— А ты?
— Не городи чепухи. — Взяв Ольгу за лацканы, Галка еще раз тряхнула ее для пущей убедительности. Мотнулась голова. — Если бы такая подписка существовала, то она сама по себе являлась бы совершенно секретной. Забудь. Ничего не было, тебе все померещилось, я понятно говорю?
— Да, но…
— И свое «но» ты тоже забудь. Соберись, сержант, рядовые смотрят.
И Ольга собралась. Несколькими минутами позже она уже могла натужно пошутить над своим испугом. Да, она переутомилась до галлюцинаций, в чем нет ничего удивительного: работы масса, а отдыха не дают, вот воображение и играет с людьми в дурные игры. Ну конечно, того, что она видела в воображении, ни в коем случае не могло быть наяву!..
Лишь наедине с собой, да и то не без усилия, она могла признаться: это неправда. Правда совсем другая.
Безжалостная. Хохочущая в лицо. Осведомляющаяся голосом полковника Фаустовой о пережитом в детстве ужасе — откуда она могла о нем знать?! И вообще, с каких пор Департамент интересуют детские кошмары?.. Ответ был на ладони: с тех самых пор, как они случаются в реальности.
И было обидно оттого, что простой и понятный с детства мир оказался сложнее, чем прикидывался. Приподнялась завеса, и за ней не оказалось места ни разуму, ни справедливости. Мир издевался над Ольгой Вострецовой. У него оказались невидимые прежде зубы второго ряда, но пока он не пытался укусить ими. Он их просто скалил.
— Э-эй, караульные! Эй! Эй! Оглохли?..
Колочу в дверь. Если таким манером ежедневно упражнять кулак, то через год я научусь разламывать пополам дубовые столы, валить нестарые деревья и нокаутировать быков-рекордсменов. Но эта дверь почище любой дверцы сейфа — тут нужен либо алмазный бур, либо динамит.
— Заснули вы там? Эй, вы! Конец света проспите! С той стороны никакой реакции. На-до-е-ло! Телепортировать, что ли, сквозь дверь?.. Нет, оставим это нездоровое развлечение на крайний случай. За своеволие, может, и не подстрелят, но изобьют. Не драться же мне с караульными — тогда уж они меня подстрелят наверняка Не насмерть, а так… продырявят мякоть, чтобы задумался. Хотя еще неясно, какие у них инструкции о г. Иоланты — может, и насмерть.
Не иметь никакой информации — вот что хуже всего. Информация у меня только одна: до вычисленного момента нападения чужаков на Землю осталось меньше суток. И даже существенно меньше — от силы часов пятнадцать. Я, конечно, понимаю, что главнокомандующей сейчас не до меня, — но генерал-поручик Сивоконь? Ей-то прямой резон продолжить общение со мной, вытряхивая из меня душу допросами и изнуряя медициной. В конце концов, кто в ответе за ту гипотезу, согласно которой я все тот же эксмен Тим Гаев, а не чужое послушное орудие, пятая колонна инопланетных интервентов? С кого в случае ошибки снимут стружку, если не голову?
Само собой, при условии, что будет кому снимать и с кого.
Ба-бах!..
Вместо того чтобы отпереть дверь, одна из караульных попросту телепортирует ко мне в камеру. От неожиданности я шарахаюсь в сторону.
На щекастом лице караульной ни тени презрительной ухмылки — одно раздражение.
— Без глупостей! Почему шумишь?
— Я хочу поговорить с командующей.
— Не приказано.
— Тогда с генерал-поручиком Сивоконь!
— Не приказано. — И караульная явно собирается телепортировать обратно.
— Тогда с комендантом базы. Имею важные сведения. Что, тоже нет? Ну хоть с караульным начальством. Ведь есть у тебя какое-нибудь начальство, да? Что смотришь?
Я знаю, отчего она так смотрит на меня. Решает вопрос: а не съездить ли мне по зубам за наглость? Хуком справа?
Да здравствует выдержка — решение принимается в защиту моих зубов.
— Доложу.
С громким хлопком она исчезает. А я сажусь в уголке прямо на пол и начинаю ждать. Настроение мое, прямо скажем… вот-вот. Оно самое. Очень плохое, если перевести на ту лексику, за которую полицейские не бьют резинкой по голове. Мне надоело одиночество. И предчувствия у меня скверные.
Сказал бы мне кто еще позавчера, что я устану не от допросов, а от ничегонеделания, — я попросил бы вызвать санитаров такому шизоиду… А как за меня взялись вначале! Рьяно и бестолково, растерянно и яростно, без четкого плана, зато форсированно. Человек или не человек? То бишь, пардон, эксмен или не эксмен? Может, орудие чужаков для вскрытия лунной базы — вроде консервного ножа?
Душу вымотали. Ни поспать вволю, ни поесть всласть — обязательно помешают. Даже успел привыкнуть. И вот на тебе — никто меня не беспокоит уже вторые сутки. Я никому не нужен.
Ну никак они не ожидали заполучить одного меня! Расчет творцов «Эгиды» строился на зыбкой надежде захватить чужой корабль. Изучить технологии. Понять, кто такие чужаки и чего им надобно. Поймать за шкирку хотя бы одного паршивца и подвергнуть чудесам земной науки. Для пользы и в назидание.
Вышло — на кота широко, на собаку узко. Опасности для человечества больше не существует, в чем космофлот скоро убедится, — а дальше что? Никаких инопланетных технологий люди не получили. Даже я сам, с точки зрения земной медицины, каким был, таким и остался. Что ценного привез? Пшик. Чуть-чуть малополезной информации.
А на Земле — разруха и беспорядок. В том, правда, не моя заслуга, но какая разница? Вину полагается на кого-то свалить, а я как раз очень удобный стрелочник. Разумеется, во всем эксмены виноваты! А как же иначе!
Сижу и рычу сквозь зубы. Нарочно злюсь на себя. Очень трудно быть реалистом и не верить в то, что Иоланта Сивоконь выполнит все условия нашего уговора. Я и не верю. Эмоции эмоциями, а элементарная логика против. Логика подсказывает, что выгоднее всего меня по-тихому устранить. Как телепортирующий эксмен я по-прежнему опасен, а главное, уже не нужен.
Меня, конечно, спишут. Вопрос первый: когда? Вопрос второй: как? Вопрос третий: что я могу возразить на это?
Попытаться опереться на Присциллу О’Нил? Но кто я для нее? Не более чем инструмент, при помощи которого сделана некоторая работа. Возможно, она предпочла бы положить инструмент в ящик до следующего случая, она бережно относится к инструменту, но если на нее надавят, она пожертвует мной без больших сожалений. Я не особенно ценный инструмент. Умею телепортировать — подумаешь редкость! При острой необходимости можно найти добровольцев иного пола и как следует их замотивировать. В моменты кризисов человеческая жизнь дешевеет. Почему бы не пожертвовать пятаком вместо гроша. Принципиальна ли разница?
Судьба немногих пилотов-эксменов, оставшихся в живых после Ананке и Цереры, в сущности, та же самая. Довольно опасных экспериментов, гроза миновала, пора вернуться к привычному порядку вещей! Эксмены-строители в космосе — это еще куда ни шло, но эксмены-пилоты? Спасибо, нет. На том стоит и стоять будет Земля, как на спинах мифических слонов. А ты, ущербный, знай свое место!..