- Значит, договорились? - спросил бригадир, поднимаясь из-за стола. - Вы эти штуки бросите!
Николай Иванович молчал. Старики - народ упрямый.
Однако все разрешилось неожиданным и даже трагическим образом.
Утром Николай Иванович надел очки и стал следить за соседкой Кирьянихой. Кирьяниха кормила утят. Утка у нее издохла, и утята доставляли Кирьянихе немало хлопот.
- Жрите, проклятые, - говорила она. - Да не разбегайтесь по всей деревне. Позавчера вас было четырнадцать, вчера тринадцать...
- Матрена Васильевна, - окликнул ее Николай Иванович, подойдя к забору.
- Чего тебе? - недовольно откликнулась Кирьяниха, она была старше Николая Ивановича и, несмотря на его обходительность, называла его на "ты".
- Не выпускайте утят со двора, - посоветовал Николай Иванович.
- Пошто?.. - подозрительно обернулась к нему старуха.
- Коршун... - сказал Николай Иванович. - Коршун побьет ваших утят.
- Не выпускать, значит? - спросила старуха.
- Не выпускайте, - обрадовался Николай Иванович - хоть один человек наконец-то его послушает.
- А что я их, - не без злости спросила старуха, - под юбкой держать буду? Целый-то день?
- Как знаете... - обиделся Николай Иванович. - Я вас предупреждаю.
- Предупреждаю... - ворчала старуха. - Ишь ты, предупредитель.
Она открыла калитку и всех до одного утят выгнала на улицу. Желтые шарики замелькали по дорожке, полезли под забор Николая Ивановича, рассыпались по двору.
И тут - не успела старуха прикрыть калитку - камнем с неба свалился коршун.
- Кыш! Кыш!.. - закричал и замахал руками Николай Иванович. Двое утят забились в лапах пернатого хищника.
- Кыш! - кричал Николай Иванович.
Одного утенка коршун все-таки уронил. Окровавленный комочек упал у ног Николая Ивановича. Учитель поднял его и понес во двор Кирьянихе, которая тоже размахивала руками и кляла, на чем свет стоит, коршуна.
- Вот... - сказал Николай Иванович, опуская птенца возле каменного корыта, в котором только что плескались утята. - Я вас предупреждал, - укоризненно обратился учитель к Кирьянихе.
- Предупреждал!.. - Жабой посмотрела на него Кирьяниха. А разреши спросить, на каком основании ты предупреждал?
Николай Иванович молчал, чувствуя себя опять оскорбленным.
- Молчишь?.. - Кирьяниха надвигалась на него как туча. Старый хрыч, вареная колбаса! Молчишь, говорю?.. Напялил очки - и молчишь? На каком основании ты узнал про коршуна? требовала объяснения Кирьяниха. - И за Осипову баню надо с тебя спросить, и за Кольку Синицына, и за семьдесят два рубля Маришкиных - за все надо спросить!
Николай Иванович пятился от разгневанной женщины. Кирьяниха наступала:
- На каком основании мутишь деревню? Пре-дупре-ждаю... передразнила она Николая Ивановича, очень похоже, как он произносил это слово. - Как ты узнал про коршуна?..
Дальше пятиться было некуда. Позади Николая Ивановича стояло корыто. Кирьяниха приблизилась вплотную к учителю.
- До каких пор будешь смущать жителей, домовой? Тебя спрашиваю!
Николай Иванович беспомощно моргал, опустив перед старухой руки по швам. Он абсолютно не умел обороняться в подобных случаях. Молча смотрел в брызжущий рот старухи с двумя или тремя испорченными зубами.
- Молчишь?.. - Кирьяниха содрала с носа Николая Ивановича очки и так трахнула их об корыто, что вдрызг полетели не только стекла, но и оправа.
- Вот тебе! - сказала старуха. - И коршун, и баня, и Колька - все вместе!
Николай Иванович пошатнулся и, как подкошенный, опустился на землю.
- Что вы наделали? Что вы наделали?.. - лепетал он.
В отчаянии шарил дрожащими старческими руками в траве, словно надеясь собрать осколки, склеить их, сложить воедино.
- Что вы наделали? - повторял он. - Вы не представляете, что вы наделали!..
Осколки шуршали, звенели в его руках, но ничего из них сделать было нельзя.
Ничего уже сделать было нельзя.
