Я лежал на полу какого-то полуразрушенного здания. Изрисованные граффити стены из красного кирпича, кучи мусора на полу, перевернутый стол с рассохшейся треснувшей столешницей, несколько колченогих табуретов. Эта мебель уже не годилась в употребление и стояла здесь как напоминание о том, что раньше это жилище населяли люди. Сейчас же здесь царили хаос, разруха и запустение. Крыша этого жилища провалилась внутрь, открывая взору небо, затянутое серыми тучами. Настолько плотными, что через них не пробивался ни один луч солнца. Оконных рам не было, в провалах зияла черная пустота. Покосившаяся дверь в жилище висела на одной петле.
В центре комнаты стояла старая ржавая бочка, в которой горел костер. Неподалеку от этой самой бочки я и лежал. На ворохе какого-то грязного шмотья.
— Где я?
Фраза далась мне непросто. Пересохшие губы и распухший язык слушались плохо. Слова с трудом вырывались из горла.
— В Кошмаре, — просто ответил упырь. — Я разве не сказал? Метка на твоем теле направила тебя сюда. Для того чтобы Лоа решили, стоит ли тебя принимать.
— Принимать? Куда?
— Сейчас ты сам все узнаешь. Пора, Виго.
Зомби Виго что-то прохрипел и, шаркая, направился к бочке. Встал рядом с упырем, и вдвоем они быстро зашептали какую-то скороговорку, время от времени кидая в бочку странный порошок, который вспыхивал как порох, попадая в огонь. Голоса обоих то повышались, почти переходя в крик, то снижались до шепота.
Сквозь приоткрытую дверь в комнату потянулся густой молочно-белый туман. Он струился по полу, заволакивая комнату, и вскоре в доме осталась лишь бочка и эти двое, читающие заклятье. Все остальное затянул густой туман, скрывающий предметы из виду.
— Вы призвали нас, и мы явились! — раздался громкий голос.
Гипнотизирующее заклятье мигом прекратилось. А к костру вышла сотканная из серого сумрака фигура, очень похожая на человека. Она струилась и переливалась, то становясь почти прозрачной, то превращаясь в черную, как вороново крыло, ткань. Лишь глаза гостя не изменялись. Багрово-красные угли мерцали в глазницах, то потухая, то ярко вспыхивая.
При виде этого существа оба моих знакомца прекратили свои завывания и склонили головы в каком-то подобии поклона.
— У нас новый рекрут, мадам Катарина. И на нем ваша метка, — почтительно произнес вурдалак.
Призрак шагнул вперед, проходя сквозь огонь и оказавшись возле моего ложа. Она задумчиво посмотрела на меня, склонив голову. Затем опустила ладонь в перчатке, прикоснувшись к моему лбу кончиками пальцев. Я стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. От пальцев веяло таким холодом, что мне на секунду показалось, будто мозг в черепной коробке превратился в кусок льда.
— Метка прижилась, — задумчиво сказала она. — Так и быть, я принимаю его.
«В жертву?»— хотел было спросить я, но промолчал. Катарина же щелкнула пальцами, и вокруг меня закружились черные тени.
«Точно в жертву, — мелькнула в голове пугающая мысль. — Опоили каким-то зельем, вот мне хуета всякая и мерещится. Ебаные сатанисты».
Я попытался было встать, но взор этого призрака гипнотизировал меня, сковывая движения.
Тени, тем временем, ускорили свою пляску вокруг меня. И вот уже нельзя было выделить одну из фигур. Они двигались настолько быстро, что очертания размывались, превращая этот танец в черный вихрь, в центре которого стояла Катарина, а я лежал на своем предсмертном ложе у ее ног.
Вихрь ускорился, подняв с пола тучу пыли, грязи и мусора. Мне послышалось, как под напором этого смерча затрещали стены, готовые вот-вот рухнуть и придавить всех, кто собрался в этой хижине. Плечо обожгло болью, как если мне к коже приложили раскаленное добела железо. Я хотел закричать, да только голос меня подвел. Тело не могло пошевелиться. И когда боль стала настолько невыносимой, что перед глазами заплясали искры, а сознание начало меня покидать, все мигом стихло.
— Лоа приняли его! — громогласно сказала Катарина. — Теперь можете отправить его в мир. Добро пожаловать, проклятый.
Она легко провела по моему лбу кончиками пальцев, стирая выступившие на коже крупные капли пота. А потом шагнула в туман, растворившись в нем. Тишина сдавила уши.
— Пора возвращаться в мир, — растягивая слова, произнес вурдалак, подходя ко мне. А потом он склонился и легонько толкнул меня в лоб когтистой лапой. И пол стал как густой кисель, который поглотил меня. Я медленно погружался в него, мерно тонул в этой обволакивающей меня черной бездонной пустоте.
Это и вырвало меня из чертовски беспокойного сна. Тяжело дыша, я резко сел на кровати и тут же пожалел о проявленном безрассудстве. Чувствовал себя прескверно. Голова закружилась, а зрение расфокусировалось. Комната опасно покачнулась, отчего я едва не упал с кровати.
Тело покрывал липкий пот, а голову будто стянули ремнем, сжимая виски. Мысли в голове рвались, словно клубок гнилых ниток. Горло пересохло. Безумно хотелось пить. Я провел кончиком языка по пересохшим, растрескавшимся губам, но легче от этого не стало. Вдобавок все тело болело, будто меня на всей скорости сбил КамАЗ и потащил за собой по дороге.
Я осмотрелся, пытаясь понять, как сюда попал. Воспоминания о вчерашнем дне, с тех самых пор, как я потерял сознание от укола в шею, затянула пелена непроглядного черного тумана. И как не силился я хоть что-нибудь вспомнить — у меня ничего не выходило.
Квартирка казалась мне незнакомой. Жалюзи на единственном окне были закрыты, в подобии каморки папы Карло царил полумрак. Непонятно даже, день сейчас на дворе или глубокая ночь.
В дверь кто-то постучал. Вернее не так. Кто-то со страшной силой ломился в дверь, отчего из дверного косяка посыпалась штукатурка.
— Пожар там, что ли? — прохрипел я, вставая с кровати.
Под ступней что-то хрустнуло, и я отдернул ногу.
— Блять!
В поисках выключателя провел рукой по стене, нажал клавишу. Осмотрелся по сторонам, и взору моему предстала феерическая картина, от которой я оторопел, а потом и вовсе пришел в ужас.
Едва тусклый свет лампочки, свисающей на проводе с потолка, разогнал мрак в убогой каморке, все в ней пришло в движение. Стены, пол, потолок — все дрогнуло, меняя цвет. И только спустя секунду после созерцания этой картины я понял: это были тараканы, которые бросились врассыпную, едва вспыхнул свет.
Потерявший цвет, потрепанный и растрескавшийся линолеум, покрытый равномерным слоем грязи; исцарапанный стол в углу комнаты; пара колченогих табуретов, задвинутых под столешницу; вытертый диван с засаленной, прожженной во многих местах обивкой, на котором лежала серая от грязи подушка и такого же цвета простыня, под которой я спал.
У входной двери стоял старый холодильник и такая же древняя плита. А больше в комнате-студии не было ничего.
Выгоревшие обои вздулись пузырями и отошли от стен. Когда же задумчиво ткнул пальцем в такой пузырь, он зашелестел и зашевелился.
И только сейчас я заметил одно новшество: татуировку на предплечье. Объемный рисунок, представляющий собой карту, пробитую насквозь ножом. Татуировка была совсем свежей, с покрасневшей, воспалившейся тканью по контуру. Рана был заботливо обмотана пленкой.
— Что за… — начал было я, рассматривая рисунок.
— Эй! Открывай, давай, пока калитку не вынесли!
Окрик из коридора заставил меня подпрыгнуть, обернувшись в сторону входа. А в дверь опять со страшной силой принялись колотить.
Голос человека, требующего впустить его, казался смутно знакомым. И тут черный туман, который скрыл воспоминания, будто рассеялся. Я мигом вспомнил недавнюю игру в притоне. Волшебную колоду, которую я выиграл у какого-то Нико, бег через подворотни, и… покупателя, который хотел выкупить эту колоду.
От этого воспоминания мне стало нехорошо. Ноги словно приросли к полу, по спине пробежал холодок, а в желудке заворочался противный ледяной ком. За этой самой дверью стоял человек, который еще совсем недавно хотел проломить мне голову. А это значит, что, когда он войдет в эту самую дверь, придет мне конец. В лучшем случае мне сразу пробьют голову и оставят помирать на этом вот грязном полу. В худшем — начнут добиваться справедливости за то, что не продал колоду, при помощи паяльника и утюга. А это будет больно и наверняка унизительно.
