– Да, стоят…
– Я пойду, парень.
В сумерках лицо Дика было похоже на белую маску.
– Иди, Майк, – спокойно проговорил он.
– Может быть, – в голосе Майка послышалась робкая надежда, – ты тоже… со мной…
– Не говори глупостей!
Майк опустил голову:
– Я хочу еще раз попробовать. Прости меня. Дик.
Дик пожал плечами:
– Иди. Я тебе не хозяин.
– Да, Дик, правда. А ты куда?
– Я пойду искать.
– Что?
– Искать, Майк. Должен быть какой-то другой путь. Прощай.
Майк долго провожал глазами долговязую фигуру товарища, пока тот не скрылся за углом. И тогда, словно очнувшись, он бросился вслед за ним, тяжело топая башмаками по асфальту:
– Погоди, Дик! Я с тобой…
– Накамура-сан идет! Накамура-сан идет!
Ясуко бросила куклу и отвела с лица упавшую прядь:
– Где Накамура-сан?
– Вон, зашел сейчас к Хада…
– Побежим навстречу?
– Побежим!
Ребятишки наперегонки кинулись к соседнему дому. Через минуту оттуда вышел старый почтальон с большой, битком набитой сумкой через плечо.
– Здравствуйте, Накамура-сан!
– Здравствуй, Ясу-тян. Здравствуй, Таро.
– Как ваше здоровье?
– Спасибо, дети, хорошо. Что у вас новенького?
– Умэ-тян вернулась из столицы!
– Вот как? Это хорошо…
– Накамура-сан, нам есть?
– Как всегда.
Почтальон не спеша шел к домику Кубосава. Ясуко семенила рядом, вцепившись в его куртку с правой стороны, Таро шагал слева, жадно заглядывая в сумку.
– Интересно, – сказал он, – откуда сегодня письма госпоже Кубосава? Вы не скажете, Накамура-сан?
– Не знаю, не смотрел.
– Посмотрите, пожалуйста, мне очень хочется знать, какие на них марки.
Ясуко забежала вперед и погрозила ему пальцем:
– Ты всегда так, Таро! И обдираешь марки, прежде чем письма попадают к маме.
– Но ведь ей не нужны марки, правда? А я собираю их.
– Все равно, – серьезно сказал почтальон, – нужно сначала отдать письма адресату… госпоже Кубосава, а потом ты у нее спросишь.
– Она мне всегда позволяет брать. Верно, Ясу-тян?
– Конечно. Только сначала нужно отдавать письма ей.
Они остановились у входа. Ясуко раскрыла дверь и поклонилась:
– Пожалуйста, заходите, Накамура-сан. Маленькая Ацу в скромном синем кимоно, как всегда, пригласила почтальона посидеть и выпить чашку чая. Накамура-сан опустился на циновку, но сейчас же снова поднялся, чтобы поздороваться с высокой красивой девушкой в европейском платье, появившейся из соседней комнаты.
– Никак, это Умэ-тян… – пробормотал он.
– Я, Накамура-сан. Это я. Что, очень изменилась?
– Да-а… Выросла, похудела. Стала настоящей барышней.
Умэко грустно улыбнулась:
– Почти полгода в столице…
Ясуко и Таро, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, заглядывали через плечо Ацуко, перебиравшей конверты.
– Из Австрии… Индонезии… из России, еще из России… из Америки, из Америки, из Америки… из Австралии…
– Ах, тетя Ацу! – Таро чуть не выпрыгнул из своих гэта [34]. – Подарите мне эту марку… Вот-вот, такой у меня еще нет! Пожалуйста, тетя Ацу…
– У тебя, наверно, самая большая коллекция в Коидзу, – заметила старая Киё.
– Что вы, бабушка! – смутился мальчик. – У младшего брата господина Хомма, вероятно, больше. Но и у меня не маленькая.
– На, возьми. – Ацу осторожно вырезала угол конверта с маркой. – Очень красивая, верно? А теперь идите играть во двор. Я стану читать.
Но дети подсели к почтальону, разговаривавшему с Умэко.
– Значит, Умэ-тян вступила в «Поющие голоса»?
– Да. Мне сказали, что старшей дочери Кубосава это просто необходимо. К тому же я немножко умею петь и плясать. Меня научила бабушка. Всем очень понравилось, как я танцую «Сакура».
– Вот как!
– Да. «Поющие голоса» – это голоса всех свободных сердец нашей родины. Мы разъезжаем по всей Японии и песнями, декламацией, танцами убеждаем народ выступать против испытаний атомных и водородных бомб, против превращения Японии в. атомный полигон. А потом, возможно, отправимся, и за границу… В Китай, Россию… в США.
Почтальон с изумлением и уважением смотрел на нее и тихонько вздыхал. Впервые в жизни он слышал такие слова от шестнадцатилетней девочки, дочери рыбака.
– «Поющие голоса» объединят всех, кто любит свой народ и хочет видеть его счастливым и независимым.
– Смотрите, Накамура-сан, какой красивый значок у старшей сестры! – сказала Ясуко, осторожно дотрагиваясь указательным пальцем до груди Умэко.
На платье девушки был приколот маленький металлический значок в виде красного листка с золотыми прожилками. Накамура сощурился, стараясь получше разглядеть его.
– Очень красивый, – сказал он.
Умэко скосила глаза на значок.
– Это будут носить все честные люди Японии, – проговорила она. Затем отколола его и перевернула: – Видите? Здесь написано: «6 августа 1945 года» – дата взрыва атомной бомбы над Хиросимой. Листок означает жизнь, а красен он от крови, пролитой сотнями тысяч погибших. Все, выступающие с лозунгом «Долой атомную и водородную бомбу!», носят или скоро будут носить такой значок. Мы выступаем за то, чтобы больше никогда не повторились Хиросима, Нагасаки, Бикини.
Умэко коротко вздохнула и подняла глаза на портрет отца в черной рамке. Таро и Ясуко переглянулись.
– Правильно, – сказал Таро, стараясь говорить низким, взрослым голосом. – Чтобы больше не повторились Хиросима, Нагасаки, Бикини. Значит, мы тоже будем носить такие значки. Правда, Ясу-тян?
– Обязательно!
Линия перемены даты – условная линия, проведенная по меридиану 180В° долготы. К востоку от нее календарное число на один день меньше, чем к западу.
Маршалловы острова – группа коралловых атоллов в средней части Тихого океана, к северу от экватора.
Твиндек – межпалубное пространство на судах, имеющих несколько палуб. Используется для размещения грузов, иногда людей.
Чако – презрительная кличка мексиканцев.
Фриско – Сан-Франциско.
Джап – презрительная кличка японцев.
Остров Гвадалканал – место наиболее ожесточенных боев между американцами и японцами во время тихоокеанской войны (1941–1945 гг.).
Коренное население островов Южных морей.
Каунт – единица счета заряженных частиц, проходящих через приборы, которыми измеряют радиацию.