А дальше я не сдержался. Привычный российский мат, не имеющий с их магическими формулами ничего общего, лег на язык легко и, как ни странно, своей привычностью и обыденностью принес пусть и мнимое, но облегчение. У него татуировка, которая, как я прекрасно знал, была нанесена на всю спину, кровила сразу в нескольких местах. Сам не понимаю, почему протянул руку, чтобы прикоснуться, но Ир не дал. Просто натянул на себя тунику и повернулся ко мне лицом. Глаза у него были все еще человеческие, то есть эльфийские. Да и вся внешность, уши и все такое прочее, тоже от Ириргана, а не от Ириргавируса. Но, насколько мне было известно, в светлом мерцании у него не всплывало никаких татуировок.
– Какое отношение к этому имею я?
Он как раз повернулся обратно ко мне, и стало видно, что его лицо буквально застыло от этого вопроса. Запоздало понял, насколько грубо с моей стороны это прозвучало, и начал лихорадочно соображать, как извиниться, но Ир мертвым, индифферентным голосом ответил:
– Самое прямое. Я пытался тебя лечить. Сам. Перестарался немного.
– Лечить? – вырвалось у меня, я был возмущен и почти раздавлен, злился теперь уже не на него, а на себя. – От жизни не лечат, Ир!
– От такой, как твоя, можно попытаться. – Он вскинул голову. В глазах его была такая ослиная решимость довести меня до белого каления любым из доступных способов, что я задохнулся. Потом плюнул на все условности, шагнул к нему и обнял.
– Что мне сделать? – вырвалось у меня тихое, горькое и отчаянное.
– Просто постой так, – отозвался он и с силой обнял меня в ответ, – хотя бы немного.
– А это правда поможет?
– Надеюсь, – сипло выдавил Ирирган.
– Да, нечего сказать, – фыркнул я и прокомментировал, честно стараясь, чтобы голос звучал весело. Получилось не очень. – Две калеки, две чумы – это как раз про нас.
– Эй… я не то самое! – оскорбился Ир, молниеносно получив толкование сказанного от моего переводчика, который все еще находился у него.
– Ладно, – примирительно обронил я. – Болезный ты наш, что дальше-то делать будем? Или ты уже что-то делаешь, чего я не чувствую?
– Почти закончил, – пробормотал он невнятно, все еще вжимаясь лбом в мое плечо.
– То есть домашний арест до полудня отменяется?
– Нет, – упрямо отозвался Ир и отстранился. – Все, – через минуту сказал мерцающий, глядя на меня своими желтыми, как у кошки, глазами.
– Ты точно уже закончил? Или… – Последнее слово я произнес с беспокойством, если честно, хоть Ир и изображал из себя этакого бодрячка, я за него беспокоился. Просто так его тату кровоточить не стала бы.
– Пойдем на кухню, – вздохнув, произнес он и зачем-то взял меня за руку, прежде чем потащить за собой, как будто я сам не пошел бы.
Но меня быстро озарило. Он был растерян, чувствовал себя неуверенно, поэтому хватался за меня как утопающий за соломинку. Очень важно, чтобы в такой момент рядом был кто-то, кому хочется доверять отчаянно и беззаветно, с кем можно хотя бы ненадолго позволить себе быть слабым и беззащитным.
Поэтому, поддавшись порыву, я сильнее сжал его руку. Прежде чем начать свой рассказ, Ир усадил меня на стул у окна, устроился за столом напротив, переплел тонкие пальцы на уровне лица и, не поднимая глаз, заговорил:
– Я почувствовал тебя вчера, потому что уже давно настроился на твой эмоциональный фон. В самой процедуре нет ничего особенного, мы, мерцающие, часто к ней прибегаем. Например, когда в ранней юности создаем свои первые мерцания. Собственно, именно такими эмоциональными аналогами долгое время служили для нас леди Имре-Хач и Надменный.
– Кто? – сразу не сообразил я.
– Командиры светлых и темных во времена Северного Затмения.
– А! Те самые, – дотекло до меня.
– Да. Они. – Сказав это, Ир замолчал.
У меня был порыв поторопить его, но я себя одернул. Сосредоточился на собственных мыслях. Конкретно в этот момент думать я мог только о нем, об этом вредном тихушнике, который уже бог весть сколько времени проводил надо мной одному ему известные процедуры. Слово-то какое! Как в психбольнице. Бред! И все же у меня не получалось по-настоящему на него разозлиться. Вместо злости мучило беспокойство. Хотелось, чтобы Ир прекратил играть в молчанку и рассказал мне все как есть. Прямо сейчас. А после хоть трава не расти.
– Ир? – протянул с вопросом.
Он резко выдохнул и все же встретился со мной взглядом.
– Прости, – удивив меня этим словом, произнес мерцающий и вернулся к объяснениям: – Я синхронизировался с тобой эмоционально, как только поймал себя на том, что мерцать, когда ты рядом, мне проще. И дело не только в этом. Переходные состояния… Понимаешь, я потому и находился так долго в своих мерцаниях и предпочитал не возвращаться в себя, что мои переходные состояния всегда были очень яркими… – Ир снова решил замолчать, я понял это по тому, как он поджал губы. Поэтому поспешил вставить свои пять копеек.
– То есть в своем переходном ты частенько себя не контролируешь? – в лоб спросил его.
– Контролирую, но именно в этом состоянии могу сказать такое, о чем предпочел бы умолчать в любое другое время. Именно потому…
Меня озарило. Да-да, уже привычно. И все же.
– Ты из дома сбежал, – сказал тихо.
И, как ни странно, ошибся. Ир на это только насмешливо фыркнул.
– С дедом поругался, – поправил он меня, – высказал ему все, что думал о его методах воспитания. Обвинил в страшном, сказал, будто именно он виноват в том, что в последние годы процент детских камер только увеличивается…
– Постой, постой… – перебил я, – каких таких детских камер? – Разумеется, в моем воображении, испорченном плеядой сериалов о зеках и тюрягах, нарисовался какой-то изолятор временного содержания с решетками на окнах, крысами и бетонными полами. И на фоне всего этого маленькие мерцающие, темненькие, желтоглазые…
Ир словно прочел что-то по моему лицу. И поспешил объяснить:
– Дети, ставшие водой, помещаются в специальные камеры. Это такие небольшие отрезки каменистой почвы, отделяемые друг от друга кругами из специальных черных камней, мы называем их вещими.
– Почему вещими? Они что-то предсказывают?
– У светлых именно на них гадают Вейлы.
– Лия?
– Не знаю, умеет ли она сама гадать, но ее мать точно гадает.
– А почему вы именно ими обкладываете детей?
– Существует поверье, что, если камни раскалятся, ребенок сможет вернуться в первоначальную форму. – И, упреждая мой вопрос, добавил: – На моей памяти такого не было ни разу.
– Но когда-то было, да?
– Говорят. – Он безразлично пожал плечами, а потом так резко поменял тему, что я даже растерялся. – Ты ведь даже понятия не имеешь о том, что переводчиками так просто не меняются. Я думал, откажешь, когда первый раз предложил тебе это. А когда согласился, решил, что просто олух. Но потом…
– А при чем тут переводчики? – изумленно выдохнул я.
Ир вскочил, зашагал по кухне. Места было немного, в конечном счете он пометался туда-сюда и застыл у окна спиной ко мне.
– Ведь думал, выпотрошу его, подсажу букашку и буду читать тебя на раз. И не смог. Стыдно стало. Мне – и вдруг стыдно! – Он криво усмехнулся.
Я видел только его профиль и эту ухмылку. На душе стало как-то муторно. Не грустно и не страшно. Просто не по себе. А он еще и глаза ладонью закрыл. Первой моей мыслью было: уж не плакать ли он собрался? Правда, я вовремя себя одернул. Ир – не баба, хоть и мерцающий. Да и с чего бы ему тут передо мной слезы лить?
– Ир. – Встал и подошел к нему, прижался плечом к стене у окна, заглянул ему в лицо. Разумеется, на слезы там и намека не было.
– Меня наизнанку выворачивает от всего этого! – воскликнул он и резко повернулся ко мне.
До меня наконец дотекло, что же его так сильно мучит. Я расплылся в улыбке.
– Что, познаёшь человечность на собственной шкуре, ледяной и неприступный ты мой? – осведомился невинно.
– Твой? – подхватил он и вымученно улыбнулся. – А еще пару фраз назад был наш.
– Ну после того как тайком чуть не выпотрошил мой переводчик, не посадил в него какую-то там букашку и не синхронизировался со мной, – правда, с последним я так и не понял, на фига оно все было. Короче, после всего этого ты теперь просто обязан на мне жениться!
– А не стремно тебе, друг мой, предлагать мне такое? – осведомился он с тем же подколом, что и я. И, словно между прочим, объявил: – Подумай хорошенько. Хоть у вас тут и не дают мужчинам жениться друг на друге, но я на один-то денек и девушкой побыть могу. Аккурат до загса и обратно, как тебе?
А вот тут уже я спал с лица. Шутки шутками, но об этом как-то не подумал.
– Ир, ты ведь пошутил? – на всякий случай уточнил у него.
– Вот еще, – хмыкнул он, – перед родителями я тебя уже отмазывал, прикинувшись твоей девушкой. Так что считай, смотрины пережил с честью. Пора и о регистрации отношений подумать! – И этот мерцающий гад искусно поиграл бровями. Так бы и треснул остолопа. Но рука не поднялась. Он у нас сегодня все же их-бин-больной, не иначе. Так что обойдемся без членовредительства. Да и заломает он меня, если всерьез попытаюсь ударить. У них на Халяре с физподготовкой ого-го как. Не то что у нас.
