"Как это все они мимо бегут? - с досадой подумал наш герой, поглядывая на людей. - Неужто я им вовсе неинтересен? Небось если б знали, если б ведали, кто пред ними... - Он представил, что случилось бы, окажи он свое естественное обличье, но тут же снова поникнул головой: - Да, для них это диковинка. А ведь и у них, у каждого, наверное, своя диковина есть. Да только кому это надо? Чего люди так ненавидяще друг на друга глядят, словно тошно им от вида ближнего своего?"
Простим нашему герою его наивность!
Да, а между тем словно бы некто всеведущий учуял его грустные думы и послал ему собеседника. Тихий вежливый голос спросил:
- Гражданин, разрешите обратиться?
Водяной радостно улыбнулся, оборачиваясь. Перед ним... перед ним стоял высокий и худой человек, настолько худой, что Водяной с ужасом вспомнил скелеты утопленников, которые иногда приносило течением в его царство. Точно так же, как, бывало, на тех, моталась одежда и на этом незнакомом человеке. Ветры свободно гуляли в рукавах, брючинах, под полами.
- Спросить хочу, - повторил Скелет. - Стар стал. Забываю многое. Вот взялся писать... - В его пальцах была зажата ручка. - Сообщить, говорю, взялся, а слово забыл.
- Какое слово? - полюбопытствовал Водяной, но Скелет досадливо прищелкнул языком:
- Так ведь вот! Знал бы - не спрашивал бы вас. А ведь знал, знал, сколько раз им подписывал!
- Что? - спросил наш герой.
- Письма, - понизил голос Скелет.
- Кому?
Скелет значительно прижмурил один глаз:
- Члену правительства. Лично. Секретно!
- Он вас просил?
- Кто? Он? Меня?! Да он меня сроду в глаза не видел. Он даже имени моего не знает.
- А что потом? - допытывался Водяной.
- Ну что... меры принимают, очевидно, - туманно ответил Скелет. Мое дело - дать сигнал, а там, наверху, знают, как реагировать. Это уж меня не касается.
- Так зачем же писать?
- Не могу молчать! - страстно заявил Скелет. - Как где что не так, пальцы судорогой сводит, пока не вскрою нарыв на теле общества, не напишу, не сообщу, не доложу.
- Так, выходит, вы свое имя забыли?
- С чего бы мне его забыть? Оно у меня овеяно почетом и уважением. Персональная пенсия мне на него идет. И еще зарплату на это имя получаю. С чего бы мне его забывать, сами посудите?
- А как же вы свои письма подписывали тогда? Что-то я ничего не пойму!
Скелет покачал головой:
- Вы что, гражданин, с луны свалились? Кто ж такие письма настоящим именем подписывает? Что я, контуженный, свои честные инициалы под всякое дерьмо лепить? Знали бы вы, про что излагать приходится! Какие на свете _хышники_ бывают! - Он завел глаза. - А сколько еще недостатков не искоренено?! Рассказал бы вам, да боюсь, дорогу перебежите, сами куда надо сообщите. Сейчас знаете какой народ пошел? Хлесткий факт из зубов вырвут. Каждому охота этим... как его... прослыть.
- Да кем же? - недоумевал Обимурский царь.
- Так вот! - Аж пот прошиб Скелета от натуги воспоминаний. Это-то я и забыл! Подскажите, как тот называется, кто все видит и слышит...
- Шпион? - предположил Водяной.
- Эй, поосторожнее. Кто непримирим к слабостям других...
- Фарисей? - предложил Водяной вариант.
- Ну, вы у меня нарветесь на неприятности! Кто чужих тайн не таит от общественности...
- Сплетник! - обрадовался Водяной.
- Да как вы смеете!.. Кто недостатки других выковыривает и предает гласности...
- Доноситель! - наконец-то догадался Водяной.
- Милицию позову, что оскорбляешь активного члена общества!
Тощее лицо Скелета побагровело.
Водяной еще не знал, что такое милиция, но почему-то, как давеча, при звуке "Уй-ю-ууу!", невольная дрожь прошла по его телу, он инстинктивно попытался привести себя в порядок: оправил рубашку, проверил, на месте ли носовой платок... В кармане рука его наткнулась на гребешок, и он машинально причесался.
Ох, не стоило бы! Все-таки не смог Водяной абсолютно перевоплотиться в человека! С волос его, лишь коснулся их гребень, полилась вода, как и полагалось у водяного обитателя.
Глаза Скелета алчно блеснули. Он вырвал из кармана черные потертые перчатки, вздел в них руки, метнулся к стене, прислонил к ней листок бумаги, занес ручку - и по листку тотчас поползли, как змейки, корявые буквы, выведенные почему-то левой рукой.
И вдруг Скелет радостно, на всю улицу, заорал:
- Вспомнил слово! Вспомнил! Доброжелатель!..
О родной мой язык. Сколь богат, велик и могуч ты, бедный ты мой...
*
Скелет поскакал к почтовому ящику, а Водяной - в противоположную сторону. Нет, не доноса он испугался! Он вдруг ощутил неодолимое желание самому схватить левой рукой перышко и быстренько про кого-нибудь написать "А что я, хуже других? - мелькнуло в голове Написали про тебя - и как бы дали право на существование. А когда ты не пишешь и про тебя не пишут, это какая-то ущербность получается". Этой мысли Водяной и испугался так, что бросился бегом.
Он пролетел по улице, потом кинулся вниз, потом, задохнувшись на крутом подъеме, вверх, куда-то повернул, заскочил в какой-то дворик...
Здесь было тихо. Солнце дремало на пятачке земли. Ветерок качался на качелях. Большой белый петух задумчиво скреб лапой песок... На задворках у широкоплечей каменной громады притаился домик в четыре окошка, огражденный невысоким, темным от старости заберем. Да и сам дом был побит ветрами и дождями. Ставни его покосились, но маленькие окна смотрели светло. Гортензии пышно синели на подоконнике. Палисадник порос предзимней, яркой травушкой. Доцветали высокие георгины - белые, как бы заснеженные, спело чернел паслен.
Водяной завороженно притворил калитку, с которой свисали лохмушки хмеля. Дорожка к крыльцу была выложена дощечками. Они подгнили и растрескались, они устало бормотали под ногами, но ни одного шагу не сделал еще наш герой с такой легкостью в Городе, как по этому старенькому пути.
Когда видишь такой дом, кажется, что ты здесь уже был. Ты - или твои воспоминания. Так же почудилось и нашему герою.
Его словно бы кто-то приглашал за собой. Он взошел на невысокое и тоже изрядно утомленное крылечко и через беленую кухню прошел в комнату, немного пахнущую пылью, немного - сыростью, дровами, сложенными у печки, старой мебелью, пожелтевшими цветами, вышитыми на небольшой подушке...
Подушка лежала на диване, а рядом - тяжелый альбом, глянув в который, Водяной увидел множество лиц: детей, женщин, мужчин, стариков, старух. Он начал переворачивать страницы, беспорядочно листать их, открывать наугад, но незнакомые лица не утрачивали своего гостеприимного выражения, словно бы не только они были интересны Водяному, но и он им - тоже. Он все безвозвратнее уходил в мир чужих улыбок и взглядов, и пожатий рук, и чуточку напряженных поз, и его не покидало непостижимое ощущение, что он глядит на старые фотографии через плечо какого-то почти знакомого ему человека.
