— Кончай, старик! — крикнул Эванс.
Финкль даже не услышал его и продолжал:
— Что там, мы не знаем. Но выясним. Сейчас вы отдадите мне пистолет, и мы вместе выясним, что там внутри…
Сильвия подняла пистолет, прицелилась и дважды спустила курок. Одна пуля пролетела между моей головой и головой Дега и с глухим ударом вонзилась в обшивку самолета позади нас. Другая сразила Финкля. Сразила наповал.
— Финкль! — закричал я.
Он упал, как подкошенный. Упал, издав негромкий стон, в который вложил последние силы. Он скончался моментально, так же быстро, как мгновенно долетела до него пуля, поразившая сердце.
Я опустился на колени с закованными руками.
— Финкль! — позвал я. Никакого ответа. Инженер уже отошел в мир иной, казалось, он был мертв уже сто лет. Стоя на коленях, я посмотрел на Сильвию. Все остальные, потрясенные, тоже смотрели на нее с изумлением. На чудовище всегда смотрят с изумлением.
— Вы убили его, — сказал я. Мой глухой голос, казалось, доносился до меня откуда-то издалека, еловно это был чей-то чужой голос.
Она молчала.
Я повторил:
— Вы убили его.
— Совершенно верно, а теперь настал ваш черед! — проговорила она. Не было больше и следов красоты на ее бледном, напряженном и озлобленном лица Я поднялся.
— Отчего же не стреляете? — спросил я.
— Вы нужны мне. Еще понадобитесь.
— Не рассчитывайте на меня.
— Мартин, ради Бога! — шепнул Дег у меня за спиной. Я спрашивал себя, что же такое могло произойти в психике Сильвии. Она посмотрела на меня долгим и мрачным взглядом. Потом повернулась к Эвансу и Джею, и они оба подняли скованные наручниками руки, едва ли не с мольбой о пощаде. Она приказала:
— За дело. Освобождайте этот ящик. Быстрее!
Гул самолета больше не был слышен Видимо, летчик отправился обследовать соседние горы, другие пустынные плоскогорья. Я прошептал:
— Дег, приготовься. Я наброшусь на нее, как только она начнет целиться. В любом случае, ранит меня или нет, она упадет, и тогда ударь ее. неважно куда, лучше по голове, если сможешь. Куда угодно, лишь бы крепко. Понятно, Дег?
Он сглотнул слюну и выдохнул:
— Да.
Юноша понял, что снисхождения нам не будет. Меня охватил отчаянный гнев. Я взглянул на девушку в голубом комбинезоне, посмотрел на черный камень с его пульсирующей тайной.
И тут зазвонили колокольчики тревоги — я сообразил, что нужно посмотреть в другую сторону, куда? Мой взгляд словно повиновался внутреннему призыву. И я увидел Астрид.
Астрид. Мне показалось, что ее тело лежало уже не в той неестественной позе, как прежде. Теперь я увидел локоть. И он двигался. Я не сомневался в этом. Колокольчики умолкли, и я понял, что Астрид еще жива. Выстрел Сильвии тяжело ранил ее, но не убил. И она шарила рукой, словно ища что-то у себя на груди… конечно же, рычажок сигнализатора! Она хотела найти его, схватить… повернуть… и завершить миссию, какую ей поручили тупамарос.
Потрясенный и онемевший, я следил за ее движениями и не мог даже пошевелиться. Астрид слегка вздохнула, чуть-чуть выгнула спину. Локоть уже не был виден. А, вот она, ошибка Сильвии! Она решила, что покончила со всеми проблемами, и не сняла с нее сигнализатор, и теперь, теперь. Астрид двинула головой. Она сделала это как-то неестественно, казалось, что голова в неотвратимом движении поднимается сама по себе. В долгой предсмертной агонии Астрид сумела сделать последнее отчаянное усилие — собрала остаток сил и теперь намеревалась взорвать все. Я видел, как она вздрогнула, и закричал:
— Ложись, Дег! — и бросился на землю. Дег тоже испуганно вскрикнул. Сильвия, Джей и Эванс быстро обернулись. Девушка вскинула пистолет и в этот же момент увидела бледное лицо Астрид. Глаза Сильвии расширились от ужаса, и, мне показалось, она закричала:
— Нет! Нет!
Но я так ничего и не услышал, потому что в этот момент вспыхнуло ослепительное пламя. Астрид повернула ручку сигнализатора. Ящик взорвался, превратив в ничто миллион долларов в банкнотах и золотых слитках.
И не только его.
Что происходит, когда три человека оказываются возле взрывающейся бомбы? Я знал это. Я был на войне. И след, который кровавая бойня неизбежно оставляет в сознании, подобно неизлечимой заразе, инстинктивно заставил меня действовать так же, как при бомбардировке. Воздух еще вибрировал от взрыва, когда я бросился вперед, к облаку пепла, к еще дымящейся земле. Я крикнул:
— Сильвия!
Я подумал, что она, стоявшая от ящиков дальше мужчин, возможно, уцелела. Мучительная боль в запястье напомнила мне о наручниках, но я стоял на месте взрыва и…
Я замер, потрясенный.
В этот момент мне показалось, что все вокруг меня перестало существовать. Не было больше никаких звуков. Царила абсолютная тишина. Ни смерти вокруг меня, ни резкого неприятного запаха.
А был только ОН.
Он недвижно стоял в своем каменном футляре. В этом камне, расколотом взрывом надвое. Стоял во всей своей белоснежной и нереальной обнаженности. Со сложенными на груди руками — с этим извечным жестом человека, уходящего на вечный покой.
Его белизна почти ослепила меня.
Я с изумлением смотрел на него.
И он открыл глаза.
Медленно, спокойно, не остерегаясь яркого света, открыл он глаза и тотчас устремил взгляд прямо на меня, словно зная, что я тут. Никогда не забуду этот взгляд.
Он явился из какого-то неведомого мира, откуда-то, где нет понятия времени. Кто сказал, что время — это всегда только время, а пространство — всегда только пространство? В этот момент не существовало больше ни времени, ни пространства, никаких других измерений. Его глаза смотрели на меня из вечности.
Я выдержал этот взгляд. И если случалось кому-то оставаться живым при остановившемся сердце, то таким человеком был я.
Мы смотрели друг на друга, пока вокруг оседали последние пылинки пепла. Потом он сделал первое движение. Его белоснежное тело не задрожало, как это произошло со мной. Его руки легко отстранились от груди. Одна медленно опустилась. Другая протянулась ко мне.
Он шевельнул губами, он хотел что-то сказать.
Вот тогда это и произошло.
Его белые руки потускнели, словно покрылись легчайшей вуалью. На коже проступила тончайшая густая паутинка складок, похожих на трещинки в белоснежной керамике.
И в ту же секунду он утратил собственную форму.
Он утратил облик человека, некоего тела. И неслышно осыпался, мгновенно превратившись в горстку праха.
