На этот раз трубку кладет он. А мне приходится нервно стучать по клавишам, вызванивая предателя Петю.
- Слушаю.
- Это Артем. В чем дело, Петр? Какая, к черту, дуэль!
Петя чуточку смущен, но о решении своем объявляет твердо:
- Видишь ли, браток, Келарь ко мне сам пришел. Как обиженный. И картинку твою я ему показал. Он сказал - туфта. Вот если бы икона старинная или канделябр столетней давности, тогда другое дело.
- Да ты что! - Рычу я. - Ты нормальным специалистам покажи! Причем здесь Келарь?
- Извини, братан, война - дело дорогое. Одна "муха" как сто твоих картин стоила. Заступу я тебе обеспечил, и баста. Тем более, что дуэль - штука честная, все на равных. Либо он, либо ты. Я слышал, даже Пушкин с Лермонтовым на револьверах стрелялись. Не помню, кто там кого завалил, но факт есть факт.
- Ты обещал мне крышу, - упрямо цежу я.
- Я ее обеспечил. Келарь нос не задирает, предлагает нормальную сделку.
- Нормальную?
- Пойми, дуралей, он тоже рейтинга терять не хочет. Ты ведь его перед пацанами опозорил. Перед всем его войском. Вот и надо вас как-то развести.
Мы суховато прощаемся. Ничего не поделаешь. Если пейзаж с березками Пете не понравился, значит, без дуэли не обойтись. Пусть даже с завязанными глазами.
Зажмурившись, я пытаюсь пальцем коснуться носа. Увы, палец проскальзывает мимо головы. Стало быть, шансы мои невелики.
***
К бравому майору я заявляюсь прямо домой. Он без кителя и галифе, но выглядит столь же бедово. Семейные канареечного цвета трусы одеты поверх шелковых кальсон, белая майка вздута на животе парашютным куполом, на правой руке часы из желтого металла, на левой - из белого. То есть, на одной руке - наше время, на другой - московское. На стенах - конфискованные у школьников трофеи - рогатки и поджиги, катушечные арбалеты и пневматические пистолеты. На полках - дневники любимых учеников, книги, которые читались втихаря и под партой. Среди прочих я узнаю и свой любимый "Таинственный остров" Жюля Верна. Помнится, военрук изымал у меня его четырежды, и трижды я выкрадывал его обратно. В четвертый раз книгу он попросту унес домой.
- Готовишься к выборам? - Ласково улыбаясь, майор берет меня за плечо и ведет в комнату. - Я тоже приглядываюсь. Нет, думаю, не обманут на сей раз! Русский народ на грабли наступать не боится, но однажды все же берет эти грабельки в руки и начинает дубасить направо и налево. - Майор хитровато грозит пальцем вещающему с телеэкрана диктору. - Нет, брат! Не столь мы просты, как ты думаешь!
Диктор майора не слышит и потому продолжает бормотать свое:
- ..А сейчас, дорогие товарищи, перед вами выступит кандидат в депутаты городской думы господин Заливай-Терещенко...
Кандидат заполняет собой весь экран. Тугая наливная ряшка и столь же наливные, плавно перетекающие в живот бока. Он говорит скупо и обиженно. Приближается день города, а известку для фасадов все еще не завезли, президент обещал гвоздей и не дал, кроме того - катастрофически не хватает шурупов и молотков. С известки выступающий неожиданно перескакивает на нехватку розового итальянского мрамора. Глаза его становятся скорбными, как у дворняги, голос заметно дрожит.
- Смотри-ка, на жалость бьет! - Майор поворачивает ко мне прозорливое лицо. - И что смешно, многие будут сочувствовать. У нас ведь эмоции на первом плане. И невдомек никому, что мрамор этому дяде для котеджика нужен. У него там колонн каменных по проекту - штук десять или двадцать, вот он и дуется.
А кандидат в депутаты и впрямь дуется. Ему хочется на второй срок, но срок ему обещают совсем иного рода и в ином месте. Еще и подлому электорату надо как-то угодить, а косить под пролетария у кандидата не слишком получается. Толстые пальцы как бы ненароком крутят на столе пачку "Беломора", снятый с чужого плеча простенький пиджак явно жмет. На лацкане сияет вполне комсомольский значок, но на загривке наружу предательски выпирает массивная золотая цепь.
- Лучше бы глобус России придумали! - С пылом восклицает майор. - Венгрия себе глобус сделала, даже Латвия не поленилась, а мы по-прежнему ушами хлопаем.
- У Венгрии с Латвией комплекс стран-крохотулек. Успокаиваю я. - А мы с Аляской и прочими колониями - стабильно одну пятую света занимали. Нам, кстати, и глобус маловат, - на обоих полушариях торчим.
- Это точно! - Майор вздымает к потолку кулак. - Уж будь уверен, на их Тауэры с Бастилиями у нас найдутся свои Лефортово с Крестами!
Он прочувствованно вздыхает. По глазам его видно, что военруку страшно хочется встать и спеть пару куплетов из какой-нибудь задушевной песни - например, из государственного гимна или чего-нибудь столь же трагичного, но майор берет себя в руки. Вместо гимна я слышу очередную отповедь человечеству:
- Я, Тем, в Париж как-то ездил, хронику военную в музее смотрел, так про нас там ни слова, представляешь! Ты думаешь, это мы Берлин брали? Ничего подобного! Оказывается американцы с де Голлем. Будто и не было ни Курской Дуги, ни взятия Померанского вала. И война у них эта называется Неизвестной. У нас - Великая Отечественная, а у них Неизвестная. - Глаза военрука воинственно сверкают. Ничего... В один прекрасный день и они прозреют!
- Конечно, прозреют... - Я ширкаю носом. - А ведь я у вас помощи пришел просить.
- Помощи? У меня?
- Увы... - Я коротко излагаю свои проблемы. Военрук слушает молча и сосредоточенно. Желваки на его щеках чуть шевелятся, как у пережевывающего сено быка.
- Значит, нужна вооруженная поддержка? - Он смотрит на меня абсолютно серьезно и ехидничать вовсе не собирается.
- Похоже, что так, - я уныло киваю. - Дуэль, конечно, дуэлью, но сами знаете, по каким сейчас правилам играют.
- Хрущевка на Репина, говоришь? - Майор задумчиво хмурит опаленные сединой брови, и тень военрука становится на мгновение тенью отца Гамлета - столь же грозной и могучей. Ладно... Что-нибудь придумаю, Тема. - Он шумно дышит. - Они считают, войну - де Голль с Рузвельтом выиграли, а вот хренушки! Пора напомнить им кто и за что дрался...
Командный голос его мечется по квартире, а черная тень разрастается во всю стену, взбирается на потолок и дотягивается до лампы. Майор заглядывает в чулан и достает из простенка мелкокалиберную винтовку ТОЗ-8. Любовно оглаживая ее тряпочкой, глубокомысленно изрекает:
- Мы, Тема, должны жить так, чтобы даже наши враги нас уважали! Взгляни на эту старушку. Ты не поверишь, но со ста шагов я попадал из нее в комаров. Влет сбивал стервецов!.. Он ласково смотрит на меня. - Как насчет ужина? Бутерброд с маслом и сыром?
Я мужественно киваю. Мы идем на кухню и там выясняется, что ни сыра, ни масла у майора нет. Есть только хлеб, и по знакомой схеме мы скоренько сооружаем тюрю. Выхлебываем по тарелочке, жмем друг другу руки и мирно расходимся.
