Голос Бет.
* * *
Атмосфера такого рода балов и концертов была знакома Бет с раннего детства. «Люди любят делать добро, а еще больше любят, когда их при этом развлекают», – не без ехидства сказала однажды леди Констанс. С тех пор, как певческий дар Бет открылся, она непременно участвовала в таких концертах, и сейчас нисколько не терялась перед публикой.
Вчера в Совете кланов было страшнее. Все эти взрослые серьезные тётки и дядьки… Все эти вопросы и улыбки… Враждебность под маской снисходительной доброжелательности… А здесь – привычная, милая сцена, и публика искренне благосклонна.
Она выбрала песни Тир-нан-Ог не только потому, что слышала и напевала их с детства, еще не научившись разбирать слова. Не только потому, что простые мелодии открывали простор для импровизаций. Но и потому что этот благотворительный концерт должен был транслироваться на всю планету и Бет лелеяла надежду на то, что хотя бы случайно ее услышит Дик. Услышит и поймет, что это ему она поет – хотя улыбается при этом другому, бросая взгляды на экранированную силовым полем императорскую ложу.
Раскланявшись с залом под обвал аплодисментов, и крики «Бис», Бет отступила за кулису – и тут же Ирис, которого теперь звали Андреа, подал ей сантор с горящим индикатором связи. Выражение его лица при этом было столь почтительно, что Бет сразу поняла, кто ее вызывает.
– Эльза, – услышала она в наушнике голос жениха. – Ты была изумительна. Я и твоя семья просим – спой на бис.
– Хорошо, – она отключилась, улыбнулась… Как хорошо петь сердцем. Как хорошо знать, что Дик жив.
Хотя подготовленная несколько второпях программа была исчерпана, оркестр состоял из превосходных импровизаторов. Озорная, даже хулиганская идея осенила Бет, пока зал затихал в ожидании песни. Она шепнула дирижеру:
– Со второго повторения припева, в ре миноре, – и шагнула в очерченный светом круг, включая микрофон. Щелчками пальцев обозначила ритм и запела:
Мой горец – парень удалой:
Широкоплеч, высок, силён.
Нет, не вернётся он домой –
Он на изгнанье осуждён.
Как мне его вернуть?
О, как его вернуть?
Я все бы горы отдала,
Чтоб горца вновь домой вернуть!
Песня предоставляла не очень много возможностей показать голос – но в ней было столько лихости, что Бет удавалось поднимать на ноги даже самые чопорные аудитории Палао. Вот и на этот раз – на прищелкивание пальцев и притопывание каблука зал ответил хлопками – сначала жидкими, потом все более решительными. Затем вступили ударник, флейта и струны. Бет с некоторым опозданием сообразила: в отличие от предыдущих двух песен эта – не на гэльском, а на стандартной латыни. Ну держитесь, – сказала она себе. Я не я буду, если вы у меня сейчас не запоёте.
Как мне его вернуть?
О, как его вернуть?
В зале поднялась, хлопая в такт, какая-то одетая в синее красавица. Бет не знала ее, хотя должна была знать: прием-то устроили для самых сливочных сливок. Надо будет познакомиться потом, – она отметила место, и вовремя: повинуясь ритму и стадному инстинкту люди начинали вставать и за другими столиками. Бет скосила глаза на бабушку, сидящую в первом ряду. Та не трогалась с места и вообще холодным видом показывала недовольство. Наверное, она знает песню. Ба, и с ней сидит кто-то незнакомый. Нет, уже не сидит, встал… и тот угол разморозили, не помогли бабушке подхалимы. Бет, внутренне торжествуя, перешла к финалу.
Ах, знаю, знаю я, кого
Повесить надо на сосне,
Чтоб горца, друга моего
Вернуть горам, лесам и мне!
Как мне его вернуть?
О, как его вернуть?
Это было, пожалуй, даже слишком – но слова, как говорится, из песни не выкинешь, и правильно разогнанную волну не остановишь. Припев Бет повторила три раза, и ей уже многие подпевали, а кое-где расфуфыренные вавилонские матроны даже и пританцовывали.
После Бет должна была вступать Дэйла Сонг. Расходясь с ней за кулисами, Бет искренне сказала:
– Удачи.
И мысленно добавила: после меня тебе её понадобится чертовски много.
Андреа подал ароматную салфетку – стереть пот, выступивший под софитами – и стакан воды. Это были вообще-то обязанности Белль, но камеристку Бет оставила в зале.
– Вы так неосторожны, – сказал гем, принимая стакан обратно. Бет закатила глаза. Когда она решила сделать юношу своим секретарем, ей и в голову не приходило, что это будет до чертиков напоминать старинный роман, в котором преданные слуги поедом едят своих господ. Такие рабы – кара Божья за рабовладение.
Она знала, что поступок ее иначе как хулиганством не назовешь, но неосторожным его не считала. Во-первых, после того как подтвердились слухи о Дике, у нее был неприятный разговор с тайсёгуном. Если бы этот разговор не отозвался демаршем вроде сегодняшнего, они бы взволновались, а зачем лишний раз волновать дядю и бабушку? Во-вторых, она уже вполне овладела искусством ведения разговора в стиле «я-то всего лишь наивная имперская девочка, а вот вы что имели в виду»?
Она поднялась по лифтовой шахте, ведущей в верхние, ложи и с поклоном предстала жениху. Все неприятности лучше пожинать сразу.
– Браво, – сказал Керет, глядя не на нее, а на маску, лежащую на коленях.
– Ты же не принял это на свой счет?
– Нет, конечно. Просто ты напомнила сотням тысяч людей, что у большинства из них в войне с Империей пропал без вести или погиб кто-то близкий, – Керет бросил маску на подушку рядом с собой. – Не удивлюсь, если песню завтра же будут проигрываь во всех харчевнях. Сборы поднялись на треть, пока ты пела. Так что ты помогла поддержать самых неимущих в Корабельном Городе, и…
Бет убрала с сиденья маску и опустилась рядом с Керетом.
– С тех пор как прошло это известие, – тихо сказал юный император, – я не нахожу себе места. Я в отвратительном положении. Одно мое слово – и полиция, армия, СБ, синоби, контрразведка – все будут брошены на его поиск и арест. Но я знаю, что если я хотя бы намекну на то, чтобы мне принесли его голову – я погибну для тебя навсегда. Ведь так?
Бет взяла его за руку.
– Но пока он жив, – продолжал Керет, – я все равно тебя теряю. Не отрицай этого. Ты изменилась, даже внешне. Когда я впервые увидел тебя после этого, две недели назад – я сразу понял: ты знаешь. У тебя словно отросли крылья.
– Я не бот, – вздохнула девушка. – Я не могу переключаться прикосновением к сенсору.
– Никто этого и не требует, – Керет повел плечами. – Но я чувствую себя так, словно меня, держа за руки и за ноги, обряжают в костюм и маску ненавистного жениха из древней комедии. Или тирана, который преследует одинокого и загнанного героя. Больше всего на свете я хочу, чтобы мне позволили оставить его в покое.
