Пропагандист Авенайса понял по нашим лицам, что портрет произвел на нас совсем не то впечатление, на которое он рассчитывал. Он крякнул, отбросил его в сторону и убежал.
На центральной площади Гадолии собралось несметное количество народу. Синие мускулистые парни, задрапированные в львиные шкуры и украшенные павлиньими хвостами, танцевали друг против друга воинственный танец, топча плиты босыми ногами. Они кружились, сходились и расходились, и было видно, что для них это не просто танец, а образ мышления.
– Ох, хороши кузены! – облизнулась Далила. – Особенно тот, с хвостиком кисточкой. Ишь как виляет.
Гиневра одернула ее, но было заметно, что и она увлечена кудрявыми танцорами цвета индиго.
Народ валом валил в сторону двух больших зданий, стоящих по разные стороны широкой улицы. Не меньше дюжины зазывал наперебой приглашали зайти внутрь, обещая зрелище, которого никто раньше не видел. Со всех сторон доносились крики: «Тот, кто не совсем оглох, будет петь, как Дорлекох! Выберут все зрители верховного правителя!»
Им вторили последователи Авенайса: «Будет Авенайс у власти – минут наш народ напасти!»
– Шире разевайте пасти… – пробурчала я, так как терпеть не могу, когда давят на психику.
Толпа разделилась на две широкие реки и потекла в раскрытые ворота. Все держали в вытянутых руках бумажки оранжевого и фиолетового цвета. Оранжевая река исчезала в глубине здания с надписью на фронтоне «Лев– Авенайс», фиолетовые, соответственно, пропадали в воротах, украшенных лозунгом «Павлин-Дорлекох».
Мы остановились в нерешительности. Во-первых, у нас не было билетов, во-вторых, в нашей сплоченной компании наметился раскол: Ипполита и Далила хотели пойти на Авенайса, а мы с Гиневрой склонялись в пользу Дорлекоха. Царица амазонок взяла бразды правления в свои железные руки:
– Значит, так, – веско сказала она, – не разбегаться. Кто знает, какие тут демоны бродят. Может быть, они не все ручные, как у нашей хозяйки. Решено, идем на льва.
– А мы хотим… – заныла Гиневра.
– Никаких «хотим»! Идем все вместе, и точка!
– Где будем брать билеты?
– Найдем…
Словно услышав наши слова, из-под земли вынырнули два беса. Один держал в руках веером оранжевые билеты, другой – фиолетовые. У бесов были физиономии прожженых коммивояжеров, готовых всучить покупателю все, что угодно.
– Не угодно ли билетики?
– Замечательные билетики, все в центре. Все будет видно.
– Кто вы такие? – спросила Ипполита.
Бесы, как по команде, хлопнули себя по груди, и на обоих высветилась надпись: «Официальные распространители билетов на выборы».
– Здорово! – восхитилась я. – А что, люди билеты не продают, только нечистая сила?
Оба чертенка скривили свои мохнатые физиономии. Один из них сказал:
– Выборы – дело тонкое. Только нечистая сила может с ними справиться.
Второй добавил:
– Люди билетами спекулируют, а мы – нет. У нас цена твердая: один золотой.
Судя по их виду, они были еще те обманщики. Но Ипполита решительно отрезала:
– Вы не единственные, мы и у других можем купить. Два золотых за четыре билета, и ни на грош больше!
Сторговались на трех. Ипполита взяла четыре оранжевых билета, и мы влились в толпу жаждущих зрелищ. Обернувшись, я увидела, что бесы яростно спорят, деля наши золотые.
Как только мы вошли в зал, свет погас. Искать свои места было бесмысленно, и мы присели, где смогли. Представление началось.
Огромную сцену осветили разноцветные огни. Они мелькали так, что в глазах рябило. Появились дюжина рослых танцоров, наряженных в львиные шкуры. Они, изгибаясь, мягко прыгали по сцене, скалясь на публику. И без того огромные зубы этого народа в львином исполнении выглядели устрашающе.
Невидимый оркестр заиграл в полную силу. Забили барабаны, визгливо запели струнные, и на сцене, освещенный мощными прожекторами, появился сам виновник торжества – кандидат в верховные правители – Авенайс. Толпа разразилась приветственными криками, свистом и топаньем. Гвалт не прекращался несколько минут. Авенайс стоял, купаясь в выражениях признательности, и потрясал инструментом, похожим на бас-гитару.
Честно говоря, он меня разочаровал. Среднего роста, он пытался выглядеть выше за счет высоких каблуков и начесанной львиной гривы. Он так улыбался, что, казалось, у него было не тридцать два зуба, а все восемьдесят.
Загремела музыка, певец на сцене схватил свою балалайку и принялся скакать по сцене, издавая такие звуки, что у меня заложило уши. Он скакал, изгибался так, что колени оказывались выше головы, крутил сальто, при этом умудряясь еще что-то тренькать на своем инструменте. Публика вопила и бушевала от восторга.
Львы, окружившие Авенайса, повернулись хвостами к публике и принялись брыкаться. Хвосты вертелись, как пропеллеры.
Впереди меня стоял толстый дядька. Он так надувал щеки, когда свистел, что я испугалась: вдруг они лопнут. Справа от меня парочка юнцов визжала, как резаные поросята, и поминутно толкала меня. Мне уже надоела эта какофония.
Вдруг внезапно музыка смолкла, свет, заливавший сцену, потух и в притихшем зале замерцали мириады огоньков. Они рождались на сцене, неслись в зал и садились на макушки зрителей.
– Что это? – спросила я утихомирившихся подростков.
– Как что? – удивились они. – Счетные демоны.
– Что, и здесь демоны?
– Как же без них? – повернулся ко мне толстый дядька. – Сейчас посчитают и скажут, кто у нас стал верховным правителем.
– А почему на концерте выбирают правителя?
Толстяк понял, что перед ним ничего не понимающая путешественница и снисходительно объяснил:
– Ты хотела, небось, урны и черепки с нацарапанными именами? Но это же скучно. Гораздо интереснее, когда правитель выходит к народу, объясняет свою предвыборную программу…
– Это вы называете программой? – я ткнула пальцем в сторону сцены, накоторой продолжала крутить хвостами агитационная бригада.
– А что? – толстяк слегка обиделся. – Ничем не хуже других. И народу развлечение, и казне пополнение – деньги за билеты ведь составляют бюджет Гадолии.
Светлячки, тем временем, перестали лететь на головы публики и замерли. Теперь весь зал напоминал море колышущихся огней.
Все замерло. Наступила абсолютная тишина. И вдруг… Зал озарился светом, заиграла торжественная музыка, и луч прожектора, идуший с купола зала, озарил певца, стоящего на сцене.
Он одним движением смахнул с себя львиную шкуру, взмахнул руками и начал расти на глазах.
Зал взорвался ликующими криками: «Мы победили!», «Наш лев лучше всех!» Публика обнималась и плакала от восторга.
