— А счастье где искать собрались? — Саша посмотрел на
кофе и вытащил из холодильника заледеневшую бутылку водки.
— Михаэля берут в МЧС, в столичный отряд. Надо только
курсы переподготовки пройти. Туда и меня зовут — там
переводчики нужны, но мы пока думаем. Неизвестно, стоит ли
рисковать. Мы там, конечно, не так на глазах будем, чем в доме у
хаупта, но всё же... Я хочу пару недель отдохнуть, и за это время
определиться насчет работы. Квартира у нас в столице есть, мы
ее как снимали, так и снимаем. Буду там себе что-то подыскивать.
— Молодцы...
Водка с отвычки пошла тяжеловато. Александр пошарил
по холодильнику, вытащил початую банку огурцов и хлебнул
маринада.
— Так что не обижайтесь, ничего личного, но мы будем дей-
ствовать в своих интересах.
— Удачи.
Алексей кивнул и вышел из кухни, прихватив кружку. Саша
отодвинул высокий тонкий стакан, который попался ему под
445
руку, нашел стопку, наполнил и выпил. В желудке разлилось
приятное тепло. Пошел откат — драться и орать уже не хо-
телось. Вот поговорить, выясняя отношения — это да. Но тро-
гать пьяного Арке было бесполезно, а может даже и чревато
неприятностями, и Александр решил перенести разборки на
утро.
Утро оказалось мудреным, прямо как по поговорке. Саша,
полдня глушивший водку перед телевизором, маялся похмельем.
Арек не просто маялся: он практически не реагировал на
окружающий мир, лежал пластом — заботливый Хайнц то и дело
шнырял в спальню то с водой, то с таблетками.
Но страстное желание поругаться и высказать обвинения
перед отъездом на работу пересилило всё. Александр напился
кофе, поднялся в пахнущую гарью спальню и сообщил:
— Надо поговорить.
— Говори.
— Я насчет вчерашнего... — не дождавшись ни звука с
кровати, Саша продолжил. — Ты что вчера нес? Помнишь?
Извиниться не хочешь, случайно? С глазу на глаз, разумеется,
я не идиот, понимаю, что ты своему дяде про меня хорошее
говорить не собираешься...
— Я ему сказал то, что могло скрасить неприглядные об-
стоятельства, — тихо, но отчетливо проговорил Арек. — Ты
говоришь: «Я не идиот». Если бы ты хоть чуть соображал, ты не
рассекал бы перед ним в нижнем белье, позволяя любоваться
клеймом. Мог в ванной переждать десяток минут? Видел же, что
я не один приехал!
— Я не видел! Я увидел в окно тебя и Михаэля. Но не пойму,
каким образом это делает меня шлюхой.
446
— Совсем идиот? Я дяде в глаза заявил, что ты не туземец,
а кеннориец, что клеймо ему померещилось, а ты цепляешься к
словам.
— Кеннориец? — нахмурился Саша.
— А кто, по-твоему, у нас в борделях шлюхи, если тузем-
цев трахать не принято? Нет, для молодняка там и рабов об-
долбленных держат, ясное дело. Но я их в жизни не брал. Да и по
тебе всё сразу видно — глаза чистые, ошейника нет.
— Подожди... а как же — на Тагане только браслетчики?
— А вот так, — простонал Арек. — В любом правиле есть
исключения. Десять башен, все в столице, все в окружены жи-
лыми комплексами. Шлюх доставляют флаерами, на крышу.
Они сразу дают подписку, что не выходят из здания — за это
штраф и вылет в другой бордель в кабалу. Они и не выходят.
И на дом их, в принципе, не выдают. Исключение сделано для
десятка-другого кеннорийцев — высших чинов. И мы обязуемся
забирать-возвращать шлюх только с охраной, на улицу не вы-
пускать, туземцам на глаза не показывать и тому подобное...
Если бы ты не шлялся по комнате полуголый, я бы Валю любую
другую глупость сказал. Но раз ты ходил в таком виде — значит,
ты мой любовник. Что мне было говорить, а?
— Да что угодно!
— Я и сказал что угодно! И мне в ответ сказали, что думают.
А тебя ни на секунду не обеспокоило, что ты мне испортил
отношения с родственником. Я в него заклинанием швырнул
вчера, между прочим! И тебя не интересует, как это отольется!
Ты пришел гордость почесать, чтоб я перед тобой извинился.
Ни вопроса «как ты на кладбище съездил», ни «почему ты так
447
нажрался — может, причина какая была?», ни стакана воды, ни
доброго слова. Прав Валь, тебе на меня плевать. Я это знаю.
— Тебе так же на меня плевать! — вызверился Александр. —
Лишь бы морду видеть, когда трахаемся.
— Была бы мне морда нужна, я бы пошел законным путем —
мне вчера этим в глаза и ткнули!
— Что он имел в виду? О чем ты говоришь?
— О рабстве. На улице давно никого не хватают, спору нет.
Но если бы я попросил, сделали бы исключение. Ударная доза
наркоты, чтоб ты себя забыл, а потом регулярные инъекции. И
сидел бы ты у меня возле кровати, тихий, молчаливый и в ошей-
нике. Меня бы, конечно, осуждали — давно не принято лич ных
