— Ты, что, вставай! Тот лишь мычал что-то невразумительное. Подоспевший Витт попытался его поднять, но у него ничего не вышло. Приподнятый, Георг лишь снова безвольно оседал вниз.
— Но почему? — прохрипел, наконец, остзеец.
— У нас приказ, — бесстрастным эхом отозвался капрал, отвернувшись, и вытирая лоб смятым кепи, — до гор еще пара дней пути… Там точно будет вода. Нам сейчас нельзя останавливаться. Витт пнул стоптанным сапогом подвернувшийся камень. Тот отлетел и покатился, подскакивая и звонко щелкая.
— Сегодня он, а завтра мы… — пробормотал, Корнелиус, тоже снимая кепи. Англичанин, не сказал ничего… Они шли еще несколько часов, Корнелиус не мог сказать сколько точно. Лишь перешагнув через очередной булыжник, он неожиданно осознал, что ноги его больше не слушаются. Корнелиус понимал, что упав на каменистую почву, должен был ушибиться, но боли не почувствовал. Он попытался встать, но не смог. Витт стоял рядом, привалившись к скале, и тяжело дышал. По равнине к ним, пыля сапогами, бежал Георг… «Вот и все», — подумал Корнелиус, — «он пришел за нами…» Георг слышал, как затихают вдали звуки шагов. На него опускались тишина и покой… Время остановилось.
Хлопанье крыльев и недовольное гоготание стервятника неожиданно выдернуло его из бездны, в которую он медленно погружался. Шум удалялся, что-то или кто-то спугнул падальщика. Солдат лежал ничком и не мог видеть, что это было. Потом рядом едва слышно зашуршал щебень. Мир вокруг него перевернулся, и перед глазами возникло раскаленное небо, которое заслоняла человеческая голова. У неизвестного было смуглое, покрытое глубоко врезанными морщинами безбородое лицо и длинные, седеющие волосы, схваченные на лбу потертой тряпичной повязкой. А еще у него была вода… целая фляжка чистой, прохладной воды… На самом деле она была далеко не чистой и прямо сказать не прохладной, но в тот момент Георгу это было совершенно все равно.
— Я не люблю gringo — на ломаном английском сказал предводитель апачей, глядя как солдаты жадно глотают принесенную им воду, — gringo всегда обманывали чирикауа, с тех пор как пришли сюда.
— Тогда почему ты помог нам? — спросил капрал.
— Когда два больших медведя дерутся, койоту больше достанется… Norteсos враги серых мундиров, серые мундиры враги чирикауа. Враг моего врага — мне друг… Если Гоятлай поможет norteсos, разве они не помогут ему?
— Что ты хочешь?
— Чирикауа хотели убить gringo и взять их ружья, но Гоятлай подумал «если помочь этим gringo они все равно могут дать чирикауа свои ружья, если убить их, то norteсos станут нашими врагами тоже».
— Ты хочешь получить наше оружие? — спросил Поттенбакер…
— У серых мундиров есть особые ружья. Новые ружья, они мало дымят и далеко стреляют. Gringo стреляют и убивают чирикауа, а чирикауа стреляют, и не могут убить gringo. Могут ли norteсos дать чирикауа такие же ружья?
— Думаю, да… — немного подумав, ответил капрал. Лейтенант армии его Величества Кент Уизерс настойчиво поскреб заросшую каштановой бородой челюсть. Похоже братья наши меньшие и шестиногие туда уже добрались… Он посмотрел на свое отражение в ведре — если бы не борода и густо вьющиеся волосы он вполне мог бы сойти за апача. Повязка вокруг лба, выцветшие до неопределенно серого оттенка мундир и бриджи, дополненные сыромятными мокасинами. Он представил себе, что изобразилось бы на лицах его лондонских знакомых доведись им увидеть заправского денди Уизерса в таком облике, и улыбнулся.
— Вот кончится война, найду вдову Дейли и женюсь, — убедительно пообещал Витт, сгребая с бочки выигрыш.
Калифорнийские стрелки молча наблюдали как их доллары, талеры и кроны исчезают в бездонных карманах остзейца.
— Еще одну? — невинно поинтересовался тот, закончив с наличностью.
Из-за угла показался невысокий блондин в мундире американерского офицера. Капрал Поттенбакер, единственный из всего отряда каким-то чудом ухитрявшийся регулярно брить бороду, привычным движением поднес руку к несуществующему козырьку.
Форменное кепи давно покоилось где-то на просторах пустыни Мохаве, уступив место лоскуту ткани, повязанному на индейский манер.
— Не стоит, не стоит, капрал, — воскликнул блондин, — после того, что вы перенесли, можно позволить себе некоторые вольности в отношении устава.
— Вольности в отношении устава не стоит позволять никогда — негромко заметил Поттенбакер, но стойку «смирно» все же на «вольно» сменил. Витт отложил карты и тоже принял более менее строевой вид, как и остальные. Лишь калифорнийские стрелки не проявили к вновь прибывшему никакого особого внимания.
— Я уже доложил по инстанции, — пояснил офицер, — в ближайшее время мы отправим вас в Сан-Франциско, а оттуда морем до Порт-Гумбольдта, на родину.
— Спасибо, господин лейтенант.
— Не стоит благодарности — маленький лейтенант, отмахнулся, — похвастайтесь же, наконец, трофеями.
— Пленный британский офицер Уизерс — капрал указал на англичанина…
— Заявляю официальный протест, — немедленно нашелся тот, — я частное лицо, не ведущее военных действий, не оказывавший вооруженного сопротивления, и, кроме того…
— Хорошо, хорошо, Ваша светлость, — поморщился американер, — мы в курсе бурной деятельности, которую развил Ваш отец в дипломатических кругах, так что Ваша личность не осталась незамеченной…
— Светлость? — Витт широко раскрытыми глазами уставился на британца.
— Да, — резко ответил тот, — но не мог же я в этой дикой стране и, находясь, к тому же, в плену у столь убежденных демократов как вы, на каждом углу кричать о своем аристократическом происхождении?
— Вашу судьбу мы обсудим позже, — прервал его монолог лейтенант, и обращаясь уже к Поттенбакеру — где обещанное боевое устройство? Тот подвел его к лежавшим у палатки сверткам и развернул ветхую парусину и оленьи кожи, скрывавшие вороненый металл оружия.
— И? — недовольно спросил лейтенант, — это оно и есть? Капрал молча кивнул.
— Механическое ружье системы Хирама Максима, — сухо констатировал офицер, — пара таких есть даже у калифорнийцев. Потом он спохватился и быстро исправился.
— Вне всякого сомнения, героический захват Вами этой модели и ее доставка на нашу территорию сыграют колоссальную роль в дальнейшем ходе войны…
Капрал Поттенбакер сохранил невозмутимое выражение лица, на остальных было жалко смотреть. Маленький лейтенант развел руками:
— A la guerre comme a la guerre… Вы честно выполнили приказ, и страна вас не забудет. Он повернулся и пошел от костра, его длинная тень, тянулась по сухой траве слегка подкрашенной лучами заходящего солнца. Внезапно он обернулся и спросил:
