глаза.
В кромешной тьме, я свалился со второго этажа кровати и набросился на служивого, удерживая руку с топором. Тогда, я впервые увидел лицо прокажённого: серое, перекошенное безумной улыбкой, от которой трещали мышцы лица; по краям рта пенилась слюна, глаза были выпучены, и, казалось, вот-вот вывалятся из орбит. Солдат кричал вещи настолько непристойные, что остроте его языка позавидовали бы даже бывалые матросы, вроде Ростмаха.
Я понял, что передо мной уже не человек в тот момент, когда прокажённый схватил меня за горло и швырнул метра на три. В следующую секунду, он метнул топор мне в голову, но лишь чудом тот вонзился в сантиметре от правой щеки.
Солдат не обратил внимания на выбегающих из барака рабочих. Его заинтересовал я.
Вырвав топорик из опоры двухэтажной кровати, я взмахнул им перед собой в тот момент, когда солдат попытался разорвать моё горло ногтями. Пальцы прокажённого отправились в полёт. Воспользовавшись его заминкой, я нанёс удар в лицо. Лезвие вошло в левую щёку солдата и раздробило кость, отчего нижняя челюсть обвисла на одну сторону.
Но мой противник не закричал от боли, не заплакал. Это лишь ещё сильнее его раззадорило. И покрывая самыми грязными словами меня и мою покойную матушку, он попытался схватить беспалой рукой моё лицо.
Я среагировал раньше. Вырвав топор вместе с куском лица прокажённого, я раскрошил его череп обухом.
Солдат перестал дышать, и мне довелось осмотреться. Тогда я понял, что остался в бараке один, а на улице по-прежнему доносились выстрелы. Криков стало больше. Схватив чью-то тёмную от пота простынь, я вытер ей руки и грудь, на которые попала чёрная кровь.
«Надо бежать, да поскорее! Найти повозку или коня, добраться до Бригга!»
Выбежав на улицу, я стал свидетелем наступившего хаоса. Одни солдаты, под аккомпанемент безумного хохота, стреляли в ещё не заразившихся сослуживцев и удирающих рабочих. Другие, бросались в рукопашную и кусали своих жертв.
Буквально через тридцать-сорок секунд, те присоединялись к бойне на стороне прокажённых.
Я рванул в сторону конюшен, по дороге, огрев двоих ударами топора, правда, не насмерть. Когда я нёсся между зданиями арсенала и столовой для военнослужащих, мне выстрелили несколько раз под ноги. Спасибо О, что мимо.
Метнув топор в грудь прокажённому солдату, я набросился на него и, вырвав винтовку, вышиб мозги.
Добравшись до конюшен, я увидел, как последнюю кобылу уводит один из солдат.
– Стой! Не оборачивайся или пристрелю! – рявкнул я осевшим от жажды голосом.
Парень лет двадцати замер.
– Брось винтовку подальше.
Как только он послушался, я быстро закрыл за собой ворота конюшни и взял солдата на прицел. И только повесив его оружие на спину, опустил ствол.
– Слушай, я не хочу тебя убивать. Но я никогда не катался верхом. Довези меня до Блитспита и разойдёмся мирно. Договорились?
– Хорошо, – вздохнув с облегчением, ответил парень. – Я всё равно сюда попал не по своей воле. И срать я хотел на этот рудник…
– Убивал людей, когда-нибудь? – спросил я его.
– Нет… Только сегодня застрелил одного из этих… короче, не сказать, чтобы они на людей уже были похожи, – сплюнул солдат. – Я конюхом был и до призыва.
– Значит, если я верну тебе винтовку, ты не наделаешь глупостей, верно? – холодно произнёс я.
– И в мыслях не было, – резко замотал головой парень.
– Смотри мне… Потому, что я уже убил достаточно, – мой голос звучал, наверно, очень жутко. Я и сам удивился тому, как легко произнёс эту фразу. Наверно, чувствовал, что мир переступил через точку невозврата.
«Теперь нужно добраться до Бригга! Надеюсь, Рута и Олли никуда не переезжали!» – подумал я, взбираясь на коня.
Выскочив наружу, мы с Брэндоном (так звали парня), обнаружили, что большинство зданий объяты пламенем. Военные или разбежались, или были убиты. Выстрелы ушли в сторону леса, по-видимому, заражённые догоняли разбежавшихся узников.
Брэндон дёрнул поводья направо и вырулил в сторону подъёма. Наконец, карьер оказался внизу. Впереди виднелась неосвещённая дорога на Блитспит.
Моё сердце забилось пуще прежнего: «Вот она свобода!» – подумал я. И в тоже время, испытал жуткий страх: «Как я в таком виде покажусь близким?! Господи, а если их нет в живых?!» – в который раз за ночь, промелькнула эта мысль.
Девятнадцатое воспоминание
Меня вырубило посреди рассказа. Тёплая баня одержала победу над пятидесяти шестилетним стариком, не спавшим несколько дней. После недели, проведённой над землёй, в тесной корзине, под несмолкающий рёв ветра, оказаться в тёплом помещении в одном банном полотенце – было высшей степенью блаженства, казавшейся невозможной в этом мире.
Я бы мог сравнить это только с тем, что мы делали в постели с Рутой. «Рута…»
Если бы я всё ещё мог видеть сны – я бы хотел, чтобы она мне приснилась. Хотя бы раз. Ещё раз увидеть её.
«Увидишь, – подумал я. – Тебе недолго осталось, Эдгар. Просто поживи ещё какое-то время, убедись, что с детьми точно всё в порядке…»
Проснулся я в тёплой постели в чьём-то доме. Из-под двери виднелись колыхания языков пламени в камине. Проверив ощущения, я понял, что хочу поспать ещё немного. Так и сделал.
