Разжав руки, Фаргел отпустил высохшую мумию, сейчас мало чем напоминающую грозного Даулета. Ну вот, и на этого забияку нашлась управа.
— Атакуем! — вскричала Карини и, застонав от боли, обхватила голову руками.
Толкнув ее, я вырвался. Размахнулся. Ударил.
Карини покачнулась. Оскалилась, напружинилась, и, бессильно завывая, упала на колени.
Чего это она? Я растерялся. Тренировки по боксу раньше не посещал. Да и силы особой нет — во всяком случае, против нее…
— Беги! — приказал Фаргел, яростно отбиваясь от наседающих вампиров. — Беги же! Скорее!!
А как же ты? Ежесекундно оглядываясь, я неуверенно двинулся к чердачному проему.
— Он все равно сдохнет! — простонала Карини. — Рано или поздно…
— Не надорвитесь! — съехидничал Фаргел. — Кеша, беги!! Верь мне!
Верь… Я должен бросить Фаргела? Оставить сражаться в одиночку только потому, что он меня об этом попросил? С другой стороны, он, конечно, знает, что делает и я сам не раз называл его Мудрейшим…
Я вспорхнул к звездам.
Под ногами вспыхнула Сверхновая, ультрафиолетовым наждаком пройдясь по телу. Сколько энергии нужно потратить Старейшим, чтобы выжить в этом аду?
Моя кожа горела. Я падал вниз.
Верь мне…
Распластавшись на животе, я постепенно приходил в себя. С закрытыми глазами, стараясь не шевелиться, пытался сообразить, что вокруг происходит. Обожженная кожа чесалась, мешая сосредоточиться.
Тихо, ветрено и пахнет гудроном. Последним обычно заливают крышу. Но не обязательно. В отдалении слышится шум моторов, слабые людские голоса. Рядом никого нет. Удачно шлепнулся.
Разлепив опаленные веки, я добыл еще кроху информации. Звездное небо загораживала непонятная продольная полоса. Она же парапет на краю крыши — что выяснилось, когда я, приподнявшись на локтях, завертел головой. Перевернувшись на спину, я начал осмысливать ситуацию.
Нет больше Мудрейшего. Нет Даулета. Остались израненные члены Совета, я и прочие вампиры. Плохой расклад.
Но и Старейших осталось не так много — в худшем случае трое. Это при условии, что все они смогли справиться с последствиями той вспышки, в которую превратил себя Учитель. Зная могущество Старейших, я склонялся к мысли, что им удалось-таки справиться с прощальным «подарком» Фаргела. Вопрос, насколько они теперь сильны; насколько возросли мои шансы в прямом столкновении?
Что они теперь будут делать? Регулирует ли загадочный Кодекс численность Совета? Станут они восстанавливать силы или начнут немедленные поиски? Предпримут одиночную охоту или соберут всех подвластных вампиров?
Надежда на мирное существование угасла окончательно. Пора смотреть правде в глаза: моя жизнь зависит от доброй воли охотников. Конечно, они будут счастливы иметь в резерве такого бойца, как я. Впрочем, у них найдутся ратники и посильнее — но так приятно иметь ручного вампира…
Кем я буду для них? Друг или временный союзник? Что придется делать? Убивать вампиров? Играть роль разведчика? Сидеть в засаде? Или, может, суждено стать объектом пристального изучения? И так уже наизучали. Дроботецкий знает о вампирах все, что нужно.
Как охотники будут относиться ко мне после того, как наше сотрудничество закончится?
Ладно, не важно: все это будет важно в далеком будущем — и то, если мстители уничтожат всех вампиров. Но как бы ни сложились наши отношения позднее, сейчас охотники — мой единственный шанс.
Нужно разыскать Дроботецкого. Он — моя спасительная ниточка; выход, который принимает и ехидный разум, и беспокойная совесть.
Поднявшись, я оперся о парапет, окаймляющий крышу. Сколько-то этажей ниже сновали люди, отсюда больше похожие на крохотных жучков. Девушки, парни, люди в возрасте — все словно жучки.
Люди… Имя им — миллионы, миллиарды. Но как они беспомощны перед парой тысяч вампиров, притаившихся в ночи. Все, что мешает этим монстрам — горстка смертных, гордо называющих себя охотниками. Говорят, за последние десятилетия для такого названия появились основания.
И все же нужно быть честным: главное препятствие на пути размножения вампиров — Совет Старейших. Исчезнет Совет — рухнут запреты. Будут в страхе перед ночью смертные.
Нельзя трогать Старейших. И нет у меня более страшных врагов.
А не трогать — означает не избыть вампиров никогда. Совет регулирует их численность, если охотники убьют троих — троих смертных и обратят. Не выживут двое из них — добавят еще пару новичков. У бессмертных рациональный подход, рачительный даже: надо сохранять пропорцию между едоками и пищей.
Где-то ходят по улицам друзья, знакомые, родные. Каждый из них — потенциальный вампир, потенциальная жертва, потенциальный охотник. Мир сузился до крохотных размеров, остались только эти категории. Какой убогой стала моя жизнь!
На остановке внизу раздалась ритмичная трель. Девушки, только что эмоционально обсуждавшие прошедший День рождения, замолчали. Одна из них нетерпеливо полезла в сумочку; начала разговор, развернув телефон в сторону, чтобы подруга смогла принять участие в беседе. Звонит какой-то Саша, сыплет шутками. Девушки смеются, отшучиваются в ответ.
Я тоже хочу так жить — как смертный! Трудно быть богом, трудно быть никем…
Первой зашевелилась Карини. Клокотавшая внутри ярость оказалась слишком жгучей, чтобы оставаться без движения. Приподнявшись на локте, Старейшая огляделась.
И Парме, и Дуккон были живы. Но, в отличие от нее, пережидали боль лежа. Сейчас они были практически беззащитны, но разве найдется глупец, способный атаковать Совет?
Сгоревшая кожа черным пеплом припорошила опилки. В воздухе — вонь гниющей плоти. Шатаясь, Карини встала на колени.
В тело словно впились тысячи серебряных игл. Ничего, можно справиться — это всего лишь боль. Она постепенно исчезнет: ослабнет — и уйдет. Нужно, нужно потерпеть.
Карини встала на ноги.
Поднеся к лицу руку, Старейшая оторвала сгоревшее веко, черным лоскутом падающее на глаз: вампиру нужно видеть свою жертву. А новое веко быстро отрастет — была бы кровь.
Оставшиеся члены Совета все еще валялись на опилках. Покрытые жгучей смесью из запекшейся крови, пепла, сгоревшей плоти — они предпочли ждать. Глупцы! Если что и может помочь — так это пища. Ах, если бы можно было напиться крови проклятого мальчишки! Пальцы Карини дернулись, смыкаясь в убийственной хватке.
С тем же успехом она могла окунуть их в святую воду: боль пронзила руку до самого плеча. Создатель поставил слишком много ограничений для детей ада. Его собственные дети куда свободней. Еще один повод для убийства.
