Да, он выделял Дилию из других горожан, он помнил ее имя, он без всяких усилий мог в любой момент представить ее лицо, воспроизвести в памяти ее голос. Что-то в ней было такое... Она казалась Владу немного странноватой, она отличалась от других...
Возможно, все дело было в ее картинах?
Влад уперся локтями в колени, подался вперед и обвел взглядом картины Дилии. На них безраздельно господствовали темные краски, а если где-то и мелькало что-нибудь желтое, голубое или розовое - то непременно в окружении черноты, отнюдь не рассеивая, а только еще больше подчеркивая и углубляя эту черноту. Дилия писала не с натуры - не встречалось ему на Острове таких людей, животных и чудовищ, и не было на Острове таких мест; сюжеты картин рождались в ее воображении... но каким образом, откуда появлялись в ее воображении именно эти мрачные сцены? И еще ему казалось, что он уже видел некогда что-то подобное - или то же самое? давным-давно, когда этих картин еще не было в мастерской Дилии. А может быть, после каждого прожитого дня он просто забывал их, как постоянно забывал многое другое?..
Он вглядывался в темные пятна красок и чувствовал, как возвращается и все сильнее давит на душу изматывающая тяжесть.
Мастерская уже не представлялась ему просторной и светлой - не свет, а тьма лилась из отверстия в потолке, красные стены застыли коркой запекшейся крови, потускнело золото планок, превратившихся в подобия каких-то грязных веревок, а настенные чудовища-светильники стали темнильниками, и не свет они уже излучали, а изрыгали темноту. И склонившаяся над дощечкой с красками Дилия стала похожей на мрачную крылатую женщину в длинном платье с картины в дальнем углу мастерской...
Женщина на картине сидела, подперев кулаком щеку, и угрюмо смотрела куда-то вдаль, где, конечно же, не было и не могло быть ничего. Только два цвета присутствовали на картине: черный и белый, но и белый тоже был каким-то темным, испещренным пятнами, погруженным в сонмище теней и полутеней. Темными были колокол, весы и доска с цифрами, висящая на стене серого строения, темными были кудрявый хмурый младенец и какое-то лежащее животное; темными были лестница, массивная граненая глыба, шар и другие не очень понятные предметы, разбросанные у ног женщины. А вдали, сбоку от нее, виднелся извилистый берег и темная гладь Воды...
Женщина сидела на берегу Острова и тосковала, и ее большие полураспахнутые за спиной крылья не могли поднять в воздух тяжелое тело и унести в иные, более радостные места. Не было нигде таких мест... Женщина тоже находилась на Острове, окруженном бесконечной Водой; не на этом - на другом Острове, извлеченном художницей из глубин собственной души. Из темных глубин...
"Уж не себя ли изобразила Дилия? - подумал Влад, не отводя застывшего взгляда от угрюмой картины. - Не свою ли сущность, не свое ли истинное состояние она попыталась передать?.. Или - мое состояние? Состояние каждого горожанина..."
В верхнем углу картины, над гладью Воды, истекало лучами светлое пятно, но эти лучи не могли рассеять разлитый по всему полотну полумрак; лучи не дотягивались до тоскующей крылатой женщины, чьи крылья были всего лишь лишним грузом, не позволяющим покинуть Остров и взлететь в небеса.
На соседней картине был изображен сидящий на коне рыцарь; рядом с конем застыла в прыжке собака с вытянутой мордой. Влад не помнил, чтобы хоть раз видел на Острове рыцарей, лошадей и собак, но почему-то нисколько не сомневался в том, что дает правильное определение этим созданным воображением художницы существам.
Может быть и их он видел когда-то раньше - да забыл?..
За деревьями теснились на холмах дома и высокие башни - там был Город, и этот нарисованный красками Город тоже, конечно же, находился на Острове. На придуманном Дилией Острове. Но не Город, не облаченный в латы рыцарь с длинным мечом и в тяжелом шлеме были главными изображениями на картине. Влад, приглядываясь, еще больше пригнул голову к плечу, потому что картина стояла боком.
Главными - он чувствовал это - были еще два существа, внушающие ему непонятное омерзение. То, которое ехало на другом коне рядом с угрюмым рыцарем, походило на человека. Возможно, оно и было человеком - бородатым рогатым стариком с отвратительным носом - не носом даже, а каким-то огрызком - и змеями в длинных волосах, но что-то подсказывало Владу, что это все-таки не человек. Второе - крылатое, со звериной мордой, острым кривым рогом на макушке, длинными ушами, вытянутым рылом и круглыми бессмысленными глазами - человеком даже и не притворялось. Оно явно было сообщником рогатого старика, оно уставилось в спину рыцаря, и чувствовалось, что всаднику не помогут его прочные латы, копье и острый меч...
Возможно, это и был Белый Призрак. Возможно, именно таким и представлялся Дилии Белый Призрак...
Сонмы чудовищ со всех сторон таращились на Влада с картин; уродливые человеческие фигуры вызывали не жалость, а отвращение.
Откуда бралось все это в голове Дилии? Являлось во сне? Откуда такое могло являться во сне?..
Он перевел взгляд на виденную, кажется, уже не раз картину, поставленную под низко висящим светильником, очень знакомую картину, смесь черных и белых пятен и линий, расположенных так, что они превращались в изображения людей и животных. Четыре странных перекошенных всадника наезжали своими конями на упавших, обезумевших от страха людей. Один всадник натягивал тетиву лука, второй, неестественно вывернув руку, заносил над головой меч, третий размахивал весами; четвертый всадник тощий костлявый старик - стискивал трезубец на длинной рукоятке. Рядом с этим зловещим стариком разинуло пасть клыкастое чудовище, собираясь проглотить лежащего под копытами коня человека в причудливом головном уборе.
Влад вновь, как и недавно в кафе, почувствовал тошноту и с необычайной отчетливостью понял, что картины Дилии отвратительны.
И еще он понял, что непрерывно твердит про себя всплывшие откуда-то из глубин памяти - или откуда-то еще? - странные слова:
"И ад следовал за ним... И ад следовал за ним... И ад..."
Он зажмурился и резко тряхнул головой. Что за новая напасть?! Это еще с какой стати?..
Он сглотнул, изо всех сил стиснул зубы и открыл глаза. Стараясь больше не смотреть на мерзкие картины, попытался сосредоточить внимание на Дилии. Девушка легкими уверенными движениями наносила очередные черные пятна на холст. Без колебаний, без раздумий, словно совершенно точно знала, где и что должно располагаться на новой картине. Словно хотела побыстрее дать увидеть ему, Владу, то, что давно уже видела сама. Темные пятна превращались в контуры искаженного перекошенного лица. Или морды.
