Все обернулись. Это действительно была «она» – девушка, смуглая и длинноносая, в черной с белым узбекской тюбетейке.
– Гульнар, – прошептал Черкез, удивленный не менее других.
– Санкция! – с коня закричала она, размахивая какой-то бумажкой. – Санкция самого Кулиева!
Она лихо спрыгнула наземь и, тут только увидев профессора Боровика, залилась краской.
– Извините, пожалуйста, я думала, это люди из его команды.
– Моя команда уже на огневой, – веско произнес молодой человек в очках.
– Тогда надо немедленно предупредить их. Эксперимент откладывается.
– Эксперимент состоится.
– Но академик Кулиев...
– Сам господь бог не остановит меня сейчас! – торжественно провозгласил «хозяин шистоцерки».
Гульнар, безнадежно махнув рукой, умолкла.
Эверетт более ни о чем не спрашивал. Он решил терпеливо ждать развязки, которая, судя по всему, была не за горами.
Стая приближалась. Выдвинутое вперед ее восточное крыло нависло над озером. Автомашины редкой цепочкой замерли на холмах, радарообразные антенны нацелились в сторону саранчи.
Внезапно Эверетт вспомнил полет с академиком Кулиевым, поворот стаи в воздухе. Так вот оно что! Они хотят опрокинуть ее в воду... Ну да, так и есть, восточное крыло, словно натолкнувшись на невидимое препятствие, поворачивает на запад, идет на снижение. Это естественно, ведь саранча может летать только по ветру, иначе она должна приземлиться... А вот и основная масса начинает разворот, восточное крыло врезается в нее, насекомые градом сыплются в озеро, вода кипит, как под проливным дождем...
Некоторое время все молча любовались редкостным зрелищем.
– Она потонет? – тихо спросил Черкез.
– Не сразу, – ответил Эверетт. – Саранча обладает удивительной плавучестью. Зафиксирован случай, когда шистоцерка, застигнутая наступлением ночи в океане, опустилась на воду. Стая была густой, она легла на поверхность моря в несколько слоев. Утром, когда пригрело солнце, верхние слои стали взлетать с нижних, как с плавучего аэродрома. Оставшиеся несколько дней болтались на воде, пока их не растащила рыба.
– Завтра здесь произойдет то же самое, – заметил Владимир Степанович, наблюдая за озером.
– Мы посадим взлетевшую шистоцерку тут же, на берегу, – заверил молодой человек в очках.
– Это опасно, – предупредил Эверетт. – Во влажном песке она может произвести яйцекладку.
– Вот и прекрасно! Создадим резерв.
«Резерв? – поразился Эверетт. – Но для чего?»
Он не успел задать вопрос. Неугомонная Гульнар атаковала «хозяина шистоцерки» с новой силой. Насколько можно было понять, спор разгорелся вокруг этих же самых «резервов».
– Поймите ж наконец! – воскликнула она. – Мы уже пустили инкубаторы на полную мощность.
Тут молодого человека снова вызвали в домик.
Эверетт отвел профессора Боровика в сторонку.
– Я уже догадался, что подозрения мои нелепы, – смущенно признался он. – Но объясните мне ради бога, что все это значит? Какие резервы?
– Ага, резервы? Они пойдут для подкормки рыбы.
– Рыбы?!!
– Это новый водоем, образованный в бесплодной впадине. Интенсивное рыборазведение пока в нем представлялось нереальным, но авантюра мистера Блера создала для нас неожиданные возможности.
– Значит, вы используете шистоцерку...
– Вот именно. Между прочим, зарыбление озера было произведено у нас на глазах.
– Летающие лодки? Но они только сели и тут же поднялись.
– Предварительно выпустив миллионы мальков. Эти специальные машины – перевозка живой рыбы у нас производится в массовых масштабах.
– Теперь мне ясно, – вздохнул Эверетт. – Потом вы будете сгонять шистоцерку в озеро с помощью «хлыста».
– Если недоверчивый изобретатель не наложит на него вето, – уточнил Боровик.
– Пощадите, – взмолился англичанин. – Ведь я уже признал свою ошибку.
– Ага, признали? То-то же... Ну, руку, руку, дорогой коллега!
– Еще вопрос, – вспомнил Эверетт, отвечая на дружеское рукопожатие. – Чего добивается здесь девушка?
– Ну, уж это расскажет она сама... Ага, кажется, дело и у нее налаживается!
Действительно, Гульнар уже мирно беседовала со своим недавним противником. «Хозяин шистоцерки» взял у нее бумажку.
– Радиограмма?
– Только что получена.
– Однако вы время не теряли, – покачал он головой. – Ну что ж, поскольку санкция имеется...
– Ага, – улыбнулся Боровик. – Сменили, наконец, гнев на милость?
– Новая стая, как по заказу. Идет и идет!
– Значит, договорились? – Гульнар приняла повод у Черкеза, державшего коня.
– Не прощайтесь, – оказал Владимир Степанович. – Мы тоже к вам.
– Милости просим, – девушка птицей взлетела в седло, конь ее с места взял в галоп.
– Двинем дальше, коллега? – предложил Владимир Степанович.
Они поднялись над озером, сплошь укрытым густой пеленою саранчи.
– Тридцать тысяч тонн, – задумчиво проговорил Эверетт. – Тридцать тысяч тонн кормов...
– Десяток железнодорожных составов, – подтвердил Владимир Степанович. – Доставленных в местность, лишенную дорог.
– Странно, всю жизнь возился с саранчой, но как-то ни разу не взглянул на нее с этой точки зрения.
– А разве вы не знали, что в древнем Египте она считалась деликатесом?
– Да, но...
– А некоторые из африканских племен и до сих пор употребляют ее в пищу.
Англичанин уловил в глазах собеседника лукавый блеск.
– Уж не собираетесь ли вы и меня попотчевать этим лакомством?
Боровик усмехнулся:
– Как знать, как знать...
– Кара-такыр, – доложил Черкез и вопросительно посмотрел на Владимира Степановича.
– Ага, уже? Приземляться не будем, нет. Но опустите, пожалуйста, нас пониже, как можно ниже.
Эверетт посмотрел вниз сквозь застекленный пол кабины. Под ними темнела обширная равнина. Именно темнела – ни единого светлого пятна на всем протяжении!
– Земли считались бросовыми, – сказал Владимир Степанович. – Голая глина, спрессованная, прожаренная солнцем, лишенная каких-либо примесей. В качестве первой меры по улучшению почвы сюда на днях была сброшена песчаная пульпа из строящегося невдалеке канала, – он прокладывается земснарядами.
– Это не ново, – заметил Эверетт. – На Востоке издревне крестьяне пытаются улучшать земли такыров, подмешивая к глине песок. Но труд их нечасто окупается, одного песка здесь мало.
– Мало, – согласился Боровик. – Нужны удобрения. Тысячи, десятки тысяч тонн.
– Десятки тысяч тонн? Неужели и здесь вы... – Эверетт не договорил. Вертолет повис над самой землей, и зоркий глаз энтомолога различил груды мертвой саранчи, покрывающей равнину.
