— Ах, м-р Вячеслав, — со смехом произнесла она. — Как же вы боитесь не попасть на прекрасную Луну!
— Конечно, m-lle Елена, — сконфуженно отвечал приятель Гонтрана, — я признаюсь, что было бы большим несчастьем предпринять такое опасное путешествие и не достигнуть цели.
Молодая девушка с улыбкой взглянула на него.
— Вот и видно, что вы не обладаете знаниями вашего друга Гонтрана: тот ни в чем не сомневается, — проговорила насмешница.
Затем Леночка прибавила, обращаясь к отцу:
— А скажи пожалуйста, папочка, почему мы отправляемся сегодня, если полнолуние будет только через четыре дня?
— Потому, дочка, что эти четыре дня нам потребуются на перелет до Луны, — отвечал старый профессор.
— А ты уверен, папа, что извержение последует как раз в назначенное время и будет достаточно сильно, чтобы бросить наш вагон-гранату на Луну?
При этом вопросе Михаил Васильевич беспокойно взглянул на дочь.
— Ты боишься, Леночка? — спросил он.
— Я? Чего же?.. Нет, с тобой и Гонтраном я готова на все… Я охотно разделю с вами и жизнь и смерть.
Старик взял девушку за руки.
— Дорогое дитя мое! — нежно прошептал он.
— Только, — прибавила Елена, — как и все женщины, я любопытна, и мне хотелось бы знать заранее, что нас ожидает, чтобы не принять самых естественных явлений за опасность.
— О, в таком случае успокойся!.. Когда наступит назначенный момент, вулкан, послушный моей воле, пробудится от долгого сна. По знаку моей руки, откроется свободный путь огненной лаве и подземным газам; до тех пор заключённые, они с ужасающею быстротой вырвутся из своей темницы и унесут нас в пространство со скоростью более двенадцати километров в первую секунду.
Лоб девушки слегка наморщился.
— Значит тогда, — прошептала она, — мы подвергнемся страшному жару… Он не задушит, не испепелит нас?
Старый ученый улыбнулся.
— Этого не может быть, — успокоил он дочь, — напор газов будет так силен, что через секунду, даже меньше, мы будем уже вне кратера; притом же мы не подвергнемся жару и потому, что наш вагон расположен на двух ящиках, содержащих сжатый воздух и плотно закрывающих жерло.
— Эти ящики полетят с нами в пространство?
— Нет. Исполнив свою роль амортизатора, сжатый воздух вылетит из них под давлением подземных газов, а стенки будут выброшены из жерла, но на близкое расстояние.
— Какой ужасный шум мы, вероятно, услышим, папочка!
— Ну, едва-ли! — вмешался в разговор Сломка, — вернее мы ничего не услышим.
— Как же так? Вы открыли какое-нибудь средство? — недоумевающе спросила Леночка.
— Нет, — отвечал ее отец, — да и зачем это средство? Вспомни-ка, сколько метров пробегает звук в секунду?
— Триста, если не ошибаюсь.
— Ну, вот!.. А мы полетим со скоростью более одиннадцати тысяч метров в секунду, следовательно…
— Ах, да… понимаю… Звук не догонит нас? — Понятно.
Настало молчание, длившееся несколько минут. Вдруг девушка вскрикнула:
— Папочка, а где мы будем спать в вагоне? Я не заметила никакого следа кроватей… И как мы поделим наши апартаменты?
— Как?.. Конечно, нельзя отвести каждому из нас по спальне. Гонтран, г-н Сломка и Фаренгейт будут спать в нижней зале или на диванах, или на гамаках. Сам я буду подвешивать свой гамак в кухне, а для тебя будет в течении полусуток предоставлена лаборатория.
Разговаривая таким образом, отец и дочь услышали у входа в палатку шум шагов, а затем голос Гонтрана, спрашивавший, можно ли войти.
— Войдите, войдите, граф, — закричал Михаил Васильевич. — Елена уже давно встала.
— И давно ждет вас, — прибавила, улыбаясь, девушка. Полог палатки приподнялся, и Гонтран показался у входа. За ним виднелась чопорная фигура Фаренгейта.
— Мисс, — сказал американец, — надеюсь, вы хорошо провели эту ночь?
— О, превосходно, м-р Фаренгейт, — отвечала Леночка. — Благодарю вас, что вы с графом поспешили проведать нас; но, как видите, г-н Сломка уже опередил вас.
— Ну, полноте, Елена Михайловна, — вмешался инженер, увидев печальную мину своего друга. — Простите на этот раз Гонтрана, что он опоздал…
ГЛАВА XXIII
Последний день на земле. — Близость извержения. — Спуск на дно кратера. — Ловкость молодого инженера. — В вагоне. — Джонатан Фаренгейт доволен. — Последние приготовления. — Искусственный воздух. — Обед в гранате. — Извержение!
Томительно и медленно тянулся для наших героев последний день пребывания их на земном шаре. Утром покончили с уборкой всех остававшихся вещей, и Михаил Васильевич остался без своих книг и инструментов, как тело без души.
Старый ученый всё-таки не утерпел, — спрятал карандаш и бумагу и, усевшись у подножия скалы, убивал время за вычислениями. Он в последний раз проверял решение своей гигантской задачи, чтобы убедиться, нет ли в нем какой-нибудь случайной ошибки.
Гонтран разлегся на земле в приятном far niente [6] и время от времени зевал, чуть не сворачивая себе челюсти. Порою его грудь вздымалась от глубокого вздоха: ех-дипломат вспоминал о Париже, шумном и живом Париже, с его суетою. Воображение молодого человека рисовало ему Итальянский бульвар, кишащий прохожими, Булонский лес с его амазонками, Елисейские поля, переполненные нарядной, веселой публикой…
Сломка, хладнокровный Сломка, в противоположность своему другу, находился в величайшем возбуждении. Чтобы унять биение сердца, он принялся за минералогию и с ожесточением колотил стальным молотком твердые базальтовые породы. Но уже по одному звуку стали было понятно, что у молодого инженера на душе вовсе не минералогические изыскания. Он думал о том, что прежде считал неисполнимой химерой и чистым безумием. Теперь, когда все препятствия одно за другим были устранены, приятель Гонтрана иначе смотрел на предприятие Михаила Васильевича, и сердце его невольно трепетало при мысли о предстоящем необыкновенном путешествии. Время от времени Сломка бросал молоток и вынимал из кармана свой хронометр, чтобы узнать, сколько еще часов остается ему дробить камни.
Что касается Фаренгейта, то американец быстро мерил взад и вперёд проход, окружавший жерло, напоминая белого медведя в клетке зоологического сада. Шагая, он судорожно сжимал кулаки и произносил сквозь зубы глухие проклятия: мстительный янки думал о Шарпе и изобретал планы отмщения. И не за то Фаренгейт хотел мстить Венскому астроному, что тот был причиной смерти около сорока соотечественников американца, не за то даже, что Шарп украл почти два миллиона долларов у самого Фаренгейта, а за то, что он осмелился играть гражданином свободной Америки. Янки смотрел на проделку Шарпа, как на попытку обесчестить всю великую американскую республику. Чтобы наказать дерзкого за это посягательство, Фаренгейт готов был спуститься в бездны океана так же охотно, как теперь хотел подняться на небеса…
Так убивали время наши герои, пока не пробило двенадцать часов; это был обычный час завтрака. Быстро окончив последний, маленькое общество приготовилось спуститься на дно кратера, чтобы сесть в вагон-гранату.
Чем далее шло время, тем близость извержения становилась все очевиднее. В глубине вулкана раздавался глухой шум, подобный отдаленным раскатам грома…. Серая почва слегка колебалась. Покрывавшие главную вершину снега быстро таяли и мутными ручьями стекали в долину. В природе царила тишина, но тишина ужасная — предвестница бури.
Прижавшись к отцу, Леночка испуганно смотрела на пропасть, черневшую под ее ногами.
Вал, с полутора тысячью метров каната, был оставлен у отверстия трубы. Михаил Васильевич и его спутники подошли к нему.
