«Между нами лежат бессчетные тысячи ли, и каждый из нас у самого края небес».
* * *
Что-то в глазах старухи неуловимо изменилось.
– Ты притворишься отравленным, Ладли. На другие варианты у нас нет времени. Пусть тебя вырвет. Чем гаже ты будешь выглядеть, тем лучше. Не можешь? Ну, так лизни это ядовитое напыление, тебя все равно спасут, – она неприятно рассмеялась. – Ты станешь героем чжунго, а меня отправят в подвалы. Это, наконец, успокоит службу Биобезопасности. Я же отправлюсь в подвалы как последний струльдбруг. Может, они даже придумают новый праздник. Ну, скажем, праздник убиения последнего струльдбруга, – она еще неприятнее рассмеялась. – Это обрадует толпу. Если, конечно, не все еще сбежали в Сеть. Зато потом…
– Что потом?
– Потом тебе придется исчезнуть.
– И что? Исчезну. Я это проделывал много раз.
Она кивнула. Она молча смотрела на меня. Знала, наверное, о чем спрошу.
– Но зачем доктору Лестеру Керкстону понадобилось бессмертие? – спросил я. – Зачем вообще бессмертие, если нет детей, если ты отвержен, если никто никогда не продолжит тебя?
– Керкстону не дали закончить исследования. Но тебя, Ладли, это не должно пугать.
– Я устал, – неожиданно признался я. – От одиночества. Нет на свете женщины, которая спокойно старела бы, видя, что я остаюсь прежним.
– Попробуй начать новую жизнь с Фэй.
– При чем тут Фэй? Зачем нам жить вместе? У нас все равно не будет детей.
– Ты всегда был тороплив, Ладли. У тебя есть дети. И, наверное, будут еще. Ты не знаешь о своих детях только потому, что всегда был тороплив. Ты всегда убегал до того, как можно было узнать какие-то важные новости.
– О чем ты говоришь? – не понял я.
– О вдовце. Помнишь кладбище?
– Dirty old man?
Она кивнула.
* * *
«Так мы любуемся расцветающими в нашем саду гвоздиками и тюльпанами, нисколько не сокрушаясь о тех, которые увяли прошлой осенью».
* * *
Вдовец?
Это мой сын?
Я не понимал. Что за черт? Как в такое можно поверить?
– Но тебе придется поверить, Ладли. Это было предопределено. Не тобой, конечно, – усмехнулась старуха. – Это было предопределено доктором Лестером Керкстоном. Здесь в чжунго в одном из сейфов, я укажу его код, хранятся результаты генетического анализа. Он проведен три года назад. Ты ведь любишь кусаться? – Старуха хрипло засмеялась. – В любви. До крови. После встреч с тобой Фэй часто ходила с искусанными губами…
* * *
СТАРИМСЯ ЕСТЕСТВЕННО
СТАРИМСЯ ЕСТЕСТВЕННО
СТАРИМСЯ ЕСТЕСТВЕННО
* * *
Концевые нехватки.
* * *
– Политика ноосферы…
– Информационные пространства…
– Все государства, – бормотала старуха, не спуская с меня водянистых глаз, – повышают свой авторитет путем все тех же давным-давно известных переговоров, применения или угрозы силы. Твой сын пытался играть на равновесии. Он находил и скачивал закрытую информацию, засорял чужие базы данных, выводил из строя свои и чужие сетевые коммуникации. Ты видел последствия таких информационных войн. Твой сын приложил к этому руку. Он прорывался сквозь брандмауэры, выявлял секретные файлы, скачивал конфиденциальное программное обеспечение. Твои дети, Ладли, конечно, смертны, – старуха откинулась в кресле, сметая рукавом желтую смертельную пыль, – им хочется жить. Ты должен помнить. Концевые нехватки. Доктор Лестер Керкстон работал осторожнее, чем принято думать. Кто-то мог получить шанс. Шанс выпал тебе. Ты один получил и бессмертие, и возможность продолжения рода. Возможно, тебе еще придется переживать своих внуков и правнуков.
Старуха усмехнулась:
– Будь терпелив…
– Но ради чего?
– Ради будущего.
– Его еще надо построить.
– Основа уже заложена.
– О чем ты? Не понимаю.
– Фэй беременна.
– Лоло? – не поверил я.
Радлова улыбнулась. Пустышки тоже.
Конечно, пустышки не принимали никакого участия в разговоре, но наивная мальчишеская улыбка Аска разрывала мне сердце. Я видел пятна на его левой руке – однажды в лаборатории он обжег кислотой запястье.
– И Фэй сможет родить?
– Скоро ты убедишься в этом.
– Значит, и ты еще не потерял… не потеряла… свой дар.
– Нет, я потерял… Теперь потерял… Вместе с бессмертием…
– Гриф! В две тысячи первом году ты видел арабских террористов в аэропорту. Ты ведь точно их видел, сейчас-то мы это знаем. Но ты тогда никого не предупредил. Почему?
– Потому что я увидел наш шанс.
– Но ты же видишь, к чему это привело?
Губы старухи сурово сжались, на мгновение собрав в уголках морщинки:
– Что случилось, то случилось, Ладли. Никто не обещал нам счастья. Даже доктор Лестер Керкстон.
– А Фэй? Что будет с нею?
– Она не бессмертна. Это ответ.
– Вот видишь. Я устал. Я не вижу ни одной причины, по которой мне хотелось бы жить бесконечно.
– Не торопись. Главное сейчас – убедить службу Биобезопасности в том, что последний струльдбруг изловлен!
– Но почему не уйти вдвоем? Почему не повторить операцию?
– Она мне слишком дорого далась. Привыкай, Ладли, к тому, что теперь ты действительно один.
– Скажи…
Я колебался.
– Скажи… Ты знаешь мое настоящее имя?..
Старуха безобразно ухмыльнулась, сцепив пальцы, испачканные ядовитой пылью.
– «Образ жизни бессмертного, какой рисуется моему воображению, совершенно невозможен. – Она, кажется, издевалась надо мной. – Он требует вечной молодости, здоровья и силы. А надеяться на это не вправе ни один человек, как бы далеко ни шли его желания. Следовательно, речь идет вовсе не о том, чтобы вечно наслаждаться молодостью и ее благами, а о том, как провести бесконечную жизнь, подверженную страданиям, какие приносит старость».
– Я не борец, ты знаешь.
– А самосовершенствование?
– Я не знаю, зачем мне это нужно!
– Да затем, что ты – первая ступень к новому человечеству, – негромко произнесла старуха Анна Радлова. – Не можешь самосовершенствоваться, устранись. Устройся при каком-нибудь музее, скоро они опять начнут играть важную роль. Попробуй разбудить свои тухлые мозги, – она поглядела на меня с тихой ненавистью. – Почему судьба человечества так часто зависит от самых обычных посредственностей? Ты замечал? Пройдут сотни лет, и взгляд на бессмертных изменится. Взгляд на бессмертных непременно изменится, Ладли. Их перестанут воспринимать как только струльдбругов, разносящих несчастья. Не отказывайся от любви. Твоя кровь должна быть задействована. Придет время, тебя обязательно примут. И ты не будешь один. Меняется климат, текут века, уходят и приходят поколения. Забудь о прошлом, Ладли. В прошлом нет почти ничего, что следовало нести с собой в будущее.
