Сексуального Уединения. Прощай, лаборатория, в которой я увидел самое чудовищное и противоестественное создание, какое только можно вообразить. Здравствуй, гараж.
Я, тяжело дыша, стоял перед открытым тоннелем, из которого пахло порохом и доносились волны жара.
– Н-н-н-но-о-о-о! – заорал мелкий, запрыгнув мне на шею сзади. – Давай, коняшка, веселей!
– Осталось пятнадцать секунд, – предупредила база.
Прощай, база…
– Где моя кола?!
Я протянул банку вверх, и Джеронимо схватил ее. Открыл с щелчком и шипением.
– Ну, теперь зашибись. Погнали!
Я выдохнул и побежал. Шаги гулко разнеслись по тоннелю. Та самая секундная задержка, о которой толковал мелкий – она у нас точно есть. А что будет дальше?..
За спиной громыхнул чудовищной силы взрыв. Пол под ногами подпрыгнул. Металлические пластины, которыми отделан тоннель, застонали своими стыками. Ворота за нами затворились, отсекая путь взрывной волне и радиации.
База перестала существовать, а я – я продолжал. Я бежал, глотая пропитанный гарью воздух, и не мог остановить слезы, бегущие из глаз. Прошла ли уже эта секунда?.. Сколько шагов мне жить? Шаг, два, три?..
Позитронный мозг дал стоочковую фору человеческому. Поняв, что теряет всякое подобие равновесия, Ройал сделала то, до чего я бы никогда не додумался. Она в мгновение ока трансформировалась и прыгнула назад.
Мы с Вероникой повисли у нее на спине, связанные ремнем. Вернее, это я вцепился в спину Ройал, а Вероника повисла на мне. Поэтому неудивительно, что Веронике пришлось тяжелее всех, когда мы упали.
Она взвизгнула и захрипела, лишаясь остатков воздуха. Ройал немедленно вскочила, и я поспешил перекатиться на бок.
– Прости! – сказал я. – Как ощущения?
Вероника хрипло дышала мне в ухо.
– Ощущения? Да тебе пиз…
Слова потонули в грохоте пулемета. Я зажмурился, ожидая смерти. Но смерть отчего-то не спешила. Я ждал, а ее не было. А может, это и есть – смерть? Лежишь без движения, ничего не видишь, и только над ухом грохочет пулемет. Если смерть всегда такая, то люди античности и Средневековья должны были очень удивляться: они-то не знали, что такое «пулемет».
Чьи-то сильные металлические руки разорвали ремень и похлопали меня по щеке.
Я встал, помог подняться Веронике. Она смотрела на меня злобно, но руку не отдернула. Значит, если я и умру, то, вероятно, не ее стараниями.
Мы стояли в тоннеле. Судя по остановившемуся таймеру, ехать оставалось секунд тридцать с прежней скоростью. А стрелял изо всех сил пулемет перед нами. Один-единственный. Он трясся от возбуждения, плюясь раскаленным свинцом из вороненого ствола. Впрочем, свинцом ли? Эти пули могли уничтожить робота…
Ствол пулемета дергался влево-вправо, скованный мизерной амплитудой, и пули лупили в противоположную стену, высекая искры, и фонтанами рикошетов разлетались в разные стороны. Ройал стояла так, что пули отскакивали в нее, не тревожа нас с Вероникой.
Ройал поняла мою мысль. Какого же удивительного взаимопонимания мы с ней достигли! Заведя руку за спину, поймала одну из пуль и показала мне. Вспыхнувшие на миг синим глаза сделали спектральный анализ.
– Свинцовое ядро, оболочка из риарден-металла, – сообщила Ройал. – Как и стены тоннеля, только немного другой сплав.
Я слышал ее, потому что пулемет перестал стрелять. Он спрятался обратно в гнездо, закрылся крышкой и стал злобно там ворочаться. Это чувствовалось по дрожащей крышке. Ну что сказать? Прости, пулемет. Вот такое мы дерьмо. Стоим не там, ездим не по правилам, чуть не преодолели непреодолимый тоннель… Ключевое слово «чуть».
Сзади тоже раздавалось позвякивание. Я обернулся. Вмятые колесом на чудовищной скорости приоткрывавшиеся крышки позвякивали – в них бились неудовлетворенные стволы пулеметов и огнеметов. Вот между стенами проскользнули электрические разряды с характерным жужжанием. Воняло порохом, гарью и смертью.
– Свезло, как идиотам, – прокомментировала Вероника. – Никки, сгруппируйся, сейчас я буду наносить тебе тяжкие телесные повреждения.
– Ройал – защити меня, – велел я.
– Не могу, хозяин, – вздохнула Ройал.
– Это еще почему? – вытаращил я на нее глаза. – Первый Закон роботехники…
– Бьет – значит, любит, – изрекла Ройал. – В текущей ситуации любовь для тебя имеет приоритетное значение, а к побоям ты уже привык. Потенциальный вред взвешен. Я вмешаюсь, только когда у тебя откроется внутреннее кровотечение, либо сломается хотя бы одна кость.
Я судорожно сглотнул, встретился взглядом с Вероникой. Та хищно улыбнулась и хрустнула пальцами.
– Постой… Погоди, дай мне хотя бы снять штаны.
Руки Вероники опустились.
– Что у тебя за новый загон со штанами?!
– Видишь ли, Вероника, – говорил я, возясь с пряжкой ремня, – первые люди не носили штанов и были абсолютно счастливы, гуляли по прекрасному саду, ели яблоки. А потом они взяли и променяли свое абсолютное счастье на штаны. Кожа плохо дышит, страдает, непрестанно контактируя с тканью. Пояса и ремни нарушают кровоток, в результате чего образуются застои крови. Как следствие – усталость и разбитость, тромбы, инфаркты, инсульты и внезапная смерть. Штаны убили больше людей, чем атомные бомбы. Кроме того, это очень плохо для потенции. Как ты думаешь, почему люди предпочитают заниматься сексом без штанов? Именно поэтому. Если мне суждено испытать боль, я хочу защитить себя по максимуму, а поэтому встречу боль без штанов.
Вероника застыла, глядя на меня с открытым ртом. Я отвечал ей честным и прямым взглядом.
– Ты – псих. Абсолютный, конченый псих, – вынесла вердикт Вероника.
– Можно подумать, это я сел на мотоцикл с пьяным Николасом Риверосом, собравшимся героически покончить с собой! – фыркнул я в ответ.
Звуковая плата Ройал сгенерировала загадочный звук, который, при наличии воображения, можно было трактовать, как покашливание с целью привлечь внимание.
– У меня текстовое сообщение из Центра Управления, – сказала она, убедившись, что мы с Вероникой на нее смотрим. – Цитирую дословно: «Я загнал в макрос всё ваше невероятное путешествие, и сейчас у системы мозги встанут раком. Как только стрельба прекратится – летите дальше и как можно скорее отключайте сигналку. Рикардо идет на прорыв. Тчк». Конец цитаты.
– «Стрельба прекратится»? – переспросила Вероника. – Что он имеет в ви…
Впереди грянул гром. Все крышки, включая и ближайшую, открылись одновременно. Мы заткнули руками уши. Ройал непоколебимо стояла на прежнем месте, защищая нас от рикошета.
Пылал огонь, вспыхивали электрические разряды, лазерные лучи прошивали пространство, и всё это напоминало бы отвязную дискотеку в крутом клубе, если бы не отсутствие стриптизерш и не выскакивающие из стен, пола и потолков лезвия, которые тут же дезинтегрировались под воздействием оружия Базы.
Должно быть, алкоголь не совсем выветрился, что не удивительно, учитывая, сколько я выпил. Он просто затаился в глубине мозга на время, а теперь вытянул коварные щупальца.
В пламени мне почудился силуэт Ремедиос. Взрослой Ремедиос из видения. Она танцевала, порхая вокруг шеста, и порой, повернувшись, манила меня пальцем.
– Прости, – шепнул я одними губами.
Сквозь огонь, расстояние и границу, разделившую жизнь и смерть, я почувствовал ее улыбку, в которой не было ни капли сожаления или боли. «Чувствуешь? – слышал я смеющийся голосок из прошлого. – Как будто все внутри летит вверх!»
Рядом со мной, почти касаясь плечом, стояла Вероника. Стояла рядом, напротив этого адского безумия, и я… чувствовал.
Все смолкло. Стволы убрались в гнезда, погас огонь. Исчез и призрак Ремедиос – должно быть, навсегда. Одна тень из прошлого нашла успокоение в моей голове. Успокоить бы еще отца…
– Едем, – сказала Вероника деловым тоном. – Ты – трансформируйся. Ты – надевай штаны.
Ройал покрылась маревом трансформации, а я наклонился за штанами-убийцами.
Смерть опять промазала по нам своей ржавой косой. Мы мчались по замолкшему тоннелю навстречу неизвестности. Только в самом конце пути несколько пулеметов кашлянули за нашими спинами, заподозрив неладное, но на это уже никто не обратил внимания.
Мотоцикл вылетел из тоннеля, и рык мотора отразился от покатых стен гигантского зала с высоченным потолком, напоминающим крышку, которой накрывают блюда в буржуйских фильмах.
– Вообще-то атомный двигатель
