Но силы были неравные, и тогда я, стукнув в очередной раз нунчаками по голове особенно приблизившейся твари, вытащила из рюкзака шкатулку с белыми шахматами и бросила их в гущу нечистой силы.
И поднялось белое войско. Пехота в касках и с короткими мечами стала нападать на остановившихся в замешательстве дэвов. Два рыцаря на белоснежных конях топтали разную ползучую гадость и разили зазевавшихся чертей. Им помогали два пеших латника. Король, накрутив мантию на локоть, отдал приказ и бросился в самую гущу. А белая королева вдруг оказалась на заднем фланге, прямо около трона, схватила Душматани за волосы и обе покатились вниз по ступенькам, визжа совершенно не по-королевски.
– Отходим! – крикнула Ипполита, и мы, пятясь, двинулись к выходу из зала, подхватив под локотки царевича Йому. Поминутно отпихиваясь от разной мелкой живности и стараясь не поскользнуться, мы вышли в темный коридор, ведущий неизвестно куда. Надо было срочно выбираться из этой башни.
И тут я почувствовала, как на нашу компанию набросили сеть. Мы забарахтались и упали. Падали долго. А когда мои ноги утонули в гнилой соломе, я поняла, что мы находимся в подземной темнице.
– Ну что, бойцовые курочки? Попались? – раздался сверху мерзкий хохот, и в отверстие, сквозь которое мы свалились в этот склеп, показались морды двух прислужников колдуньи. – Теперь вам крышка! – торжествующе крикнул Дужухет, и действительно, крышка люка захлопнулась, мы оказались в кромешной темноте.
– Доигрались… – сумрачно произнесла Далила. – С флангов надо было обходить мерзавцев!
– Ишь, стратег выискался, – остановила ее Ипполита. – Я вот все стрелы волшебные потратила, так жалко – мочи нет.
– Как там эти дерутся? Белые… – Гиневра вздохнула.
Ни звука не было слышно в этом каменном мешке. Не тратя лишних слов, я порылась в своем рюкзачке и вытащила фонарик. Тусклый свет озарил нашу темницу. Но и его было достаточно, чтобы понять, что положение наше аховое. В углу шуршали крысы, и Сенмурв принялся деловито за ними охотиться. По крайней мере ему скучно не было.
– Бедный папа! – я навела луч на царевича. Он сидел, обхватив голову руками, и раскачивался из стороны в сторону. – Как он там без меня?..
– Успокойся, – Гиневра подошла и обняла его за плечи, – все еще перевернется в нужную сторону. Мы выйдем из этой темницы и вернемся к твоему отцу. Все будет хорошо. Не плачь.
– Какой я болван! – продолжал Йома. – Так попасть впросак! Влюбиться в такую уродину, ведьму! ..
– Ага, если бы она осталась красавицей, ты бы не проклинал себя, – мрачно заметила Ипполита. – Все мужики одинаковые.
– Да уж, – вздохнула Гиневра, – уж на что Артур меня любит, но и он…
– Что он? – лениво спросила я, только лишь для того, чтобы поддержать разговор и выключила фонарик.
– Что-что! – передразнила она. – Как у меня первые морщинки появились, вот такие, незаметные, – видимо, она в темноте машинально поднесла руку к глазам, – тут же нашел себе эту сенную девку – Сигизмунду. Она же дочка прачки, я ее сопливой помню – все за материн подол держалась, когда та за грязным бельем приходила, и вот поди ж ты – муженек мой на нее глаз положил.
– Потому и положил, что ты ее вот такой помнишь, – заметила из своего угла Далила. – Мужику ведь что надо? Чем девка моложе, тем у него гонору больше.
– Допингуется, – сказала я и вздохнула.
– Чего-чего?
– Да так… Вспомнила. У нас в институте преподаватель один был, старикашка вредный. Сопромат нам читал. А сопромат – это такая штука… – я задумалась и объяснила: – В общем, что-то вроде магии. Даже присказку такую студенты придумали: «Сдал сопромат – можешь жениться».
– Умная ты, Марина, слова мудреные знаешь. Так сразу тебя и не понять, вздохнула Гиневра. – А меня только азбуке и этикету обучали. И за Артура выдали, когда мне четырнадцать было. Что я тогда понимала… Девчонка… А ему двадцать восемь – настоящий взрослый мужчина. Вечно вокруг него куча рыцарей крутилась. Добро, хоть приличные все были, как, например, сэр Галахад, а то ведь и проходимцы попадались. А у Артура моего сердце доброе – всех привечал. За стол сажал, он даже нашему краснодеревщику стол заказал, такой круглый, ни у одного соседа такого стола не было – двенадцать рыцарей в полном облачении за ним помещались.
– Только мне за этим столом места не было, – вздохнула она. – Мне все больше пажи да менестрели бродячие песни пели. Хотя иди знай, правду он поет или так – на кусок хлеба зарабатывает.
– А тебе какая разница? – возразила Далила. – Поет себе и ладно. Другая бы обрадовалась…
– Порадуешься тут, когда при живом муже соломенной вдовой живешь. То он за Эскалибуром снарядит дружину, то за чашей святого Грааля ему невтерпеж, а ты, Гиневра, сиди, дожидайся, когда твой муженек ненаглядный вернется и со своими дружками за стол сядет судить да рядить, обсуждать подвиги ратные.
– Да уж, положение у тебя, Гиневра, незавидное было, даром, что королева, – вздохнула Ипполита, что-то чертя прутиком по земляному полу темницы.
– Но, как я слыхала, ты время не теряла? – задала Далила каверзный вопрос.
– Это ты на что намекаешь? – нахмурилась Артурова жена. – Все менестрели и трубадуры куртуазным манерам обучены, никто ко мне пальцем не прикасался. Разве что пели и вздыхали.
– А тебе этого было мало?
– Кто ж его знает? – простодушно ответила Гиневра. – До того, как Мордред ко мне не полез, я даже об этом и не думала.
Тут настала моя очередь удивляться:
– Гиневра, а это еще кто?
– Племянник мужа… Как-то Артура снова не было дома, Мордред приехал, он всегда на правах близкого родственника приезжал. Здоровый такой, морда красная… Он мне никогда не нравился. А тут прознал, что короля уже как две недели нет, зашел в мою опочивальню без стука и набросился на меня. Я стала кричать, отбиваться, слуги прибежали. В общем, вывели его, а потом, как Артур узнал об этом, то вызвал его на бой, не посмотрел, что собственный племянник.
– Ты хоть объяснила, что это он сам набросился? – спросила Далила.
– Да что толку? – Гиневра всплеснула руками. – Я нисколечко не виновата была, а что-то между нами поломалось. Артур так и не смог мне простить, уж не знаю чего, то ли измены моей невзаправдашней, то ли то, что руку на родственника из-за меня поднял. Не знаю.
– Удивляюсь я на тебя, Гиневра! – вскипела Ипполита. – Нет в тебе ни на каплю женской гордости! Оправдывалась зачем? Ты же ни в чем не виновата, а туда же – оправдываться побежала. Тьфу.
– А может, я и виновата… – Гиневра как будто говорила сама с собой. Хоть и кричала, но не в полную силу, и толкала его не так, как от смерти спасаются.
