будет наша операция, эсэсовская, без поддержки посольства. Я собираюсь послать туда вас с несколькими надежными людьми – полудюжиной, если получится. Подумываю включить Каппа, который присутствовал при допросе Дракса.
Гюнтер кивнул:
– Он производит впечатление толкового человека.
– Я изучил карты, и мы сейчас же пошлем разведчиков, чтобы следить за местностью. Этот Роттингдин – всего лишь крошечная деревушка в расщелине между утесами, с крохотной бухтой. Вы спрячетесь там и возьмете Манкастера и его людей, когда те приедут. – Он серьезно посмотрел на Гюнтера. – Но нужно играть осторожно, мы не хотим, чтобы англичане пронюхали об этом. – Его голос зазвучал не так бодро. – Сегодня они должны были начать переправку евреев на остров Уайт, но туман внес свои коррективы. До меня дошли известия, что мероприятие отложено до нового года. Не удивлюсь, если тут замешана политика. Ходят слухи, будто Роммель сообщил Бивербруку, что никакой спешки с транспортировкой нет.
Гюнтер нахмурился:
– Военные никогда прежде не возражали против транспортировки евреев.
– Нет, но им зачастую требовался пинок сверху, от фюрера, да упокоится душа его с миром. Вы же их знаете: вечно ноют, что это не дает им победить русских, оттягивает ресурсы. – Он снова воззрился на Гюнтера. – Со смертью фюрера все переменилось. Если потребуется – избави бог – произвести политическую перестановку в Берлине, войска СС готовы выступить против армии. И если борьба затянется, то, что известно Манкастеру, окажется очень важным, так мне сказали. – Он сосредоточенно посмотрел на Гюнтера. – Гейдрих знал, в чем тут дело, и теперь поделился со мной. Это касается атомного оружия. Бомбы. Самый большой приз из всех, и он вот-вот упадет в руки СС. Вот почему эта операция приобретает еще большее значение. Я уполномочен сообщить вам об этом. – Гесслер улыбнулся. – Видите, как вам доверяют.
«Какая честь – совершить это, – подумал Гюнтер, – ради Германии, ради сына, ради памяти о любимом брате».
– Спасибо, – тихо ответил он.
Гесслер кашлянул:
– Уильям Сайм поедет с вами.
– Разумно ли это, герр штандартенфюрер? – Гюнтер выпрямился в кресле. – Если Манкастер что-то скажет, если Сайм хотя бы пронюхает, что ему известно…
– Нам необходим англичанин. Местным полицейским нужно сказать, что тут проводится операция, пусть не суют свой нос. Присутствие человека из особой службы успокоит их. К тому же Сайм в курсе всего насчет Манкастера и его группы. А если он выяснит то, чего не должен знать… Мы уже обсуждали, как решить эту проблему.
Гюнтер ощутил неожиданный укол сожаления. Гесслер заметил это и наклонил голову:
– Мне казалось, что он вам не нравится.
– Верно. Но он оказал нам большую помощь. – Гюнтер тяжело вздохнул. – Однако, если понадобятся крайние меры, это не составит проблемы.
– Держите Сайма на коротком поводке во время завтрашней операции и после нее. Хочу, чтобы вы привезли его обратно сюда, в посольство. Вместе с Манкастером и его дружками. – Он посмотрел в глаза Гюнтеру. – Вас не затруднит?
Неужели они все-таки намерены убить Сайма? Решение уже принято? Выглядит жестоко, но война есть война.
– Нет, герр штандартенфюрер, – ответил он.
– Когда доставите Манкастера, я хочу, чтобы вы раскололи его первым, Гот. Подумайте о наилучших методах допроса, прежде чем мы отошлем его в Берлин. Помните, он не… нормальный.
– Да, герр штандартенфюрер. – Вот в этом он, Гюнтер, знает толк, к тому же любопытно будет выяснить, как работает разум Манкастера и почему он съехал с катушек. Тут ему вспомнилось кое-что. – Что с той женщиной, Беннет?
Гесслер отмахнулся:
– Э-э-э, вчера вечером мы передали ее англичанам. Скорее всего, состоится закрытый суд, после чего она отправится на пять лет в Холлоуэй [21]. – Он рассмеялся. – Минус пять лет жизни и мизинец. Они применяют к женщинам телесные наказания? Что-то не припомню. В любом случае британцы, скорее всего, решат, что устроенного нами вполне достаточно.
– Как насчет Дракса?
– Его забрала особая служба. Родителей мы отпустили. Сомневаюсь, что он протянет долго.
Сара вышла на очередную прогулку. За последние дни она гуляла столько, что Брайтон, поначалу такой чужой, стал казаться своим. В это утро, при свете зимнего солнца, она направилась в Хоув, через тянущиеся вдоль берега величественные ранневикторианские кварталы. Магазины с украшенными к Рождеству витринами казались странными на морском курорте, в это время полупустом. Газеты пестрели фотографиями с толпами людей в берлинской рейхсканцелярии, у открытого гроба Гитлера. Он лежал с закрытыми глазами, лицо его было бледным, белее, чем усы и волосы.
Возвращаясь в гостиницу, она увидела, что из окна на нее смотрит Дэвид. На миг ее охватила радость, сменившаяся тревогой: он выглядел таким худым и постаревшим, щеки его ввалились. Затем ее захлестнул гнев. Медленно поднимаясь на крыльцо гостиницы, она отвернулась, хотя сердце лихорадочно билось.
Джейн сидела за стойкой администратора. При виде Сары она с облегчением выдохнула, наклонилась и прошептала:
– Они приехали. Ваш муж ждет в гостиной.
Выражение ее лица стало озадаченным, когда Сара не улыбнулась в ответ и бросила:
– Я зайду туда.
Дэвид стоял посреди комнаты. Он долгий миг смотрел на Сару, потом быстро подошел и обнял ее.
– Прости, – сказал он. – Я не мог сообщить о нашем приезде, мы сами только вчера узнали.
Она не ответила – просто стояла как статуя. Ее обуревали настолько противоречивые эмоции, что она боялась развалиться на части, если не сдержит их. Дэвид отступил на шаг, по-прежнему обнимая ее за плечи.
– Ты… С тобой все хорошо? – спросил он. – Что с твоими волосами?
Сара стряхнула его ладони и заговорила – так холодно, что сама удивилась этому:
– Ну, меня схватили немцы, сообщили, что ты – шпион Сопротивления, потом допросили в Сенат-хаусе. – Она сделала судорожный вдох. – И отправили домой, откуда меня похитили твои люди. Одна женщина убила в нашем доме полицейского, кстати говоря. Затем меня послали сюда, чтобы ждать тебя и каких-то неизвестных, после чего мы все окажемся бог весть где. Мне обрезали и покрасили волосы, потому что особая служба и немцы меня разыскивают. – Голос ее стал приобретать гневные нотки. – И я никогда больше не увижу моих родных. А так со мной все отлично. И кстати, кто, черт побери, эти люди?
– Здесь мужчина и женщина из Сопротивления, – сказал Дэвид. – И Фрэнк Манкастер, мой старый товарищ по университету. Помнишь, я рассказывал о нем. А что до немцев… Они арестовали тебя? Наши люди ничего не говорили мне, сказали только, что ты в безопасности. – Он посмотрел на нее, и его голубые глаза наполнились страхом. – Что там было? Они не…
– Пытали
