— А вы бывали на заводе? Пичуев прищурился, смотря на Журавлихина сквозь стекла очков.
— Теперь бываем часто. Научно-техническая взаимопомощь. Потом еще связь по комсомольской линии, друг другу помогаем. А, помню, в первый раз, когда приехали на завод, странно было. Примкнули к экскурсии молодых технологов. По всем цехам их. водил главный инженер, тоже совсем молодой, вроде вас. — Журавлихин почувствовал, что сказал лишнее. Пичуев поморщился. Мы попали в обеденный перерыв, рабочих в цехах не было, — стараясь загладить ошибку, быстро продолжал Женя. — И до чего же мы удивились, когда увидели, что главный инженер подходил к станкам и последовательно делал все операции, требующиеся для обработки изделия! Он работал и за токаря, и за фрезеровщика, и за штамповщика, включал сложные станки-автоматы, чувствовал себя хозяином всех машин. Он мог сделать все детали, собрать из них приемник, отрегулировать его, проверить и подписать паспорт на выпуск. Так он ходил из цеха в цех, показывая, как надо применять новые приспособления, демонстрировал разработанный им испытательный щит, на котором сразу видна вся работа приемника. Он знал по имени каждого рабочего. Мы же ходили за ним, раскрыв рот, и думали, что видим не главного инженера, а кудесника. Многие из нас решили, что только таким и должен быть настоящий специалист. Он все должен знать, все должен уметь… — Журавлихин замолчал и уставился на носки своих ботинок.
— В последнем выводе вы немножко перехватили, — с оттенком дружеского расположения заметил Пичуев. — Однако и практические знания и умение по-хозяйски взяться за ручку рубильника, включающего станок, пригодились бы человеку несколько раньше, чем в моем возрасте. К сожалению, чаще всего бывает, что инженер, оканчивающий институт, еще далеко не инженер.
— Это нам все говорят, — признался Митяй, виновато вздохнув. — Конечно, сейчас и производственная практика налажена и постоянная связь с заводами. А что первокурсникам делать? Как исключение приняли нас в научное общество. Польза от него, конечно, большая. Ведь обидно, коли ты получил диплом инженера, идти на завод или в лабораторию опять студентом-практикантом, а не работником. Мы не хотим скидки на неопытность, я бы даже сказал — не имеем права.
Всегда спокойный, даже несколько флегматичный, Митяй говорил горячо, взволнованно.
— В самом деле — что за скидка на молодость и неопытность? Передовые рабочие на предприятиях выполняют уже завтрашние планы. Почему же молодые инженеры должны от них отставать и, кроме отпущенных государством пяти лет на учебу, еще два-три года привыкать к самостоятельному труду?
— Не спорю, — согласился Вячеслав Акимович, — привыкать надо сейчас, пусть даже с первого курса. Однако вы сами говорите, что каждый студент проходит практику на заводе или в исследовательском институте. Например, у нас тоже бывают практиканты.
— Вы им даете самостоятельную конструкторскую работу? — с вежливой улыбкой спросил Журавлихин.
— Многого захотели!..
— А у нас в СНОРИТе это возможно.
— Где, где? — переспросил инженер.
— Ну, это мы так, больше для себя, — замявшись, признался Журавлихин. — СНОРИТ — это значит студенческое научное общество радио и телевидения.
— Пышное название! — рассмеялся Пичуев. — Не какой-нибудь научный кружок или, скажем, СНО, как везде, а СНОРИТ. Но когда же вы все успеваете делать: и слушать лекции, и готовить домашние задания, и воспитывать в себе «привычку к самостоятельности»?
— Со временем очень туго. Но все-таки успеваем. Вероятно, выкраиваем за счет танцев. — Женя усмехнулся. — Некоторые из наших студентов, особенно студенток, этим делом чересчур увлекаются.
— Слыхали, Надюша, о чем говорят серьезные мужчины? — крикнул инженер, заметив ее в дверях.
Вячеслав Акимович, я тут ни при чем! — оправдывалась Надя и, приблизившись, спросила: — Кто вам сказал насчет танцев?
— Никто. Сам видел, как вы до самой поздней ночи кружились в парке культуры и отдыха.
Надя потупилась, потом вскинула лукавое личико:
— А вы разве в парках бываете? Один?
Пришлось смутиться и Вячеславу Акимовичу:
— Нет, что вы… Я видел по телевизору. Кажется, была передача «По театрам и паркам Москвы»…
Послышался резкий стук в дверь. Вошел — нет, почти вбежал — Лева Усиков и радостно сообщил, что «Альтаир» уже работает и выключится через два часа. Лева предупредил тетю Нюшу, дежурившую в живом уголке, чтобы она никого не подпускала к аппарату. «А сам почему не остался?» — спросил Митяй, но Лева даже не удостоил его ответом. Чудак человек, надо же понимать: всем хочется посмотреть передачу…
Вновь по экрану побежали светлые полосы. Вячеслав Акимович, заложив руки за спину, стоял несколько поодаль, внимательно наблюдая за появлением первых признаков изображения.
С левого края экрана выползли черные линии, быстро помчались в сторону и вдруг остановились. Показалось ребро клетки. Можно было разобрать, как из темных разбросанных пятен постепенно складывается ясная картинка.
На первом плане сидели две белки. У них вздрагивали кисточки на ушах, блестели бусинки глаз, — все было видно абсолютно четко, но темновато. Как назло, в тот самый момент, когда заинтересованный инженер подошел к аппарату, чтобы увеличить яркость, из глубины выплыл огромный палец. Приближаясь к зрителям, он покачивался, словно грозил им, потом расплылся в темное пятно, видимо коснулся объектива аппарата, постучал по нему и снова исчез.
— Кто там опять развлекается? — недовольно пробурчал инженер.
Будто отвечая на вопрос, из темноты вылезло на экран знакомое лицо. Круглое, как блюдо, оно сейчас казалось плоским. Пичуев подправил фокусировку. Блеснули любопытные глаза над выступающими скулами, задвигались вверх и вниз смешные усики.
— Ну, вот что, молодцы, — Пичуев раздраженно выколачивал трубку о пепельницу, — пока вы не оттащите этого гусара от объектива, смотреть нечего. Мне он уже надоел. Боюсь, что с подобными шутками не следует обращаться в научный институт.
Он резко поправил очки, сунул трубку в карман и быстро вышел из комнаты.
Надя молча ходила по комнате, выключала приборы, накрывала их чехлами, двигала стульями и всем своим видом показывала, что разговор окончен.
— Идемте, я подпишу пропуска, — с подчеркнутой официальностью сказала она, но вдруг ей стало жалко студентов, особенно Журавлихина. — Не понимаю я таких людей, — заявила она помолчав. — Взрослые мужчины, а от всякого пустяка киснут. Вот что значит не привыкли к научной работе! Да у нас на день по тысяче неудач случается — и то ничего. Я в прошлом году опытную проекционную трубку в первый же день пережгла. Ужасно! Целую ночь не спала, до того было обидно. А наутро встала, взяла себя в руки и сразу поумнела… Научная работа воспитывает волю… Знаете, какой у меня стал характер! — Она сжала кулачок. — Если кто на пути станет, я…
