прав. Эта база – не хранилище антиматерии. Она – форпост, прикрытие. Основная ее задача – задержать взломщиков, пока Хранитель доберется до антиматерии и убежит.
Вот зачем мотоцикл. Желтая хромированная красавица. Я представил, как на нее забирается эта груда мускулов, и рука вновь потянулась к ножу. Стоп! Хватит эмоций. Думай. Что-то тут не клеится.
– Но ты ведь здесь один, – выразила Вероника наше общее замешательство. – Кто будет задерживать взломщиков?
Марселино молчал дольше, чем требовалось в ответ на простой вопрос.
«Интересничает, паскуда», – прокомментировал Джеронимо.
– Скажем так: база хранит свои секреты.
«Точно! Где-то здесь есть кухня, я чувствую ее».
– Интересное, должно быть, место. – Вероника мастерски изобразила равнодушие вкупе с вежливым интересом. – А что за той дверью?
Марселино повернул голову.
– Лаборатория.
– Правда? – восхитилась Вероника. – Мой брат – ученый, ему наверняка там понравится.
– В эту лабораторию твой брат не войдет никогда.
Голос прозвучал угрожающе, я вздрогнул, Вероника смешалась, но Джеронимо только фыркнул и сделал пометку в блокноте.
– Э-м-м-м… Окей, поняла, – кивнула Вероника и указала на дверь, соседнюю с туалетом. – А здесь что?
– Комната сексуального уединения.
В руках у меня ничего не было, поэтому я уронил челюсть. Судя по ощущениям, челюсть пробила пол, ушла глубоко под землю и сгорела в магменном ядре Земли.
– Ого… – Вероника изо всех сил старалась поддерживать видимость светской беседы. – И часто ты там уединяешься?
– Каждый день, таков порядок. Дольше двух дней задержка – запускается протокол зачистки и восстановления.
Возникла неудобная пауза, которую Вероника заполнила, как смогла:
– И кто же эта счастливица?
Марселино повернул голову к Веронике. Карандаш Джеронимо дрожал над листом блокнота. Я затаил дыхание. Неужели где-то здесь есть миссис Хранительница Базы?!
– Никто, – сказал Марселино. – Но я бы хотел, чтобы ею была ты. Ты согласна?
Джеронимо икнул и выронил смартфон с блокнотом. Ощущение было такое, будто бомба взорвалась. Марселино вскочил, развернулся. Вероника встала рядом с ним. Разом вспыхнули все лампы.
– Замри! – прошипел Джеронимо.
Марселино смотрел прямо на нас:
– Что за…
– Джеронимо? – нахмурилась Вероника. – Николас? Вы что, подслушивали?
Мы молчали. Не знаю, как Джеронимо, а я чувствовал себя идиотом.
– Джеронимо… – Вероника вздохнула и потерла лоб рукой. – Это не мантия-невидимка.
– Молчи, Николас, – прошипел Джеронимо. – Не двигайся, она блефует!
Вероника спрятала лицо в ладонях. Казалось, ей стыдно.
– Тебе было восемь лет, ты читал книжки о волшебниках, и я подбросила тебе сверток с этим тюлем. Чтобы играть, понимаешь?
Джеронимо снял маску – лицо его было бледным – и стянул с нас тюль.
– Так вот почему ты всегда замечала, когда я шпионил за тобой в раздевалке… Ты… Ты – лгунья!
Одинокий отчаянный крик заметался по залу, отражаясь от стен. По щекам Джеронимо текли слёзы.
– Тебе уже почти пятнадцать лет! – Вероника вытянула к брату руки. – А ты?! – Она посмотрела на меня, зажмурилась и покачала головой. – Нет, Николас, это просто клиника, мне нечего сказать.
– Как вы выбрались из кладовки? – громко спросил Марселино, оставшийся равнодушным к чувствам Джеронимо.
– С помощью веры! – повернулся Джеронимо к нему. – Я смел поверить, что у меня есть сестра, которой на меня не плевать. Но я ошибся.
Он поднял с пола смартфон и пошел в сторону кладовки.
– Тряпку забери! – окликнул его Марселино. – Скоро я запущу протокол «Утилизация», зал будет обработан сверхвысокими температурами. Иначе ваши «консервы» начнут вонять.
– Пусть горит! – не оборачиваясь, крикнул Джеронимо. – Как и вся моя жизнь, вся моя вера. Ничего не осталось.
Он ушел. Теперь эти двое смотрели на меня. Что ж, твой выход, Николас. Помни, какую роль должен играть.
– Мне было нужно в туалет. – Я слегка поклонился. – А потом появились вы, и… Ну, я не рискнул нарушить уединение, и Джеронимо любезно предложил мне мантию-невидимку…
– Туалет там. – Марселино указал на уже известную мне дверь.
– Да, спасибо. Я по-быстрому. У меня все равно обезвоживание, так что…
Голос подвел, и я пошел к туалету.
– Может, снимешь маску? – Вероника пытливо вглядывалась мне в лицо. – Светло ведь.
– Не, – отмахнулся я. – В маске круто.
Еще не хватало продемонстрировать ей мое лицо. Красное, наверное, как восходящее солнце.
Проходя мимо Марселино, я от горя и отчаяния обнаглел настолько, что похлопал его по плечу.
– Соболезную. Насчет уединения и… всего такого.
Я закрыл за собой дверь и выдохнул. Плохой день. Плохая база. Плохой Николас. Чтоб мне провалиться!
Вернувшись в кладовку, я застал там печальную картину. Джеронимо свернулся калачиком вокруг шарманки и не то притворялся спящим, не то изучал стену остановившимся взглядом. Вероника же стояла над ним, отчаянно жестикулируя. Мое появление застало ее на середине патетической речи. Речь оборвалась, мне достался недовольный взгляд.
Опять я всё испортил. Что поделать, такое я дерьмо. Вот если бы солдаты дона Альтомирано не стали тогда исполнять «не слишком строгий» приказ своего повелителя и пристрелили меня в отцовой комнате при попытке оказать сопротивление, все бы сложилось куда лучше. Для всех нас.
– Твоему нахальству вообще есть предел? – раздраженным голосом спросила Вероника, окинув меня взглядом.
Ну да, я был в трусах и нес в руках свою одежду.
– Прости, если мое телосложение тебя оскорбляет, – сказал я со всей доступной мне ядовитостью.
– Класть я хотела на твое сложение! Ты спросил разрешения, прежде чем лезть в душ? Может, у него тут ограничение на воду?
– Видишь ли, я хотел спросить. – Открыв один из ящиков, я вытащил кипу простыней и принялся их раскладывать. – Но когда включил стиралку, подумал, что это было бы уже глупо. Мой девиз: делай без разрешения, чтобы не нарушать запретов.
Я настелил простыней на ящики, потыкал пальцем – вроде мягко – и лег, укрывшись последней простыней. Разыскивать подушку сил не было, глаза слипались. Я позволил им слипнуться. Успел еще заметить, как в зале что-то пыхнуло. С таким вот звуком: «Пых!» Контур двери обрисовался красным, и до меня докатилась волна тепла. Уютная такая.
Последней горестной мыслью перед забвением была такая: «Теперь Вероника защищает Марселино…»
***
Сны мои были сумбурными и неприятными. Я видел, как Вероника бьется в объятиях Марселино, пытаясь вырваться. Я бегу ей на помощь, а она поворачивается и бьет меня по лицу, плюется оскорблениями под хохот этого перекачанного отморозка. Наконец, подбежал Джеронимо и накинул мне на голову мантию-невидимку. Удары стихли. А когда я избавился от куска материи, то обнаружил себя в гараже, смотрящим на красавицу Ройал.
«Прокатись, – позвала она. – Давай, тебе же хочется!»
Я вытянул руку, но в тот миг, когда должен был коснуться руля, – проснулся.
Вытянутая вверх рука касалась нависшего надо мной лица. В первые секунды пробуждения мне показалось, будто это – лицо Вероники, и сердце мое учащенно забилось. Потом я разглядел, что к Веронике лицо не имеет отношения. Сердце, получив новые вводные, решило ничего в своем поведении не менять и продолжило крушить в костную муку грудную клетку.
Лицо было металлическим. На нем слабо светились похожие на фары глаза. Рот – полоска рифленого стекла в форме улыбки – замерцал оранжевым в такт словам, что тихонько произносились искусственным голосом:
– Спи, моя радость, усни… В доме погасли огни…
Я заорал. Я шарахнулся и полетел с ящиков черт-те куда, в темноту. Моему безмолвному воплю вторил электронный визг. Равномерный, на одной ноте, он все же становился тише – визжащий удалялся. Хлопнула дверь, отсекая его совсем.
– Что? Что такое? – Появились заспанные лица Вероники и Джеронимо, подсвеченные смартфоном.
– Там… Там… – Мой дрожащий палец указывал в темноту, туда, где скрылась напавшая на меня тварь.
Не в силах объясниться, я уронил руку и попытался глубоко дышать. Подумал, как жалко выгляжу – валяюсь в трусах посреди кучи простыней.
Сонливость покинула Джеронимо. Взгляд его сделался хищным, впился через глаза
