— Значит, Гриша на Вову просто так наговаривал?
Высокая блондиночка, которую я видел возле своего двора, первая развеяла молчание, вызванное всеобщим удивлением.
— Значит, Володя тут совсем и ни при чем?
— Ни при чем, — сказал Сережа, поднявшись со своего валуна. — Оговорили его. Гриша, не смотри, что первый спортсмен в классе, хорошист учебы, пионер. Поступил он недостойно такого своего высокого звания. Вместо того чтобы, как подобает, признать свою вину, он решил через другого оправдаться. Это низко.
— Низко и подло, — встала низенькая строгая девочка, с аккуратно уложенными в единственный хвост темно-русыми волосами. — Таких людей надо на перевоспитание отдавать.
Всю очную ставку девочка сидела и внимательно слушала наш с Гришей спор. С видом судьи она переводила свой немного надменный взгляд от меня к Грише. Теперь с таким же видом, встала, заговорила, словно какой-то обвинитель.
— А это значит, — продолжила она. — Это ему, а не Медведю надо объявлять бойкот. Кто за? Поднимите руки.
Большинство детей из класса, все как один, подняли ручонки. Подняла руку и сама строгая девочка. Поднял руку Глеб. Ксюша с сомнением оглядывала окружающих, не понимая, как же ей поступить. Сережа притормозил выносить свой приговор. Не поднял руки и я.
Строгая девочка нахмурила ярко-черные густые бровки. Поджала губы, отчего ее вздернутый нос смешно пошевелился.
— Это чего же ты, Медведь, руки не поднимаешь? — Спросила она требовательно. — Белов тебя оклеветал. Против тебя навязал всем бойкот, а ты ему ответить тем же не хочешь?
— Ну, начнем с того, что он навязал, почти, а никто из вас даже не усомнился, — проговорил я.
Пионеры стали смущенно прятать взгляды, недоуменно переглядываться. Строгая девочка не повела и бровью. Смущение только легким румянцем отразилось на ее лице.
Да и зачем? — Пожал я плечами. — Этот дурацкий бойкот ничему его не научит. Только озлобит, сделает отстраненным и еще более вредным. Денег бойкот тоже не вернет. Я считаю, не нужно бойкота. Нужно выводы сделать, относительно поведения Григория Белова. В уме держать, что способен он на подлость. Только тогда, видя, как к нему все относятся, может он чего-нибудь и поймет. Не знаю, как вы. А я его бойкотировать не собираюсь. Глупо это.
Притихшие школьники снова зашушукались. Все, кто поднял руки, устыдились. Это было видно по их сконфуженным выражениям лиц. Не осмеливаясь что-либо сказать, дети лишь смотрели на меня, широко раскрыв глаза. В их взгляде удивление соседствовало с уважением.
— Опусти ты руку, Кнопка, — обратившись к строгой девочке, встал Сергей. — А то затечет, писать не сможешь. Я с Вовой согласен. Хватит баловаться с этими бойкотами. Гриша уже свое получил. Опозорился перед всем классом. Ну и достаточно ему. Короче, не знаю, как вы, а я домой пошел. Мне еще на тренировку сегодня ехать.
Сережа взял свой портфель, поправил пионерский галстук, и, выбирая, куда в развалинах ставить ногу, пошел ко мне.
Остальные пионеры тоже стали подниматься с валунов и развалин. Загалдели, кто-то засмеялся. Кто-то зашушукался в сторонке.
— А ты молодец, Володя, — с улыбкой сказал мне Сергей, когда приблизился. — Не дал себя в обиду. Характер проявил и решил все, как надо. По-человечески. Имя свое очистил. Признаться, я даже не думал, что у тебя хватит воли против Гриши выйти. А, оказывается, ты только притворялся скромным.
— Отчаянные времена требуют отчаянных решений, — улыбнулся я, глядя на высокого мальчишку снизу вверх.
— Это правильно, — кивнул он. — Ну ладно. Я пойду. На тренировку мне надо.
— Стой, Сережа, — позвал я его. — Вопрос у меня к тебе есть.
— Ну? — Заинтересовался Сергей.
— Так значит, ты тяжелой атлетикой занимаешься?
Детско-юношеская спортивная школа «Надежда», располагалась недалеко от Усть-Кубанского машиностроительного завода. Школа входила в местное спортивное общество «Машиностроитель», работающее на базе заводского профсоюза.
В «Надежде» тренировались преимущественно дети заводских рабочих, а основными ее спортивными направлениями были футбол, волейбол, легкая и тяжелая атлетика.
— Ну вот и приехали, — устало сказал Сережа, тяжело вращая педали своего зеленого «Уральца».
Когда велосипед заехал в распахнутые вороты двора спортивной школы, Сережа поспешил остановиться, а я — спрыгнуть с неудобного багажника. Мы даже чуть не завалились набок, когда попытались вразнобой покинуть велосипед.
— М-да… Тяжеловат ты, Вова, — утер пот со лба Сережа, а потом поправил спортивную сумку, всю дорогу норовившую слезть со спины на живот. — Я еле доехал. Думал, ноги отвалятся.
— Ну, страдал тут не ты один, — сказал я, растерся непривычные к нагрузкам ноги, которые всю поездку пришлось держать на весу.
— Ты, Володя, сколько весишь-то? — Спросил Сережа.
— Не знаю, — пожал я плечами. — На вскидку, килограмм сорок пять, сорок семь.
— А росту в тебе сантиметров сто пятьдесят, — прикинул Сережа. — Так это ты примерно в моей весовой категории получаешься. М-да… Надо сгонять, чтобы вечно на соревнованиях в хвосте не болтаться.
— Знаю, — сказал я с улыбкой. — Этим я сейчас и занимаюсь. А до соревнований мне пока далековато.
Мы пошли по широкому асфальтированному двору спортшколы. М-да… Школа, на первый взгляд, была прям что надо.
За продолговатым зданием, в котором, видимо, расположились спортзалы, зеленел широкий футбольный стадион, опоясанные беговыми дорожками. По обе его стороны протянулись свежевыкрашенные разноцветные трибуны. Со стороны спортшколы в них вдавался высокое, крытое шифером судейское место.
Сейчас тут проходила тренировка по легкой атлетике. Я видел, как девчонки-легкоатлетки, в цветастых спортивных шортиках и белых футболках разминались, под присмотром суровой женщины тренера. Крепкие Юноши — класс десятый или одиннадцатый, медленно шли вдали, к какой-то, скрытой от меня беговой отметке.
— Гля, — кивнул мне Сережа. — Вон, братья Лаврушины сейчас бегать будут.
— Лаврушины? — спросил я.
— Ну да. Ты че, забыл? Женька с Сашкой из нашей школы. Оба легкоатлеты. Один спринтер, другой — марафонец. Да только они вечно спорят, кто из них кто. Вот и соревнуются друг с другом в спринтах и марафонах.
— Сейчас, видимо, спринт у них будет, — хмыкнул я.
— Видимо, — согласился Сережа.
— Кам-чат-ка! — Собрав руки в рупор, крикнул один из братьев.
— Чего это он? — Улыбнулся я.
— А. Это он Камчатку просит, что б отмашку дала.
— Камчатку?
— Ну, Евгению Васильевну. Тренера по легкой атлетике.
— А почему Камчатка?
— Такая же суровая, — рассмеялся Сережа.
Женщина в спортивном костюме отвлеклась от девочек, уставилась в свой секундомер. Потом она подняла руку с красным флажком. Опустила.
Браться Лаврушины, приготовившиеся к старту, синхронно рванули в разные стороны, деля четыреста метровый круг пополам.
— И кто первый придет? — Улыбнулся я.
— А кто из них сегодня спринтер, тот и придет, — пошутил Сережа.
— Давай посмотрим.
— Ну, давай. Время есть еще.
Хотя всю дистанцию казалось, что юные атлеты идут практически синхронно, победил тот из братьев, что был пониже и покоренастей.
— Саня сегодня, видать, спринтер, — с усмешкой заметил Сережа.
Когда мы вошли в двери спортивной школы, первым делом встретил нас небольшой зал, полный наград и медалей. Они, заключенные под стекло, красовались у стены в деревянный, свеженалаченных пеналах.
— Что-то по тяжелой атлетике у вас маловато наград, — заметил я. — По футболу вон сколько. По волейболу много.
— Ну да, что-то в этом году мы не очень выступили, — пожал плечами Сережа.
— Это почему ж? Я слышал, тут у вас тренер новый появился. Говорят, из ребят быстро спортсменов делает. Мне даже, интересно как.
Сережа нахмурил брови.
— У нас на соревнованиях много, кто разряды забирает. У меня, у самого уже третий взрослый. Хотя я тяжелой атлетикой летом только год, как буду заниматься. Но на соревнованиях мало кто из наших выдерживает с другими соперничать.
