ни настоящего назначения, ни самого вида этого помещения. Мало ли где случилась фиксация, так как своего двойника он мог застать везде, где угодно.
Вдали, словно у самого горизонта, а, может быть, и на расстоянии вытянутой руки, трепетал слабый лепесток огня, освещавший скудным красноватым светом загадочную картинку, похожую на жутковатое видение во сне – перевитые тени, выпуклые зрачки неведомых существ или просто выступов на стене, а по сторонам, углом уходящие вверх не то столбы, не то ноги великана, не то… мало ли что померещиться в незнакомом месте со сна. Всё это было обман зрения и мираж.
– Ну и вонище! – простонал Невер и закрыл глаза, чтобы не заставлять себя сразу думать и сразу разобраться в новой обстановке.
Торопиться не следовало. Будет утро, а потом неделя, а, если ничего не случиться непредвиденного, то и месяц на узнавание, привыкание, понимание и осмысление превращённого мира.
Мучаясь от зловония, он всё таки успокоился, мысли потекли не здешние, а те, что занимали его вчера – поездка перед превращением к матери, телефонные звонки…чьи-то знакомые и незнакомые лица поплыли перед его мысленным взором. Он опять засыпал, неудобно распластавшись на твёрдокаменно подпиравшем бока ложе. Вчера, когда он укладывался спать в испытательном блоке института, оно выглядело удобной кроватью, а теперь представляло нечто широкое, ворсистое, с одуряющим кислым запахом.
Внезапное воспоминание заставило дёрнуться его всем телом и подбросило с ложа. Он сел и понял, почему проснулся.
«Как же это я?» – задал он себе укоризненный вопрос и вслух произнёс непонятную ещё для себя фразу:
– Мне же сегодня нести флегу!
«Что бы это означало – нести флегу?» – подумал он, лихорадочно отыскивая в памяти значение такого сочетания слов.
В памяти скопилось как будто многое, но флега где-то там затерялась. Тем не менее, повинуясь какому-то импульсу, Невер засуетился, удовлетворённо засопел, ощутил своё тяжёлое сильное тело и скинул ноги с ложа вниз. Машинальным движением убрал с лица в стороны, за уши, космы жестковатых волос, давно, по-видимому, не чёсаных…
И этого не любили нейтралы: грязи, вони, антисанитарии…
Ноги легко вошли в тяжёлые, удобно растоптанные, сапоги с высокими, под колено, голенищами. Притоптывая о пол каблуками, он, по сути, бессознательно нацепил на себя широкий пояс с подвешенными к нему ремешками, сумочками и кошельками, и увесистый не по размеру кинжал в ножнах с затейливым эфесом как раз по его руке.
– Чинко! – крикнул он по-хозяйски, и не успел удивиться, как на его призыв из темноты выпрыгнуло нескладное, тощее, заросшее волосами существо.
– Я здесь, элен! – послышался пискливый голосок, и Невер рассмотрел, несколько опешив, маленького, одетого в отрепья, мальчишку.
– Я на флегу.
– О-о, элен! Поздравляю!
«Знать бы, с чем он меня поздравляет», – подумалось Неверу, но помимо воли он тут же проникся какой-то глуповато-торжественной гордостью.
– Ну, ты… – выдохнул он важно из могучей груди. – Всё… э-э… что надо для этого. И… – не удержался и спросил: – чем это у нас так воняет?
Чинко в полутьме шмыгнул носом, сверкнул звероватыми глазами.
– Ничем, элен.
« Разумеется, ничем. Бедный ребёнок привык, поди, и уже ничего не чувствует», – с жалостью подумал Невер, – а я ему глупые вопросы задаю. И потом… Отчего это я такой гордый?»
Он занялся спешным самоанализом, выясняя, от кого исходит гордость – от Невера или от Кострова.
«Если от Невера, то ясно чем я горд – званием или титулом элен. Мне, наверное, приятно обращение даже слуги-мальчишки. А, может быть, я горд оттого, что должен нести флегу?.. Будь она неладная, что же это такое – флега? Не Чинко же спрашивать, куда я иду… А если от Кострова, то чем мне гордиться? Ничем!.. Ладно, поживём, разберёмся».
К сапогам и поясу с помощью Чинко добавились: широкий крупновязаный серый шарф, перекинутый одним концом через плечо на спину, вязаная же шапочка, под которой притаилась металлическая тарелка, выполненная в виде полусферы и как раз по голове, длинный деревянный посох, подбитый железом, и перчатка на левую руку – держать посох.
Облачившись, Невер повёл плечами и обратил внимание на некоторую тяжесть и скованность в движениях. Казалось бы, одет он в свободные одежды, а стеснённость чувствовалась. Отмечал её, пожалуй, Костров, а Неверу, по-видимому, не доставало хлопот, поэтому следовало узнать, в чём тут дело. Он запустил руку в прореху рубахи на груди и замер от неожиданности. Как будто кольчуга?.. Он подошёл к свече. Догадка оправдалась – под рубахой, поверх которой было надето нечто похожее на блузу до колен с глубоким вырезом на груди, он рассмотрел из мелких колец кольчугу.
«Странно, – без энтузиазма подумал он, наполняясь нехорошим предчувствием, – оружие, кольчуга, голова как под шлемом. Не зря они на мне. Ох, не зря!»
Беспокоился Костров не за себя, а за эксперимент и… за Невера, за своего двойника в этом мире.
В других превращениях у него иногда тоже появлялось оружие. Обычно кинжал или лёгкий топорик. Однажды даже копьё появилось. Однако они никогда не настораживали его и не давили своим наличием на психику так, как сегодня.
Подобно каплям в пустое ведро где-то ударил колокол. Звук он него не плыл, как ему было положено, а куце пропадал, не успев набрать силы. Невер заторопился, накинул на себя широкий плащ, прикрикнул на мальчишку:
– Двери запри! Не спи! Да поглядывай!
Чинко махнул косматой головой, а сам уже засыпал на хду и не скрывал этого от элена.
– Поколочу! – беззлобно пообещал Невер.
Пригнув голову под низкий притолокой и выходя на улицу – зловоние усилилось, Невер тяжело вздохнул. Всё-таки было от чего. Не успел проявиться в новом естестве, а уже – флега. Может быть, флега это и здорово, да участие в эксперименте не для торопливых. А обстоятельства торопят. «И поскольку биография моя здесь, – Невер позволил себе удивиться, – видать, прелюбопытная, то, пока я её вспомню, многое может произойти…»
Неправдоподобно крупные, а те, что приметно украшали Руку Предержателя, почти со сливу, звёзды светились в чисто угольном небе над неосвещённым городом Верхнего Регерды – Горколом, в котором, по утверждению дворецкого Верхнего Замка и как теперь вспомнил Невер, проживало ни мало, а тысяч десять человек. А вот вчера, до превращения, где располагался город с миллионным населением, а в нём уличное освещение, общественный транспорт и канализация…
Фу, вонища-то какая!..
Лаяли собаки. Собаки встречались во всех превращениях. Беспокойные, брехливые и злые.
Жилистая Рука Предержателя вертикально опустилась к Земле. Она, повинуясь таинству мироздания и неведомому промыслу бытия, являла время мёртвых и спящих, всё равно, что мёртвых.
– Что параллели? – бормотал Невер, путаясь в длинных полах плаща и отворотах сапог, шлёпая по густой грязи, отбиваясь посохом от собак и поглядывая на небо. – Я с детства знаю о Большой Медведице многое, но Рука Предержателя,
