потом вполголоса сказал ему что-то. Гюнтер повернулся к Сайму:
– Как видите, нужно найти самый действенный подход к каждому индивидууму. Я это усвоил много лет назад.
Он видел, что лицо Сайма покрыто капельками пота, а веки быстро моргают. Казалось, с ним вот-вот случится обморок.
– Вы хорошо себя чувствуете? – спросил он, протянув руку.
– Да, – резко ответил Сайм. – Просто я ожидал чего-то более грубого, чего-то… общепринятого. Этот фильм… я был застигнут врасплох.
– Это слишком для вас?
Каким странным образом, подумал Гюнтер, может проявляться чувствительность в людях, будто бы лишенных ее. Если бы Дракса избивали, Сайм, вполне вероятно, охотно присоединился бы к процессу.
– Нет, конечно, – отрезал Сайм. – Просто в камере было чертовски душно: столько народу набилось, да и киноаппарат – такие штуки вырабатывают много тепла. Очень много, – повторил он яростно.
Неожиданно раздались шаги – Гесслер быстро шел к ним, вскинув руки, словно пытался предотвратить нечто ужасное. Юноша у него за спиной закрыл лицо ладонями.
– Что такое? – спросил Гюнтер.
Лицо Гесслера было перекошено, губы тряслись.
– Фюрер… – проговорил он. – У него случился сердечный приступ. Нашего фюрера больше нет.
В воскресенье, 30 ноября, Сара отправилась на поезде в Брайтон. О том, куда ехать, она узнала накануне вечером от Мег, вернувшейся к Дилис с чемоданом новой одежды, деньгами и новыми документами. Мег наскоро прошлась по основным пунктам новой биографии Сары. Отныне ей предстояло стать миссис Сарой Хардкасл, вдовой школьного учителя из Лондона, и жить в меблированных комнатах в Брайтоне – до тех пор, пока Дэвид и еще несколько человек не будут готовы присоединиться к ней. Легенда гласила, что она решила выбраться на несколько дней из Лондона, чтобы развеяться после гибели мужа в автомобильной катастрофе, приключившейся в этом году. Куда им всем предстоит отправиться дальше, Мег не знала или не захотела сказать.
Дилис покрасила коротко подстриженные волосы Сары, и они стали темно-рыжими, удивительно естественного оттенка. Мег ушла довольно поздно, и Сара очень устала. Ночь она провела на раскладушке в той комнате, где встречалась с Джексоном и где, по словам Дилис, ожидали посетители. «Я скатилась от гостиной в предместье до прихожей проститутки всего за один день», – подумала Сара и чуть не зашлась истерическим смехом.
На следующий день Дилис проводила Сару до станции «Пикадилли-серкус». Сара обулась в пару грубоватых, практичных ботинок и несла свой чемодан. В людном вестибюле Дилис крепко обняла ее.
– Спасибо, – сказала Сара и добавила: – С вами все будет хорошо? Куда вы поедете?
– На новую квартиру. Удачи, милая.
Затем Дилис еще раз обняла ее и ушла. Сара заставила себя идти дальше – стоять на месте было нельзя, это привлекало внимание. Юные чернорубашечники с молнией БСФ на нарукавных повязках направлялись на какое-то мероприятие. Сара быстрым шагом двинулась к билетной кассе, доехала до вокзала Виктория и купила билет на поезд до Брайтона. Пока она ждала на платформе, сердце екало всякий раз при виде патрулирующего полисмена. Она облегченно выдохнула, сев в вагон.
После кошмарного хаоса последних дней обыденность железнодорожного путешествия казалась нереальной. Сара тупо смотрела на крест – тисненый логотип «Саузерн Рейлвей компани» на спинке кресла напротив нее. Кто-то оставил на сиденье газету – «Гардиан», старое либеральное издание, которое всегда читал ее отец. Бивербрук купил ее в прошлом году, и теперь она, как и остальные, была полна правой пропаганды. Заметка сообщала об инциденте во Франции: коммунистические агитаторы из Сопротивления напали на грузовик, перевозивший евреев в лагерь временного размещения в Дранси. Погибли несколько жандармов и евреев. Оставалось лишь гадать, сколько правды было в этом сообщении: ходили слухи, что французское Сопротивление приняло еще более массовый и насильственный характер, чем британское. Кроме того, Саре попалась заметка про одного видного государственного служащего, работавшего у младшего министра здравоохранения Черча. Его подозревали в том, что он навещал бордели вместе со своим двоюродным братом Уилсоном, главным врачом психиатрической клиники. Саре это показалось сомнительным: поговаривали, что, когда власти хотят избавиться от неугодных, они снабжают прессу подобными историями. Так или иначе, дни чиновника были сочтены.
Пассажиров в поезде было мало; и когда он отошел от Хэйуордс-Хит, вагон почти опустел. В детстве Сара несколько раз бывала в Брайтоне – летом, с семьей, когда поезд был набит взволнованными, нетерпеливыми ребятишками. При мысли, что она может никогда не увидеть родных, на глаза снова навернулись слезы, и она тихонько заплакала, съежившись на сиденье в пустом вагоне. Сара понимала, что не должна привлекать внимания, но ничего не могла с собой поделать.
Ей посоветовали взять такси до гостиницы. На брайтонском вокзале воняло дымом, но стоило выйти из здания, как в ноздри ударил удивительно свежий воздух, обжигающе-холодный и солоноватый. Сара окликнула водителя, и они поехали по петляющим улочкам, пока не добрались до широкого проспекта Стейн. Взору открылись купола Брайтонского павильона, индийского дворца Георга IV. Проехав по Стейну, они свернули в боковую улочку, застроенную узкими трехэтажными домами с облупившимися фасадами. Над дверями висели таблички с названиями гостиниц, в окнах виднелись плакаты «Сдается». В конце дороги, неожиданно близко, плескалось море.
Гостиница называлась «Вид на Английский канал». Швейцара не было, Сара сама затащила чемодан в сумрачный, тесный вестибюль. За маленькой стойкой сидела низенькая, измученно выглядящая женщина лет сорока с лишним. Сара положила на стол удостоверение личности.
– Миссис Хардкасл, – произнесла женщина и с опаской посмотрела на нее. – Проходите и познакомьтесь с моим мужем.
Она слегка картавила, почти как обитатели сельской глубинки. Затем она приоткрыла полог, и Сара вошла вслед за ней в кабинет, где сидел и корпел над счетами пухлый лысоватый мужчина в безрукавке и жилете. Жена передала ему Сарино удостоверение личности. Он ознакомился с ним, потом поднял взгляд и осмотрел гостью:
– Благополучно добрались?
– Да.
– Вид у вас такой, будто вы плакали.
В его голосе угадывался упрек.
– Да. В поезде. Больше в вагоне никого не было.
Мужчина сурово посмотрел на нее:
– Кто-нибудь мог войти.
Сара тяжело вздохнула:
– Два дня назад я была обычной домохозяйкой. А теперь в бегах. Я узнала, что мой муж – шпион, лишилась дома и не знаю, все ли в порядке с моими родными и увижу ли я их снова. Так что признаюсь: да, мне совестно, но я плакала.
– Вы не знали, что ваш муж работал на нас?
– Он мне не говорил.
– Ну, зачастую это к лучшему, – сказал мужчина менее враждебным тоном. – Кстати, с вашими родными все в порядке, нам это
