– Ястреб, что видишь? – спросил я.
– Ничего, – ответил искин. – Никаких излучающих или отражающих свет объектов.
– Как там с реликтовым излучением?
– Практически не регистрирую. Немного элементарных частиц и продуктов их распада. Регистрирую крайне редко, и всё хаотично.
– Хаос, – мрачно произнёс Корон. Выглядел каргонец крайне озабоченным. – Он поглотил этот мир.
– Задавай координаты, – скомандовал я искину. – Начинай обратный отсчет.
– Есть!..
Раздался нарастающий гул, словно заработала турбина – всё так же, как и при испытаниях. Шум внезапно пропал, но вокруг корабля была всё так же непроглядная ночь, как будто мы не сдвинулись с места.
– Ястреб, ты не ошибся в координатах? – спросил я.
– Нет. Всё верно.
– Но я не вижу никакого облака, – сенсоры не регистрировали не только мелких астероидов, но и газа.
– Мы на месте, – твёрдо сказал Ира. – Неужели вы действительно хотели что-то увидеть?
Я пожал плечами – трудно отделаться от привычных представлений.
– Регистрирую слабое гамма-излучение, – сказал Ян.
– Откуда здесь взялась антиматерия? – удивился Северин.
– Её здесь нет, – ответила Ира. – Это излучение канала. Он нам и нужен.
– Расточительно, – отметил я. – Сколько же он излучает-то… Ястреб, вычисли курс.
– Расчет окончен.
Искин вывел данные на МСОР. Оказалось, мы промахнулись всего на пять часов полёта. Погрешность составила миллиардные доли процента. Учитывая грандиозное расстояние в миллиарды световых лет, можно считать, что мы попали в копеечную монету на другой планете. Удивительно, насколько совершенные технологии походят на магию. И это не их вершина. Трудно представить, чего достигли потомки строителей таких кораблей ещё до того как их солнце погасло.
Пять часов – не много и не мало, и провести его на мостике мне не хотелось. Искин с Яном прекрасно справятся с управлением кораблём, потому я доверил им пилотирование, а сам отправился к себе в каюту.
Спать не хотелось, но я всё же лёг и попросил искина вывести информацию с внешних датчиков на экран. Картинка менялась во всех диапазонах, от радио до гамма-излучения и только в последнем отмечалась хоть какая-то более-менее значимая активность. В остальном космос казался мёртвым. Неудивительно, что демиурги ограждали своих детей от столь мрачного зрелища.
Сзади послышался шорох открывающейся двери. Кто-то вошёл.
– Думаешь о чём-то? – голос Иры прозвучал виновато.
– Нет, пытаюсь прочувствовать, – поднимаясь, ответил я.
Она оказалась рядом. На девушке была чудесная белая тога, украшенная «жемчугом», искрящимся при свете ламп, как маленькие звёзды. При ближайшем рассмотрении жемчужины начинали играть, словно в них перекручивались серебряные нити.
– Что ощущаешь?
– Грусть. Грустный мир.
– Почему? – неожиданно для меня удивлённо спросила Ира.
– Смерть повсюду.
– Смерть всегда повсюду, – ответила она. – Так и должно быть.
– Опять диалектика?
– Да.
Сегодня Корон назвал этот мир Хаосом. За время работы с каргонцами я понял, насколько они ценят Порядок. Для них Хаос – символ поражения. Вот я думаю, неужели все наши метания, страхи, победы по большому счету ничего не меняют? Что толку, победим мы сейчас или нет, если наши миры рано или поздно исчезнут, погаснут солнца, разрушатся галактики и даже элементарные частицы начнут разваливаться? Неужели всё тщетно?
– Опыт… Вечная игра за возвышение. Отец показывал тебе другие миры, ты видел?
– Видел.
– Тогда ты должен понимать, что ничего не кончается.
– Может быть, он и хотел мне показать это. Не знаю. Может быть, но всё-таки… Неужели жизнь – это бегство от смерти? Даже вы ничего не смогли сделать, и жизнь сохранилась только в «карманах»…. Значит, рано или поздно смерть побеждает?
– Нет, ты не прав, – девушка покачала головой, – жизнь лишь сменила форму, приспособилась под новую среду обитания. Жизнь всегда существовала, и будет существовать.
– Наверное, это вопрос понятий.
– Трактуй шире, – сказала она и снисходительно улыбнулась. – Белковая жизнь – одна из миллионов форм жизни. Всё меряешь земными понятиями.
– Опыта не хватает, – признался я.
Ира направила задумчивый взгляд в бесконечность. Казалось, она чего-то ждёт. Не для того она пришла, чтобы рассуждать о проблемах вечности.
«Вечно забредаю в какие-нибудь дебри, а под носом ничего не вижу!»
– Ну, мы тоже тебя кое-чему научили, верно?
– Да… – Ира повернулась. – Скажи, я и вправду похожа на человека?
– Мне кажется, не только похожа. Ты и есть человек. Всё не можешь решить, хорошо это или плохо?
– Пожалуй… Я вчера много думала. Знаешь, когда горизонты сужаются, ты начинаешь видеть детали отчётливее… Так должно быть, мне кажется, да? Но почему-то не удается.
– Столько намешано в человеке.
Я признался себе, что Молния, а теперь Ира, привлекает меня. Может быть, своей загадочностью, мудростью и острым умом вперемешку с наивностью и детской непосредственностью. Никто и никогда ранее так не цеплял меня. Я всегда находился в работе. Работа, новые концепции построения искусственных интеллектов, их воплощение казались для меня самой сутью жизни.
«Боже мой. А мы с ней две стороны одной монеты», – подумал я. – «Позднее у меня зажигание, однако».
Да, я её привлекал тем же, чем и она меня. Пасьянс сходился. Не зря же она назначила меня капитаном, а вчера пришла поделиться своей болью. Она шла сверху вниз, а я снизу вверх. И вот мы встретились. И каждого жадно интересовал путь, проделанный другим.
– Странно как-то ты на меня смотришь, – сказала Ира. – Я что-то не так сказала?
– Нет, ничего такого. Извини, это я что-то задумался. Ты вчера так испугалась…
– Да, – она опустила голову. – Как-то необычно было, но очень приятно. Почему-то не хотелось, чтобы это кончалось.
Я несколько смутился.
– Некрасиво я сказала… Это неприлично, да?
– Ничего страшного. При мне ты можешь говорить всё, что приходит в голову. Мы же друзья, помнишь?
– Да, но я не буду успевать говорить всё, что приходит в голову, – расслабленно улыбнулась она. – Я пытаюсь понять, что же это значит. Я знаю только родственные чувства Отца к ребёнку, но ведь даже у вас они немного иные. Я посмотрела несколько фильмов. Там одно и то же понятие применялось к разным отношениям…
– Ира, ты так вчера ничего не поняла?
Она вопросительно и ожидающе посмотрела на меня.
– Давай я тебя снова обниму, а ты попытайся понять.
– Если так можно…
– А кто нам запретит?..
Я поманил её к себе и обнял, стал гладить по спине и волосам. Ира укрывалась за мной, и ей было легко и просто. Я это чувствовал. Может быть, ей не хватало некоторой сдержанности, что я всегда ценил, но сейчас это казалось чем-то ненужным, лишённым всякого смысла. Зачем? Ира была такой непринуждённой, открытой, незапачканной кривизной души. Разве не эту естественность я всегда желал видеть?
