парнем, но он крепко сел на иглу, а ей такого даром не надо, и что она любит меня.
Позвонив, она пришла ко мне в кабинет расстроенная. Парень, которому она звонила, чтобы сказать, что не вернется, сильно на нее обозлился. При этом в тираде его преобладали слова «шалава» и «сука».
Она сказала, что хочет сегодня же слетать в Сан-Франциско – забрать вещи, пока до них не добрался этот парень, чтобы испортить из вредности. Еще она с невинным видом сообщила, что, раз уж она будет во Фриско, ей хотелось бы прикупить у одного знакомого микроавтобус «Фольксваген». Что это обойдется всего лишь в сотню баксов, а машина ей нужна, если уж она собралась перебираться на постоянное жительство ко мне.
– Хочу работать, чтобы не висеть у тебя обузой на шее, – заявила она.
То есть, говоря словами Хамфри Богарта в роли Сэма Спейда: «Ты крута, крошка, еще как крута». Запомните, друзья мои, как бы быстро вы ни выхватывали свою пушку, всегда найдется кто-то, кто делает это быстрее. В самом деле, что надежнее развеет подозрения прожженного писаки, чем яркая личность и отсылки к протестантской этике?
Короче, она попросила у меня сто баксов.
Увы, на тот момент такой наличности у меня не было, но за билет до Сан-Франциско я пообещал заплатить кредитной картой.
На это она согласилась, сказав, что как-нибудь выкрутится. Потом пошла собрать косметичку, оставив все остальное барахло, и пообещала вернуться назавтра.
Джим Сазерленд предложил отвезти ее в аэропорт – у меня подходил срок сдачи рукописи, так что я не мог отрываться от пишущей машинки, – и она упорхнула, расцеловав меня на прощание, заглянув мне глубоко в глаза и заверив, что у нее все трусики мокрые при мысли о том, что она наконец нашла меня – Рыцаря на Белом коне.
Только когда вернулся Джим – молодой, невинный студент, прозябающий на бобах, я выяснил, что она попросила сотню и у него. И он, добрая душа, одолжил ей, тем более что она клялась вернуть деньги завтра же.
Именно в этот момент меня начал глодать червь сомнения.
Валери, золото высшей пробы, восьмое чудо света, едва впорхнув в очередной раз в мою жизнь, отчалила в Сан-Франциско с сотней джимовых денег в кармане. Но ведь сама же говорила, что выкрутится и без них, так ведь?
И если уж они были так ей нужны, почему она попросила их еще раз не у меня, а у парня, с которым познакомилась только накануне? И, кстати, откуда это у Джима вдруг взялась в кармане такая сумма?
– Мы заехали по дороге в аэропорт в мой банк, – объяснил он. Нельзя сказать, чтобы эта информация очень меня обрадовала.
– Послушай, чувак, – сказал я. – Мы с ней знакомы несколько лет, и из всех моих знакомых женщин она не то чтобы самая обязательная. Ну, то есть, дамочка она сногсшибательная и все такое, но, честно говоря, я не знаю, чем она занималась последнее время.
Джим вдруг заметно помрачнел. Этой сотней его банковский счет практически ограничивался. Ее он заработал, ассистируя мне во время шестимесячного практикума, и далась она ему нелегко.
– Но она сказала, что перезаймет у приятеля в Сан-Франциско и вернет завтра же.
– Зря ты ей дал. Надо было прежде мне позвонить.
– Ну, я так подумал, это же твоя девушка, и она собирается жить здесь. И она сказала, некогда звонить, если она не хочет опоздать к вылету, ну и…
– Зря ты это сделал.
Я испытывал угрызения совести. Он всецело доверял моим суждениям, а меня не отпускала тревога. Из головы не шла старая притча про Мышь-Деревенщину и Крысу-Горожанку. Валери вообще имела свойство исчезать внезапно. Но… не сейчас же… не после всех этих поцелуйчиков и мокрых трусиков… нет, не может быть! Все наверняка образуется. А если нет?..
– Послушай, ладно, всякое бывает. Верну тебе твою сотню, – пообещал я ему.
И мы принялись ждать возвращения Валери.
Спустя пару дней моя тревога разрослась до таких размеров, что я не выдержал и позвонил ее матери. То, что я узнал от нее, не совпадало с тем, что говорила мне Валери. Так, по словам Валери, она предупредила мать, что уезжает со мной. Мать же ничего такого не слышала. Ей Валери сказала, что работает в Лос-Анджелесе, тогда как меня убеждала в том, что постарается найти работу по возвращении из Сан-Франциско. Червь сомнения глодал меня все сильнее.
Я позвонил по номеру предполагаемой квартиры Валери в Сан-Франциско, но там никто не отвечал. Ни слова, ни звука. Уж не угрохал ли ее бывший бойфренд? Или она все-таки купила свой «Фольксваген» и улетела на нем под откос?
Студенты, изучающие низшие формы живой природы, знают, что даже плоские черви планарии способны усваивать уроки всякого рода неприятных для них ситуаций. У меня тоже имелся опыт (поверьте мне, весьма ограниченный. Весьма.) общения с лишенными морали леди. Однако гомо сапиенс в отличие от плоских червей – да что там, в отличие даже от инфузорий – ухитряется наступать на грабли снова и снова. Чем, кстати, объясняется президентство Никсона. А также то, как долго до меня доходило совершенное Валери. Потребовался еще один кусок мозаики, еще один аспект злодеяния, чтобы истина пробилась сквозь мой чугунный череп. А именно: тринадцатого мая мне предстояло в обществе Рэя Брэдбери посетить фестиваль искусств «Артэйша» в Вентуре. Со времени отъезда Валери не прошло и недели. Мы с Рэем должны были ехать в Вентуру вместе, и, хотя я из тех реалистов, что не видят в колесном транспорте ни красоты, ни души, и по этой причине ни разу не мыл свой «Камаро» 1967 года выпуска с полутора сотнями тысяч миль пробега на спидометре, мне показалось, что писателю такого статуса, как Брэдбери, негоже приезжать на ассенизаторской тачке. Поэтому я попросил Джима взять мой бумажник с кредитными картами и отогнать машину на мойку. Я все еще не сдал обещанную рукопись и сидел, прикованный к пишущей машинке, а то бы наверняка сделал это сам.
Джим отогнал машину на мойку, пригнал ее обратно и положил кошелек на полку в кабинете, где он обычно и лежал. Если не считать этой поездки, бумажник всю неделю не покидал стен моего дома.
На следующий день, в субботу приехал Рэй, и мы отправились в Вентуру. Заселившись в гостиницу, мы решили перекусить. Только за столом я открыл бумажник – в первый раз за неделю – и вдруг заметил, что прозрачные кармашки для кредитных карт пусты. После первого панического приступа я взял себя в руки, обшарил стол и