на живот раненого. Поняла, откуда столько крови — из подмышки, там всё вокруг просочилось.
— Вы меня слышите?
— Он умирает, — сказал Пантюхин.
Жук стучал, грохотал в двери:
— Впустите нас! Тут человеку плохо! Он погибнет!
Кто-то мелькал в окошках тех дверей, внутри ходили затемненные люди.
— Жук, — обратился к нему Пантюхин, — Они в крепости, им на нас насрать. Они нас боятся больше чем зомби. Это такие сейчас люди.
— Нет, ну так не может быть, — Жук еще раз постучал, прижавшись лбом к стеклу, вглядываясь.
Пантюхин говорил в никуда:
— Сейчас Киев превратится, уже превратился, в острова. Там где нет зомби — там острова жизни. Крупные ТРЦ, мелкие магазины, жилые дома. Люди будут сидеть в них, как мыши в норах, и перебежками куда-то вылезать, допустим в те же магазины, за харчами, но их туда никто не пустит, потому что магазин теперь тоже остров, и люди там будут жить, пока хватит жрачки. Они отведут себе там какой-нибудь угол, будут гадить в ведро, и ну может месяц прокукуют, ожидая, пока прилетят а хоть бы твои спецназовцы на бирбалетё и постреляют всех зомби.
— В домах будет хуже всего, — сказал Жук.
— Почему?
— Вода. Я думаю, если это везде, то скоро отрубится электричество. Это означает отключение насосов. Всё, прикиньте — нет воды.
— Мля, — Пантюхин почесал подбородок.
Ира что-то говорила на ухо лежащему. Он не двигался, не моргал, он просто дышал. Она повернулась:
— Идем.
— Да, — ответил Жук, — Нам туда.
Они пошли от башни к угловому советскому дому, большой панельке. Ира прислушалась:
— Стреляют.
Жук пояснил:
— Там за башней, в квартале, военный городок. Но нам дальше.
И были витрины с манекенами и спортивными снарядами, и мозаика у входа в бывший магазин «Юный техник», а у обочин распустили ветки каштаны. Завернули за дом, на улицу Кутузова — слева белел тот же здоровенный советский дом, а справа НИИ — одинаковые окошки со шторками и кондиционерами, жалюзи и кактусы. Жук указал на махонький проезд в квадратную арку, вглубь двора.
Жук долго возился, поднимая фомкой люк. Перед спуском посмотрел на небо:
— Мне это не нравится. Если пойдет ливень, нам скорее всего капец.
— Не заморачивайся, — сказала Ира. Жук посмотрел на нее:
— Как скажешь.
Уже передвигаясь на четвереньках по тесным трубам, с перевешенным на живот рюкзаком, Жук снова жалел:
— Спортивные товары… Фонарики…
— Сколько нам лезть? — спросила Ира.
— По прямой около двух каэм.
Пантюхин, замыкавший унылое шествие, выругался. Жук продолжил:
— У меня еще одна смена батареек в основном фонарике, и налобный еще светит. Как только в основном начнут садиться следующие батарейки, эвакуируемся через ближайший люк. Как только усилится поток воды — то же самое.
Ползли, шли на карачках, пригнувшись, как угодно. Коридор менял очертания, поворачивал. В нем лежал тошнотворный мусор, какие-то рамы, сопли порванной ткани, пол был то ровен, то усыпан ломаными камнями.
Говорить не хотелось, просто была цель двигаться дальше. Жук уже не пояснял, где они, что на поверхности, один только раз произнес мечтательно:
— Мы ща под дворцом «Украина». Там справа есть окошко в заводской стене, и в нем продают пирожки. Боже, как я хочу тех пирожков! Жареные с картошкой, как лапти большие. Когда вся эта херня закончится, я пойду и куплю там… Десять пирожков и сразу съем. Буду стоять и есть один за другим!
Потом над головами забрезжил через решетки свет. По решеткам развалисто ходили мертвецы. Тогда же вода стала прибывать и скоро уже струилась вокруг ног и все ускорились, насколько это было возможно, а труба становилась ниже и уже. Время от времени поток срывал кого-то и тащил на лезущих впереди — будь человек один, унесло бы дальше.
Промокшие до нитки, продрогшие, исцарапанные, в ссадинах, они наконец перестали сопротивляться и поддались бешено текущей воде, грохотавшей вокруг. Не могли даже кричать, иначе захлебнулись бы. Погас фонарик. Некий круглый свет бледнел впереди. Ближе, ближе.
Упали кучей из жерла бетонной трубы — вода хлестала через них дальше, в желоб Лыбеди. Тут ливня не было, но тучи стояли грозно и надвинулся мрак.
— Раздавил, сука, кто сверху? — прохрипела Ира. Пантюхин отвалился в сторону, его вырвало грязной водой и пеной. Чуть в подале отполз Жук, на немыслимо сохранившемся рюкзаке.
— Мля, — Пантюхин попытался привстать на руках и не получилось.
— Я наверное попал на тот свет и меня окружают знакомые лица, — тихо сказал Жук, глядя на людей, шагающих к трубе речки Ямки, — Веста, где мой фонарь с последней диггерки?
Утоптанная грунтовка шла по гати к холму, заросшему разнообразными деревьями. Справа от гати углублялся овраг, слева же, в плоской низине, окруженной соснами да березами, на поляне были раскиданы круговые сады из камней, кустиков, и чуть ближе к берегу стояла беседка в японском стиле, из бревен. В низину спускалась узкая тропа.
Между каменных груд бродили зомби. Если не присматриваться, можно было подумать, что просто гуляют люди.
Витёк провел Каро по гати за ошейник, чтобы тот не сорвался, не побежал туда, на поляну. Около кустов, где грунтовка поворачивала и начинала подъем к развилке у горы, Витёк отпустил ошейник, и Каро таки побежал вниз, к беседке. Мертвецы заметили его и поворачивались. Витёк с криком последовал за собакой, но поскользнулся на склоне гати, или зацепился за что-то. Упал лицом вперед, в бурьян, и от беседки к нему сразу повалили покойники.
Каро как-то проскользнул дальше, его окружали зомби, а он уворачивался и искал выход из стягивающегося кольца. Витёк уже вставал, когда на него накинулись. Каро удалось выскользнуть в дальнюю сторону низины — там была такая же гать, а дальше пригорок с деревьями.
Мила соскочила вниз и хотела оторвать одного зомби от Витька, но увидела, что его, под грудой тел, уже кусают, а он лежит и не двигается.
Зомби, что были поближе к беседке, стали подтягиваться, а некоторые обратили внимание на Милу. Она закарабкалась по сорнякам и выбралась на гать. Там в отупении стояла Лида.
— А где Лена? — спросила Мила.
— Убежала, — Люда показала рукой куда.
— Двигаем!
Они свернули в другую сторону, по восходящей среди березняка тропе, огибающей низину. Другая тропка, с земляными ступеньками, круче отделялась наверх, по ней и стали подниматься через заросли. Вышли на дорогу, что восходила направо, а прямо была новая гора — уступ, а над ним еще топорщилась пальцем великана высокая вершина. В другой стороне просторной котловины, образованной волнистыми перепадами высот Зверинца, виднелась
