– Наверное, его больше любили и жалели. Растения очень чутки к человеческой любви.
– Я согласен с вами.
– Простите, Товарищ Полковник. У меня возникла небольшая проблема.
Тот приподнял брови.
– Разве? И ваша свита не сумела ее решить? Ай-ай-ай.
– К сожалению. Я спросил у ваших офицеров, как к вам обращаться, поскольку я, видимо, был бестактен. Они не смогли ответить на мой вопрос.
– А, понимаю, – Товарищ Полковник ничуть не огорчился. – Видите ли, по протоколу нашей встречи я не имею права называть свое имя. Я вообще-то могу назначать только официальные встречи. А частные свидания вынужден проводить строго инкогнито. Ничего не попишешь, таков порядок. А чем вам не нравится псевдоним «Товарищ Полковник»? Вы ведь сами придумали его.
– Но ваши подчиненные пугаются.
– Да им так положено, вот и пугаются. Не придавайте значения. Вы голодны?
– Нет, я после выступлений не могу есть.
– Тогда вам пришлют ужин в отель. Не бойтесь, это настоящая китайская еда, а не то, чем вас могут угостить в ресторане. Этим вы не отравитесь точно. У китайской современной элиты слабый желудок – наследственность, да, – поэтому то, что не вредит нашим генералам и чиновникам, вам не повредит тем более.
Фомичев вежливо посмеялся. Очень вежливо. Потому что ему было холодно даже думать, кем может оказаться этот приятный молодой человек.
– Мне очень понравилась ваша лекция. Мое образование скорей гуманитарное, но я живо интересуюсь и естественными науками, и инженерными новинками. Но мне показалось, для вас исследование этой аномалии имело и личную ценность.
– Да, пожалуй. Так вышло, что я-то теоретик, а вот кое-кто из моих друзей умудрился исследовать аномалию на собственной шкуре. Поначалу я увлекся как ученый, но затем… Стали приходить люди, и хоть до того мы не были знакомы, но быстро стали друзьями. Возникли неожиданные эмоциональные и духовные связи. Вплоть до того, что в какой-то момент я принял участие в контрабандной перевозке людей через границу. Да-да.
Фомичев не видел причины запираться. С операции на Саттанге сняли гриф секретности едва ли не раньше, чем она завершилась. С его точки зрения это была даже не операция разведки, а приключенческий роман.
Товарищ Полковник слушал явно с интересом. Впрочем, Фомичев постарался еще сгладить некоторые технические моменты, на первый план выведя личные истории. И конечно, история потомков людей, сделавших очень много для исследования Чужих, не могла пройти мимо его внимания.
– Да, мне уже подали рапорт о событиях на Саттанге, – сказал Товарищ Полковник. – Перспективы увлекательные. Как вы догадыватесь, именно с этим рапортом и связано мое приглашение вам. Наши офицеры должны иметь представление о том, как устроена эта часть Вселенной. И очень хорошо, что вы позвали школьников. Это наши будущие лучшие кадры. А скажите, мистер Фомичев, я слыхал, что Делла Берг очень красива. Это правда?
Фомичев чуть не поперхнулся чаем.
– Ну, на наш взгляд… на взгляд человека моей национальности – да, пожалуй. Не знаю, что о ней думают китайцы. Все-таки у вас другие эстетические запросы.
– Она замужем?
Фомичев задумался.
– Когда мы виделись, еще не была. Но есть один человек… и мне как провидцу кажется, что это вопрос времени.
– Я слыхал о некоем Максиме Люкассене, он же Максимиллиан ван ден Берг.
– Это ее бывший муж.
– А тот человек, о котором вы думаете, – не он?
– Нет. Август-Александер Маккинби.
– А, герцог Кларийский? Наслышан. Достойный человек. Красивые девушки должны выходить замуж за достойных мужчин. Ли Чан… – Товарищ Полковник произнес что-то на китайском. Ли Чан, стоявший у дверей в полуобморочном состоянии, пулей метнулся за дверь, тут же вернулся и с поклоном передал черную папку и стило. Товарищ Полковник размашисто расписался, закрыл папку и протянул ее Фомичеву: – Передайте это ей, пожалуйста. Вы упомянули, что провидец, или мне послышалось?
Фомичев рассмеялся:
– Товарищ Полковник, вы осведомлены явно лучше, чем многие из сенаторов на Земле. Мне нечего стыдиться, я никогда никому не лгал. Бывало, ошибался. Но провидчество – это такое ремесло, в котором не ошибаются только мошенники.
– Я могу задать вам вопрос по вашему ремеслу?
– Конечно, но я бы хотел предупредить: возможна ошибка. И я отнюдь не во всех сферах достаточно хорош. Я неплохо вижу будущее человека, но, допустим, с поиском пропавшего рискую не справиться.
– Вопрос о будущем человека.
И снова Ли Чана послали за дверь. Он вернулся со шкатулкой. Вслед за ним вошли еще несколько офицеров и выстроились вдоль стены. Товарищ Полковник раскрыл шкатулку и вынул из нее миниатюру, написанную маслом. Положил перед Фомичевым.
– Расскажите о будущем этого человека.
Фомичеву хватило одного взгляда, чтобы все понять. Но он взял себя в руки. Похоже, это не подстава. Раз дали не фото, которое плохой посредник, а миниатюру – действительно хотят знать.
– Можно какие-либо вещи, принадлежащие человеку?
Товарищ Полковник вынул стило, платок, перстень.
– Это его любимые вещи. Он прикасался к ним недавно.
Фомичев коснулся всего по очереди.
– Он трогал их в последний вечер перед тем, как ночью впал в кому, и с тех пор не приходил в себя? Десять дней назад? Ваши врачи применяют только консервативную терапию, верно?
Взгляд Товарища Полковника стал холодным, но не злым.
– Я хочу знать, можно ли его вылечить.
– Шанс есть. Эта форма рака мозга лечится. У него больное сердце, недавно был инфаркт. Значит, не все методы годятся. Ему необходимо сразу делать две операции: на головном мозге и на сердце. Сердце придется пересаживать от донора. Если вы сегодня же отправите этого человека на Землю, его успеют спасти. Он проживет еще довольно долго, но лишь при условии, что будет избегать любого стресса. Если нет, то он умрет через два месяца, причем не от рака мозга, а от остановки сердца.
– Что будет, если ему после лечения доведется испытать сильный стресс?
– Инсульт. Паралич будет полным, но вскоре подвижность правой стороны и речь восстановятся. Левой – уже никогда. И будут сильные головные боли. Через два года возобновится рак.
– Насколько мучительной будет смерть, если отказаться от операции?
– Нет. Его рак не успеет развиться до такой стадии, чтобы причинять невыносимую боль. Сейчас больной в коме, и он не придет в сознание. Он слишком стар, и он привык много двигаться. Его сердце изношено, оно умирает от смены привычного режима дня, оно уже не может переключаться, как в молодости.
Товарищ Полковник закрыл лицо руками. Офицеры опустили глаза.
– Что же мне делать? – воскликнул Товарищ Полковник. – Я хочу его спасти. У меня есть все, чтобы его спасти. Но он всегда ненавидел Землю. Он говорил: пока я жив, ничего не должно меняться. Что с ним будет, если я нарушу его волю и отправлю на Землю, беспомощного, когда он не может возразить?! Он не сможет с этим жить.
