— Конечно, нет необходимости Совершать казнь, при условии, что Джон Петти раз и навсегда выбросит из головы это сумасшедшее желание встать на мое место.
Теперь когда люди в задумчивости уставились на Кира Грея, стало невозможно прочитать их мысли. На мгновение каждый был предельно внимателен; недолго их сознание контролировалось так же сильно, как у Джона Петти и Кира Грея, все их существо сосредоточено на том, что они должны сказать и что они должны сделать.
Кир Грей продолжал говорить с едва заметной ноткой раздражения в голосе:
— Я говорю «Сумасшедшее» потому, что, хотя это может выглядеть просто как борьба за власть между двумя людьми, за этим кроется большее. Человек, который владеет верховной властью, представляет стабильность и порядок. Человек, который жаждет власти, обязан в тот момент, когда он ее получит, прочно занять это положение. Это означает казни, ссылки, конфискации, тюрьму, пытки — все, конечно, примененное против тех, кто противостоял ему, или кому он не доверяет.
Бывший лидер не может просто перейти на роль подчиненного. Его престиж никуда не исчезнет — примером тому Наполеон и Сталин, таким образом, он представляет постоянную опасность. Но будущий лидер не может быть просто убран и отправлен обратно на свою работу. И таков мой план для Джона Петти.
Кэтлин видела, что он взывает к их чувству самосохранения, их боязни того, что принесут с собой перемены. Ее мысли переключились, когда Джон Петти вскочил на ноги. На мгновение он потерял контроль над собой, но его бешенство было так велико, что совершенно невозможно было прочитать его мысли, так же как если бы он полностью контролировал свое сознание.
— Я думаю, — выпалил он, — я никогда не слышал такого необычного заявления от предположительно нормального человека. Он обвинил меня в том, что я путаю дело. Джентльмены, вы понимаете, что он еще не представил никакого доказательства, никаких улик? Все, что у нас есть, — его утверждения и этот скоропалительный суд, который нам навязали посреди ночи, когда он знал, что большинство из нас одурманено сном. Должен признаться, что я не до конца проснулся, но, мне кажется, я проснулся достаточно, для того чтобы понять, что Кира Грея поразила эта ужасная болезнь диктаторов всех эпох — мания преследования. У меня нет сомнений в том, что в течение какого-то времени он всматривался в каждое наше слово и дело как в угрозу своему положению.
Я с трудом нахожу слова, чтобы выразить свое разочарование. Положение со слэнами отчаянное, и как он мог даже предположить, что один из нас может планировать раскол? Я заверяю вас, господа, мы не можем себе позволить даже намека на раскол в настоящее время. Публика на грани широкой всемирной кампании против слэнов в защиту человеческих младенцев. Их попытка слэнизировать человеческую расу и вытекающие из этого ужасные последствия является сложнейшей проблемой из тех, с которыми сталкивалось правительство.
Он повернулся к Киру Грею, и у Кэтлин по коже пробежал холодок от совершенства его лицедейства, его великолепной актерской игры.
— Кир, мне бы очень хотелось забыть то, что ты сделал. Сначала этот суд, потом угрозы, что некоторые из нас умрут еще до рассвета. Учитывая эти обстоятельства, единственное, что я могу предложить, чтобы ты вышел в отставку. По крайней мере, у меня ты больше доверия не вызываешь.
С тонкой улыбкой Кир Грей произнес:
— Итак, джентльмены, вы видите, что мы подошли к сути проблемы. Он хочет, чтобы я подал в отставку.
Высокий, худой, моложавый человек с орлиным профилем хрипло произнес:
— Я согласен с Петти. Ваши действия, Грей, показали, что вы более не дееспособны. Подавайте в отставку!
— В отставку! — выкрикнул другой голос, и внезапно нестройным хором зазвучало: «В отставку! В отставку! В отставку!»
Для Кэтлин, которая следила за речью Джона Петти, сконцентрировав все внимание на словах и резких мыслях, которые ее сопровождали, это прозвучало как конец. Прошла долгая томительная пауза, прежде чем она поняла, что весь крик исходил только от четырех из десяти присутствовавших.
Ее мозг болезненно напрягся. Так оно и было. Многократными выкриками «В отставку!» они надеялись посеять панику в рядах сомневающихся, но в данный момент им это не удалось. Ее мозг и глаза повернулись в сторону Кира Грея, само присутствие которого удерживало остальных от паники. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы вернулось мужество. Он просто сидел, немного распрямившись в кресле, и выглядел выше, больше, сильнее; на его лице играла ироничная, уверенная улыбка.
— Разве не странно, — спокойно спросил он, — как четверо мужчин помоложе митингуют в поддержку нашего молодого мистера Петти? Я надеюсь, что для присутствующих здесь джентльменов постарше очевидно, что мы имеем дело с организованным передовым отрядом и еще до рассвета появятся те, кто будет расстреливать, потому что эти молодые смутьяны откровенно не могут терпеть нас — отсталых стариков — потому что, хоть я и нахожусь в одной с ними возрастной категории, они действительно считают меня отсталым стариком. Им не терпится сбросить путы, которыми мы будто бы их связали и, естественно, совершенно уверены в том, что, расстреляв «старичков», они лишь ускорят на несколько лет то, что в любом случае совершила бы с течением времени сама природа.
— Расстрелять их! — прорычал Мардью, самый старый из присутствующих.
— Проклятые молодые выскочки! — огрызнулся Харлихан, министр воздушных сообщений.
Среди стариков прокатился шепот, который, может быть, и стоило послушать, если бы Кэтлин не воспринимала так четко импульсы их мыслей. В них была ненависть и страх, и сомнение, и упрямство, и растерянность, и решительность — в них было все, в этой перепуганной нищете ума.
Чуть побледнев, Джон Петти обратился в сторону шепота, но Кир Грей вскочил на ноги, с горящими глазами и сжатыми кулаками:
— Сядь, дурак набитый! Как осмелился ты столкнуть нас в этом конфликте теперь, когда, возможно, придется изменить всю политику в отношении слэнов? Мы проигрываем, ты слышишь? У нас нет ученых, равных суперученым слэнам. Я бы отдал все, чтобы иметь одного из них на нашей стороне! Например, слэна, как Питер Кросс, которого прикончили три года назад, потому что полиция, схватившая его, была заражена менталитетом толпы. Да, я сказал «толпы». В наши дни все люди — толпа. Толпа — зверь, которого мы выкормили на нашей пропаганде. Они боятся, смертельно боятся за своих младенцев, а у нас нет ученого, который бы мог объективно обдумать эту проблему. На самом деле, у нас нет людей, достойных называться учеными: какой резон человеку проводить всю жизнь в исследованиях, когда про себя он хранит убийственное знание того, что все открытия, которые он надеется сделать, давным-давно доведены до совершенства слэна-7 ми? И что они ждут где-то в тайных пещерах или записаны на бумаге, приготовленные для того дня, когда слэны предпримут следующую попытку завоевать мир?
