На суше, на Европейском театре боевых действий главной угрозой получался Союз. После того, как он фактически унизил военные элиты Франции в Польше стало ясно — продолжение данного конфликта неизбежно. И к нему нужно готовиться. Более того — Фрунзе, выступавший лидером Союза, явно продемонстрировал, что политический аппетит у него отменный. На зависть многих.
Как с ним бороться?
Делать новые танки. Среди прочего.
После сокрушительного разгрома англо-французского танкового кулака под Минском весьма скромными силами АБТ Союза требовалось найти решение. И после очень непродолжительного размышления генералы пришли к вполне очевидным выводам по усилению броневой защиты и повышению могущества орудия.
Тут очень к месту оказалось и то, что в 1927 году завершилась разработка Renault NC-27. То есть, варианта FT-17 с броневыми плитами толщиной 20-30-мм расположенными под рациональными углами наклона. Из-за чего в лобовой проекции у данного танка не имелось мест с приведенной броней меньше 28-мм.
Этого, в целом, было недостаточно для защиты от 76-мм легкой гаубицы Союза. Точнее — погранично. Но выход на 35-40-мм был несложен. Особенно сейчас — когда появились внятные бюджеты и политическая воля.
Орудие, правда, у NC-27 никуда не годилось. Оно ни пехоту поддержать не могло, ни танки Союза поразить. Разве что в борт и на малой дистанции. И прямо сейчас Высший совет обороны дебатировал на тему — чем этот танк вооружать. Разброс мнений получался колоссальным. Предлагали и 25-мм опытную пушку, представленную генералитету[2], и 37-мм зенитное орудие[3], и 37-47-мм пушки Гочкиса[4], и многое другое…
— Месье, — не выдержал де Голль, уставший от пустых дебатов. — Не понимаю, отчего вы так сейчас ругаетесь? Вы разве не понимаете, что NC-27 это временное решение? Поставим что будет проще из того, что более-менее подходит. И займемся созданием нормального, современного танка. Вы ведь, я надеюсь, понимаете, что в Москве прекрасно просчитают наш шаг и постараются его парировать новыми разработками?
— Да, но… — начал было один генерал, но скосился на своего усмехающегося оппонента, сидящего напротив и осекся, замолчав. Де Голль зашел с козырей и сейчас «душнить» не имело никакого смысла — свои же задавят. В конце концов — новые танки — это новые бюджеты. Куда более интересные, чем на доработке уже существующей модели.
— Быстрейшая доработка NC-27 и запуск его в серию — задача номер один. Просто потому, что без него у Франции, по сути, и нет танков. Но, месье, нам куда важнее обсудить другое. А именно — как и что Франции потребуется после. Каким будет новые легкий кавалерийский танк, новый танк сопровождения пехоты, новый средний танк, новый тяжелый танк. А также о тех противотанковых средствах, какими нам следует вооружать пехоту. Ибо без них она перед бронетехникой совершенно беззащитна…
И генералы с увлечением занялись придумыванием новых танков. Исходя из своего понимания этого вопроса и доступных бюджетов. Тем более, что с 1921 года уже шла разработка тяжелого танка B1, который позволял в теории, получить инструмент надежного прорыва советской обороны. Про него вспомнили все и сразу. В оригинальной истории его из-за крайне скромного финансирования «допиливали» очень долго. Но здесь 1 декабря 1928 года его прототип уже прошел ходовые испытания и отправился на доработку. И доработка эта шла полным ходом. Так что, о чем поговорить, имелось в достатке.
Во всяком случае наблюдавший за всем этим делом Шарль де Голль вполне был удовлетворен своим положением и занятием. Будет ли большая война с Союзом или нет — не ясно. Но это и не важно. Важно только то, что французская армия к ней готовится, возрождаясь. И, надо сказать, не только тут. Ибо в газетах на волне всеобщего оптимизма статей пацифистского характера поубавилось.
Более того — пошли попытки публичной дискуссии со статьей Муссолини. Дескать, ничего подобного — французская армия — главный гвоздь отгремевшей Мировой войны. И именно она показала себя лучше всего. Лучше немецкой и даже, прости господи, русской, которая выставлялась там чистым позорищем, что держало фронт только потому, что до нее никому не было дело.
Причем материалы эти в газетах шли не только с огульными обвинениями и громкими репликами спекулятивного характера. Но и вполне трезвые аналитические обзоры. Где указывалось — сколько и каких войск стояла. Каких успехов они добивались. И многое другое…
Аналогичные комиссии и заседания шли по другую сторону Ла-Манша. Только англичане, в отличие от французов, больше были озабочены вопросами флота и авиации. Ведь, в случае чего, они могли отсидеться на острове. При условии недопущения десанта. А французы — нет. Поэтому в Париже все военные «шишки» бегали ужаленными ежиками, одержимые вопросами обновления армии. Сухопутной. А именно пехоты, танков, артиллерии и даже кавалерии… ну, в том виде, в котором они ее теперь видели. А успешное применение Москвой велосипедных отрядов и моторизованной пехоты при тотальном провале польской кавалерии заставил французов сильно пересмотреть свои взгляды на этот счет.
В Лондоне же медленно и с явно изжогой переваривали сведения о том, как советская авиации ударами по железнодорожным узлам, развалила фронт наступления. Буквально парализовала. О том, как с одного налета оказался на довольно длительное время выведен из строя порт Данцига…
О!
От этого у англичан не просто «болело». У них пылало. Ведь волей-неволей они проецировали это на себя и понимали насколько они уязвимы.
Да и стремительное уничтожение советской авиацией самолетов альянса подливало масла в огонь. Конечно, французы тоже на это обратили внимание. И также занимались самолетами. Но в куда меньшей степени, чем сухопутными войсками. Да и оценки «лайми» разнились с французскими. Они в наземной операции сводили успех РККА к определенным тактическим успехам и случайностям. Более того, обладая достаточно крепкими аналитиками, они пришли к выводу, что для Фрунзе кампания 1928 года была чистой воды авантюрой. И реально он не обладал ресурсами для не только достижения военного успеха, но и даже крепкой обороны. Его ударные силы должны были раздергать и растащить по разным направлениям. Где их и ждал благополучный выход на вечное упокоение.
Но человек предполагает, а Бог располагает.
И, в целом, определенное везение позволило Михаилу Васильевичу «затащить катку». Более того — даже тылы уберечь от восстания.
Эти выводы заставляли крепко усомнится в том, чтобы нужно было так вот «закусив удила», как французы, «качать» танки. И уж тем более не бегать в лихорадочных попытках найти способ для запуска в производство «советских водопроводных труб»: самозарядного карабина и легкого пулемета под патрон 6,5х40. Собственно англичане в сухопутном корпусе Войска польского не состояли в хоть сколь-либо значимом числе. Поэтому к этому советскому оружию продолжали относиться крайне скептично. Как и очень многим решениям Фрунзе…
В Москве тоже не сидели без дела.
Просчитать реакцию Парижа с Лондоном было несложно. Тем более, что агентурная сеть, оставшаяся после роспуска Коминтерна, не только жила, но и потихоньку развивалась. И бешеную активность того же французского генералитета прозевать было технически невозможно.
Да, подробности ускользали.
Да, многое оставалось под грифом секретно и…
Но это не имело никакого смысла. Потому что сведения известные французам понятны. Выводы, которые они из них сделали, судя по характеру активности, также вполне очевидны. Если, конечно, не пребывать в блаженстве головокружения от успехов. Ну и рефлексировать как-то, чтобы не оказаться у разбитого корыта.
Это понимание уже к ноябрю 1928 года наблюдалось как у самого Михаила Васильевича, так и у всей «шапки» советского генералитета. В том числе и потому, что совсем уж дураков и случайных «революционных генералов» там не осталось. Вычистили.
