— Значит, и вы использовали?
Она улыбнулась и промолчала.
Вечером очередного вторника, перед отъездом, в его честь устроили вечеринку, где присутствовали пациенты, медперсонал и несколько ганков. Кэрд немного выпил, получил от трех женщин, включая Бриони, признание в любви и долго утешал Донну Клойд. Она, крепко обнимая и целуя его, шептала:
— Не знаю, что со мной будет. Я ну совсем не чувствую себя преступницей. А ведь, если я не проявлю искреннего раскаяния и сожаления так, чтобы мне поверили, мне конец.
— После инъекции анти-ТП ты можешь лгать. Вот и лги.
— Ты тоже лгал?
— Нет, мне в этом не было надобности.
Он не знал, последует ли она его совету, но ничего лучшего предложить ей не мог. Незадолго до полуночи он попрощался с каждым участником вечеринки в отдельности. Брускино поцеловала его и сказала:
— Удачи тебе, святой Джефф.
— Спасибо за все, — сказал он, входя в цилиндр. — Может, я еще увижусь когда-нибудь с кем-то из вас.
Кэрд сомневался, что такое случится, и ему было грустно от этого. Но в этой ситуации ничего не оставалось, как только грустить. Он надеялся, что сделал хоть что-то хорошее, пока был здесь.
Дверца закрылась, и последними, кого он увидел, были доктор Брускино, Донна Клойд и Бриони Лодж. Все трое плакали. Какой бы ни была причина их слез, пусть поплачут. Это облегчает боль.
В следующий вторник Кэрд проснулся на манхэттенской эмиграционной станции, в огромном здании, занимающем три квартала по 12-й авеню и Западной 34-й улице. Чуть восточнее находился проезд Вест-уэй и Гудзонский эмиграционный порт, а в нескольких кварталах к северу — мост Нью-Линкольн.
Кэрд вышел из своего цилиндра в гомон голосов и в кажущуюся, на самом деле хорошо организованную, неразбериху. Им сразу же занялись двое чиновников. Дежурный ганк удерживал телесъемочную группу за веревочным ограждением, пока Кэрд проходил паспортный контроль. Кэрда голографировали, взяли у него образцы голоса, пробу на ДНК (срезав прядь волос) и сняли отпечаток большого пальца. Полученную информацию поместили в компьютер, который подтвердил, что новоприбывший действительно является Джефферсоном Сервантесом Кэрдом, с новым личным номером С-238319 ВТ, гражданином штата Манхэттен, Североамериканский орган, Органическое Сообщество Земля. Дальнейшая процедура предусматривала инструктаж и выдачу адреса временного проживания. Но Кэрду дали пять минут, чтобы он мог ответить на вопросы телерепортера Вильмы Перес Шухен, рыжеволосой дамы с красивыми формами, говорившей быстро и отрывисто.
Шухен спросила его, что он чувствует при возвращении в Манхэттен, свой родной штат, в котором он прожил всю жизнь, кроме нескольких последних сублет.
Кэрд ответил, что он ничего не помнит о той своей жизни и Шухен чертовски хорошо это знает.
Шухен: Сообщество освободило вас и аттестовало как полностью реабилитированного. А как же ваши прочие «я»?
Кэрд: Их больше нет, и я знаю о них только то, что видел на видеопленке или слышал от других. Я имею к ним так же мало отношения, как и вы.
Шухен, держа микрофон у самого рта: Значит, вы продолжаете утверждать, что страдаете расщеплением личности и потому не можете нести ответственность за свои поступки?
Кэрд, отшатываясь от микрофона, чуть не заехавшего ему в зубы: Я не страдал расщеплением личности в научном смысле этого выражения. И никогда не был умалишенным.
Шухен: Окажите любезность объяснить нашим зрителям, что вы имеете в виду.
Кэрд: Не окажу.
Шухен, явно опешившая, с застывшей улыбкой: Каковы ваши планы на будущее?
Кэрд: Планов на прошлое не бывает. Планы строят только на будущее. Я подал прошение принять меня в больницу санитаром и надеюсь получить эту работу. Возможно, впоследствии я поступлю в медицинский институт и постараюсь стать врачом. Но об этом еще рано говорить. Это зависит от многих причин.
Шухен: От каких же?
Кэрд: Например, от того, будут ли мне надоедать вопросами о том, что я совершил в качестве своих прежних «я».
Шухен: Почему вы выбрали работу санитара?
Кэрд: В мире так много страданий, боли и безнадежности. Я хотел бы хоть немного помочь облегчить их.
Шухен: Хотите творить добро?
Кэрд: Разве не все мы этого хотим?
Шухен, чья улыбка превращается в оскал: Само собой. Не очень-то умничайте, гражданин Кэрд. Вы хотите возместить обществу вред от совершенных вами преступлений?
Кэрд: Идите вы в задницу, гражданка Шухен. К чему этот стервозный тон? Пытаетесь меня спровоцировать? Хотите, чтобы я подал на вас жалобу за приставание? Я бы и за глупость заявил на вас, но такой статьи в законе нет.
Шухен: Гражданин Кэрд, я только выполняю свою работу.
Кэрд: Плохо выполняете, на мой взгляд.
Шухен: Вы ведете себя как смутьян и подонок, гражданин Кэрд. Нам сообщали, что вы сделались очень заботливым, сострадательным человеком, но по вас этого не скажешь.
Кэрд: У меня впереди много дел. Я не хочу тратить время на людей, которые даже не пытаются меня понять и задают глупые вопросы. Я не хочу, чтобы ко мне лезли с вопросами о том, что когда-то делало мое тело — мое тело, не я, — стремясь удовлетворить свое болезненное любопытство. Не сомневаюсь, что вам известна история моей болезни. Правительство ознакомило вас с ней. Я не виноват, если вы не выполнили свою домашнюю работу. Интервью окончено.
Пятнадцать минут спустя Кэрд вышел из здания станции на 12-ю авеню. Доехав на автобусе до Западной 14-й улицы, он пересел на другой, который повез его через весь город до пересечения Первой авеню с Восточной 14-й улицей. На улицах было полно велосипедов, электрических трициклетов и автобусов. Более крупный транспорт представляли редкие патрульные машины. Вид родных улиц не пробудил в Кэрде никаких воспоминаний. С сумкой на плече и с небольшим чемоданчиком он прошел еще немного на север, до середины огромного здания Стьювезант Таун Билдинг. Эта громадина, однако, насчитывала всего четыре этажа. Высоченные небоскребы, отличительная черта древнего Манхэттена, были снесены пару тысяч лет назад.
Потея под жарким солнцем раннего лета, Кэрд вошел внутрь, отыскал офис квартального и был направлен в свою квартиру на втором этаже. Он вложил в дверь свое удостоверение, и дверь отъехала вбок. Выпив большой стакан воды, Кэрд осмотрел свое жилище. Оно было чистым по меркам трущобного района. Он принял душ, надел чистую блузу и кильт и вернулся в контору квартального, чтобы прописаться. Секретарь, как видно, успел уже посмотреть его интервью. Он ничего на этот счет не сказал, но хмыкнул, когда Кэрд назвался. Прочитав данные Кэрда на экране, он вернул новому жильцу его карточку со словами:
