Джулия Рейкс в техасской манере высказалась, что она думает об авторском праве, сценаристе, продюсере и даже о деньгах.
— Мы сейчас пойдем к этому зануде, и я не уйду из его каюты, пока он не согласится! — потребовала она.
— Нет-нет, иди одна! Мне становится дурно при виде крови! — пошутил я.
Она удивленно посмотрела на меня, а потом догнала и произнесла:
— Никак не привыкну к твоим шуткам. Во время съемок тоже не всегда понимала, почему смеются, только, когда увидела на экране.
Джулия Рекс пошла к продюсеру одна, а я зашел в свою каюту, взял книгу и занял привычное место в шезлонге на Солнечной палубе. Кто меня заставлял надевать парадный мундир⁈ Доплыл бы до Шербура тихо и спокойно.
Продюсер Стивен Сэмпсон появился через полчаса. Лицо было красное, будто его отхлестали по щекам. Хотя и такой вариант возможен, когда имеешь дело с девушкой из Техаса. Ему сорок один. Тучен, спокоен, надменен. На всех смотрит, как на прислугу. Он опустился в соседний шезлонг, вздохнул тяжело.
— Погода сегодня не очень, — по английской манере закинул продюсер.
— Да, могла быть и лучше, — согласился я.
— Что читаешь? — полюбопытствовал он.
— Теорию тектонических плит, — ответил я, чтобы сбить его с толку.
— Ты за фиксистов или мобилистов? — спросил он.
Удивляться пришлось мне.
— За вторых, — ответил я и поинтересовался шутливо: — Откуда такие глубинные познания в геологии?
— Закончил два курса университета. Теперь жалею, что бросил, променял на кино, — рассказал он и перешел к делу: — Джулия сказала, что ты хочешь переписать сценарий.
— Это она хочет, а мне легче написать новый, — уточнил я.
— Что тебе не нравится в этом? — задал он вопрос.
Я рассказал все, о чем умолчал Джулии Рейкс.
— Я был уверен, что она переборет. Девушка яркая, сильная, — поделился Стивен Сэмпсон.
— На этом ее и поймает опытная актриса, и расплющит, — подсказал я. — Наверняка пригласите старую театральную кобру, которая уже столько начинающих актрис погубила, что Джулию задушит мимоходом.
— Не ожидал, что ты так глубоко в этом бизнесе, — теперь уже удивился он. — Сколько тебе потребуется времени, чтобы переделать сценарий?
— Неделя, может, две. Все будет зависеть от мотивации, — ответил я.
— Тысяча фунтов стерлингов (примерно пять тысяч долларов) помогут тебе справиться за неделю? — спросил он.
— Вполне, — согласился я.
— Мне надо сперва договориться с автором. Где тебя можно будет найти в ближайшие пару недель? — задал он вопрос.
— Буду в Париже в отеле «Риц». Если куда-то перееду, предупрежу их, — поделился я своими планами.
— Отель с хорошими традициями, — похвалил продюсер. — Всегда в нем останавливаюсь.
137
В Шербур мы прибыли рано утром, хотя могли бы и на половину суток раньше. Я заметил, что сбросили ход перед проливом Ла-Манш. Расписание нарушать нельзя. Около семи утра лайнер уже стоял, ошвартованный левым бортом к причалу, матросы оборудовали трап. Пассажирам предложили позавтракать и убыть или сразу спуститься на берег. К моему удивлению, большая часть забила на халявную кормежку. На пассажирском лайнере у многих появляется чувство, будто находишься в тюрьме, пусть и комфортабельной. Мне спешить было некуда, потому что портовые грузчики начинают работать в восемь. Когда я спустился на причал в начале девятого, там уже было пусто. Седой носатый пограничник спросил на очень посредственном английском о цели визита. Я ответил на французском, что бизнес, и получил штамп в паспорт. Отношение к янки пока благожелательное. Их считают дурачками, которые должны воевать вместо французов и покупать дорогие французские товары.
Машину опустили на сушу очень аккуратно. Ни вмятины, ни царапины. Вещи в багажнике на месте. Добавил к ним чемодан. Никто меня не досматривал. Медленно выехал за территорию порта, миновав на припортовой площади очередь из такси разной степени убитости, «пежо» и немного «ситроенов». Ни одной свежей машины.
В городе все еще есть руины. Во время высадки союзников здесь шли бои. По пути попался банк «Креди Агриколь» по кличке Зеленый, потому что предпочитает работать в сельской местности с фермерами. Охраны нет. Три кассовых окошка, но только за одним сидел пожилой усатый мужчина. Наверное, всю жизнь приходил сюда шесть раз в неделю, кроме короткого ежегодного двухнедельного отпуска. Я бы так, наверное, не смог, хотя в таких случаях мы сильно недооцениваем себя.
Курс французского франка был, конечно, фантастический — двести восемьдесят за один доллар. Это с учетом банковской комиссии. Я обменял всего десять долларов, потому что в Париже курс наверняка будет лучше, получив купюрами в тысячу, пятьсот и сто франков и монетами в десять и ниже, и попросил показать купюры других номиналов. Старик посмотрел на меня подозрительно, однако показал пяти- и десятитысячную. Прям пахнуло лихими российскими девяностыми. Видимо, слишком много французов мечтало стать миллионерами, а мечты сбываются, но ехидно.
На противоположной стороне улицы располагалось маленькое кафе. За стойкой протирала белой салфеткой чистые бокалы рыжая толстушка с длинными волосами, как бы небрежно торчащими ниже красного головного убора, похожего на сильно укороченный чепчик. Когда бармену делать нечего, он трет бокалы. Я заказал сидр. Захотелось почувствовать на вкус, что я в Нормандии, где надо пить именно этот напиток.
— Месье с «Королевы Елизаветы»? — полюбопытствовала она, налив мне пахнущий яблоками зеленовато-золотистый сидр.
Обычно его делают из четырех специальных мелких сортов яблок, отличающихся кислотой и сладостью/горькостью. У каждого производителя свое соотношение их. Некоторые добавляют груши и/или айву. Так что на вкус и цвет у сидра товарищей нет. Неизменно одно — аромат яблок.
— Да. Богатый американский бездельник, — подтвердил я.
Она улыбнулась и сказала:
— Месье не похож на бездельника.
— Это меня и спасает, — отшутился я.
Неспешно осушив бокал, положил на стойку монету в десять франков, из которой полтора — чаевые. С полным карманом (чековой книжкой) долларов жизнь во Франции кажется сказочно дешевой.
В книжном магазине, разбудив дремавшего продавца — седобородого старика с пенсне на шнурке, упавшем на грудь — я купил за сто пятьдесят франков атлас дорог Франции и Бельгии и поехал по автостраде в Париж. Мне надо было преодолеть триста семьдесят километров. В инструкции к автомобилю написано, что «линкольн космополитен» разгоняется до ста пятидесяти километров. Это, наверное, на американских дорогах. На французской выдал сто шестьдесят пять. Правда, ехал я с такой скоростью недолго, чтобы не угодить в аварию. Здесь все еще не устранили последствия боев. Иногда на обочинах попадались руины, а на дороге — большие ямы, засыпанные щебнем.
Франция сейчас медленно выползает из послевоенного кризиса. Немцы основательно ограбили страну за пять лет, репарации не возместили ущерба. До позапрошлого года у власти были коммунисты, которые в силу завистливой натуры лодырей национализировали пятую часть всей промышленности страны. Разумно управлять сложнее, чем отнять и поделить, поэтому дела пошли еще хуже. Тогда пролетариев вернули в стойло и обратились за помощью к американцам, которые сразу влили в страну миллионы долларов. Не бесплатно, конечно, но и три шкуры не драли, хотя могли бы.
Через пять часов я остановился перед отелем «Риц». Мне показалось, что он совсем не изменился. Именно таким снился мне, когда спал в советских бараках и американской палатке в джунглях. Может быть, какие-то внешние детали стали другими, но дух был прежний — всё для богатых клиентов.
— Какую комнату желает снять месье? — спросил сладко-улыбчивый портье, очень похожий на одного из тех, кто работал здесь лет тридцать назад или ранее.
— Спальня и рабочий кабинет с окнами на площадь, — ответил я.
— Вы уже останавливались у нас? — поинтересовался он.
