— Осторожнее! — предупредила Надя, оглянувшись и указывая на пол.
Как удав, выползал из-под стола толстый чешуйчатый кабель. Журавлихин чуть было не споткнулся, благодарно посмотрел на девушку в белом халате и с удивлением заметил, что та беззастенчиво смеется. Абсолютно бестактно для первого знакомства! К тому же и место совсем неподходящее.
В дальнем углу лаборатории, где находился светосильный экран, Надя задернула тяжелые шторы и включила телевизионный проектор. На экране, будто усыпанном крупным жемчугом, показалось яркое белое пятно; оно постепенно расплывалось, вот уже к самому потолку подкатилась светлая волна, и тогда по всему белоснежному полю побежали тонкие, прозрачные линии.
Надя подправила фокусировку, увеличила яркость и установила подсказанную Журавлихиным волну.
— Что-то пока ничего не видно, — с искренней озабоченностью проговорила она, подкручивая ручку настройки. — Может быть, для такого расстояния не хватает мощности передатчика?
— Все проверено. Впрочем, я не знаю чувствительности вашего приемника.
— За это не беспокойтесь, — сухо ответила Надя, обидевшись за честь своей лаборатории. — Мы его сами переделывали.
Усиков подсел ближе к экрану, смотрел на часы, нервничал, поминутно снимая и надевая тюбетейку. Мысль о том, что испытание может сорваться и он с ребятами останется в глупом положении, не давала ему покоя. В то же время Лева видел, как удивительно спокойно относятся к этому его товарищи. Митяй, например, разговаривает с Вячеславом Акимовичем о производственной практике, о работе научного общества, небрежно поглядывает на экран и ничем, как всегда впрочем, не выдает своего волнения.
— Как сыграли? — неожиданно услышал Лева Надин шепот.
Но и сейчас Надя ничего не узнала. На экране показались косые, бегущие полосы. Пришлось сразу же заняться настройкой телевизора. Ведь передача «Альтаира» идет только пять минут. Надо успеть отрегулировать синхронизацию, частоту кадров, строк. Как будто бы уже появляется изображение.
— Эге! Становится на что-то похоже, — одобрительно проговорил Вячеслав Акимович, подходя к экрану. — Интересно! В аквариуме плавают белки?
Сквозь редкую проволочную сетку можно было ясно рассмотреть прыгающих белок. Вот одна из них встала на задние лапки и начала умываться.
Журавлихин предупредил инженера, что в этих испытаниях изображение идет без звука. Просто они не включили второй передатчик. Но звук мало интересовал Вячеслава Акимовича — он тщательно рассматривал изображение, определяя глубину резкости.
— Надя, увеличьте контрастность. Да не то, не то! Зачем вы крутите все ручки подряд? Внимательнее… Все позабыли! — раздражение, говорил инженер; видимо, он не на шутку заинтересовался аппаратом любителей.
Опытным глазом исследователя Пичуев заметил остроумную простоту в решении некоторых технических задач.
В дальнем углу клетки расплывчатое белое пятно. Может быть, это падает свет из окна? Нет, не похоже. Промелькнула прыгающая белка. Это уже на третьем плане?
Пятно закачалось и пропало. А затем откуда-то сбоку выползло на экран огромное лицо и сразу закрыло всех белок и клетку. Лицо самое обыкновенное. Широкое, круглое, с чуть выступающими скулами, оно могло принадлежать парню лет восемнадцати. Ни одна морщинка не ужилась бы на этом юношеском лбу, где виднелись только линии телевизионных строк. Жгучее, ни с чем не сравнимое любопытство застыло на лице; будто в удивлении, шевелились светлые пушистые усы. Все было видно очень четко — и зачесанные назад гладкие волосы и выпуклые, изумленные глаза. Широкий добродушный рот полуоткрыт. Еще бы, парень смотрел в объектив никогда не виданного им аппарата!
Лицо исчезло. По диагонали через весь экран метнулась белка. Потом вновь появилось лицо, но уже девичье. Еще лицо, еще и еще. Это биологи, малопривычные к технике, интересовались странным аппаратом. Хотелось заглянуть в него: а что там есть? Что там видно? Естественное любопытство…
Но вот опять появились белки.
Вячеслав Акимович бросился к пульту, хотел в оставшуюся минуту определить четкость заднего плана, но опять, как луна, выплыло на экран знакомое лицо.
— Здравствуйте! — Пичуев досадливо поморщился. — Что за надоедливый парень!
— Может, мне туда поехать? — забеспокоился Усиков, вытягивая шею, будто ему мешал воротничок. — Предупредить ребят, пусть не засматривают.
Изображение на экране исчезло. Пять минут истекло, и автомат послушно выключил аккумулятор «Альтаира».
Пичуев недовольно сдернул очки.
— Надюша, быстренько организуйте машину… Поезжайте быстрее, — напутствовал он Усикова, — и выключите автомат. Сделайте, чтобы передатчик работал без перерывов примерно два часа. Нам еще многое надо выяснить.
Когда Усиков и Надя исчезли, инженер поудобнее расположился в кресле и, указывая студентам на диван, предложил им сесть напротив.
— Рассказывайте подробнее. Судя по всему, передатчик у вас достаточно портативный, а изображение, которое я видел на экране, вполне приличное. Какая же там мощность в антенне?
— Примерно пятьдесят ватт.
— Молодцы! При чувствительном аппарате вроде этого, — Вячеслав Акимович указал на только что работавший телевизор, — можно перекрыть хорошее расстояние. Кстати, на дальность испытывался ваш «Альтаир»?
— Пока еще нет.
— Это надо сделать в самое ближайшее время. Так вы говорите, что схема передатчика у вас стабилизована? — продолжал инженер, обращаясь к студентам и пододвигая к ним кресло поближе.
Журавлихин чертил схемы, приводил расчеты, удивляя придирчивого инженера своими глубокими познаниями в радиотехнике.
«Эх, если бы мне все студенты так отвечали! — вспоминал Пичуев прошедшие экзамены в институте, где читал лекции. — А практика какая… настоящая, творческая! Из этого малого инженер выйдет».
— Значит, в вашем научном обществе занимаются не только теоретическими исследованиями? — спросил Вячеслав Акимович. — Детали для «Альтаира» где-нибудь заказывали?
— Нет, сами сделали в наших институтских мастерских. — Журавлихин смотрел на инженера ясными, чуть зеленоватыми глазами.
С гордостью за своих товарищей он рассказывал, что некоторые из них освоили токарный станок и выточили довольно сложные детали для «Альтаира», что дирекция разрешила научному обществу пользоваться всеми лабораториями, и тут же добавил как самое важное:
— В лабораториях и мастерских у нас заводская дисциплина.
— А вы бывали на заводе? Пичуев прищурился, смотря на Журавлихина сквозь стекла очков.
