А сейчас Вика почти не слышала того, что говорил Рома в трубку. Девушка сосредоточенно смотрела в одну точку прямо перед собой. Унылый тоннель из блочных многоэтажек давно сменился низенькими деревенскими домиками, но Вика этого даже не заметила.
Перед глазами все еще стояли возмущенные родители.
– Даже и не вздумай! Не бабское это дело, – гневно бросил отец. – Совсем с ума сошла!
Мать стояла за его спиной. Плечо отца почти прижимало Оксану Федоровну к стене узкого коридора.
– Ну что в этом хорошего? – спросила мама, и стекла ее очков взволнованно блеснули. – Что?
Вика попыталась поделиться своим чувством. Рассказать. Объяснить. Но как объяснить это людям, которые никогда не видели облака настолько близко, что их можно достать рукой?
Людям, за нарочитым непониманием которых бьется животный страх перед всем неизвестным?
Как будто Вике было не страшно. Но в ней этот страх вызывал лишь раздражение от сознания собственной трусости. Это было неприятное ощущение, похожее на ожог сердитой крапивой. И тем острее было желание поскорее избавиться от этого чувства. Прыгнуть. Узнать, – и забыть о страхе. Словно этот прыжок вел в другой мир, где люди не боятся ничего.
Однако прыжок еще не был совершен. И Вика боялась. Если бы родители догадались поговорить с ней ласково, девушка скорее всего осталась бы дома, наплевав на все последствия в отношениях с Ромой. Родители, сами напуганные не меньше ее, прибегли к старому способу – «тащить и не пущать». Хотя в последнее время такая линия поведения все меньше и меньше оправдывал себя в отношениях с дочерью, другого пути они не знали.
– Господи, теперь парашюты, – сказала мать, выслушав ее сбивчивые объяснения. – Как будто нам было мало рок-музыкантов этих твоих!
– Это один и тот же человек, – возразила Вика.
– Правильно, ничего другого от этого безбашенного охламона и ожидать было нечего! – воскликнул папа.
Вика пришла в ярость.
– На вас не угодишь! – крикнула девушка, подхватила рюкзак с одеждой и бутербродами и вылетела за дверь.
Отступать теперь было некуда.
– Нет, мы уже почти на месте, – говорил тем временем Рома в трубку. – Ладно, что ж.
Вика осторожно взяла мобильник с плеча парня.
– Положи на торпеду, – сказал Рома.
Девушка так и поступила.
– Кто звонил?
– Сергей, – сказал Рома.
Машину качнуло на ухабе. Они свернули с основной трассы на грунтовую дорогу к аэродрому.
– Чего хотел?
– Они еще в клубе, собираются, – сказал Рома. – Будут здесь через час, не раньше. Придется подождать.
Вика рухнула с небес на землю. «Целый час!», подумала она с тоской.
Вика не сомневалась, чем Рома предложит занять этот час. Он тоже жил с родителями и старенькой бабушкой, и привести девушку ему было некуда. Разве что в ангар. И подобная перспектива заставила девушку напрячься. «Хотя», подумала Вика вдруг. – «Ведь заняться с ним любовью, чего он так хочет – это ведь тоже совершить прыжок». Девушка поморщилась. «Он, наверное, думает, что это очень романтично – на каких-нибудь старых парашютах. Экстрим, черт возьми, как сказала бы Рита», насмешливо подумала Вика. Сама она не была склонна к экстриму. «Я еще вообще не знаю, к чему я склонна», вздохнув, подумала девушка.
Но была и еще одна причина, по которой она уклонялась от неловких ласк Ромы.
Они были уже у ворот аэродрома. Рома посигналил. Сторож в старом летном комбинезоне с отрезанными рукавами неторопливо затоптал окурок, прикрикнул на залаявшую собаку и открыл им. Рома въехал на выложенную бетонными плитами дорожку, которая вела к серебристому полукруглому ангару. Машина остановилась, но Вика не пошевелилась, погруженная в свои мысли. Рома бросил на нее быстрый взгляд и ущипнул за коленку. Вика вздрогнула:
– Перестань, больно...
– А что ты такая загруженная? – спросил Рома.
На самом деле он прекрасно знал, в чем причина.
– Боюсь я, Рома, – вздохнула Вика.
– Да брось ты, – беспечно сказал тот. – Чего здесь бояться? Это же так классно – летишь, только ветер в шлеме свистит. Внизу домики, как игрушечные. И, главное, не зависишь ни от чего.
– Кроме парашюта, – проворчала Вика. – Конечно, тебе легко. Сколько у тебя прыжков?
Рома засмеялся.
– Это не так важно, – сказал он. – Но ВДВ возьмут. Ты, главное, не думай. От этого только хуже. Ты всех врачей прошла? И психиатра?
Вика сердито посмотрела на него.
– Ха-ха, – сказала девушка. – Как смешно.
– А-а, – догадался Рома. – Тебя в наркодиспансере не пропустили!
– Я тебе уже сказала, что просто баловалась с ребятами, – вспыхнула девушка. – Один раз не считается! Да мне и не надо было в наркологический! Вот, смотри! В списке не было его!
Вика достала свою медкарту из бардачка и стала рыться в справках. Рома довольно улыбнулся. Он хотел отвлечь Вику от глупых мыслей, и ему это удалось.
– Сигареты достань мне там, – сказал Рома.
Пачка шлепнулась ему на колени.
– Да, вот видишь, – удовлетворенно сказала Вика, разложив карту на коленях. – В психдиспансер есть направление, а в наркологический – нет.
– Ладно, ладно, я пошутил, – сказал Рома.
Опустив стекло, парень достал сигарету и закурил. Рома смотрел на покрытое еще короткой первой травой поле, на серую стрелу взлетной полосы. Самолетов не было видно из-за ангара, но Рома знал, что они там. И это знание наполняло его душу мощным, ровным чувством. Никого из своих девушек Рома еще не водил сюда, Вика ошиблась. Но на самолете катал. Вика была первой девушкой, которая не испугалась. Рома не мог забыть ее горящие глаза, когда он сделал «бочку». Старший по полетам Роме за это чуть голову не оторвал, когда они приземлились.
– Вылезай, Покрышкин! – ядовито кричал Генрих Сергеевич, подбегая к замершей на самом краю ВВП «Аннушке».
– Вставай по ветру, дыни ровнее пойдут! – хохотнул стоявший рядом техник.
Рома вылез из кабины, перемахнул канаву и проворно отбежал метров на двести. Посмотрев, как подросток прыгает по кочкам мокрого взлетного поля, Генрих Сергеевич остановился.
– Иди сюда, Чкалов! – крикнул он.
Рома отрицательно потряс головой.
– Больше к самолету не подойдешь! – крикнул Генрих Сергеевич. Но в голосе его не было убежденности.
Это для членов парашютного клуба старший по полетам был суровым Генрихом Сергеевичем. Для Ромы же он был просто дядей Геной. Необычное имя летчика друзья давно переделали на привычный манер. Старый друг отца знал Рому как облупленного. Генрих Сергеевич подкидывал Рому на руках еще тогда, когда тот и ходил еще с трудом, и кричал малышу: «Ложись на поток!». Не исключено, что сейчас Генрих Сергеевич как раз и думал что-то вроде: «Докричался!». Рома знал, что будет летать. Будет. И Генрих Сергеевич тоже это знал. Иначе показательная порка не закончилась бы обычным бряцающим аккордом:
