленно, уже по недавней привычке пригибаясь, троица выбралась по дороге наверх. На другой стороне пустого шоссе — бульвара Леси Украинки — виднелось приземистое, напоминающее таблетку строение о двух этажах, обустроенное под кафе и закусочные. Это была Круглая башня Васильковского укрепления.
— Может туда постучимся? — предложил Жук.
— Ну давай попробуем, — ответила Ира.
Они стали переходить дорогу.
— Вообще я забыл, надо было из дренажки проникнуть на станцию метро Печерская, — Жук махнул направо, к площади, где за высотками скрывалось здание ЦИК, — Метро сейчас безопаснее всего. В принципе.
Около башни тротуар был вымощен плиткой. Между современными окнами и дверьми, в стенах располагались бойницы — расширяющиеся вовне, чтобы стрелять можно было под углом. Из небольшой полоски земли росли побеленные снизу липы. На лавочке под навесом остановки лежал человек, свесив руку до пола. Под ним натекло много темной, сгустившейся уже крови.
— Почему он не оживает? — спросила Ира.
— Он наверное и так жив, — Пантюхин пошел за Ирой, чуть приотстав. Жук вообще оказался с другой стороны остановки, за стеклом.
Мужчина в джинсах и порванной на груди футболке лежал. Левая рука под головой. Веки смежены, рот приоткрыт. Оттуда доносилось мерное, сильное дыхание.
— Привет! — сказала Ира, дотронувшись до плеча. Нет ответа. Приподняла его руку и положила
