Протопав бодрым темпом пару километров, прихожу к неутешительному выводу, что поступаю несколько опрометчиво. Куда я, собственно говоря, иду? Месторасположение лагеря мне неизвестно, а спросить… у кого? Чтось-то я какую-то авантюру затеял… не подумавши. Проще было у дороги подстеречь… кого?
Правильно говорят — сомнение хуже всего!
Вот и сейчас я, вместо того, чтобы бодро топать вперёд, тоскливо топчусь на развилке — куда сворачивать? Направо или налево? Одинаково неизвестно, что там такое находится. Вот уж поистине — витязь на распутье. Ага, витязь! Лопух качественный, особо выдержанный. Кто, скажите на милость, мешал мне выяснить окружающую обстановку ещё несколько дней назад? Да никто… и нужды в том никакой не было. Ну и что? Сразу полегчало от этого, что ли?
Так и не придя ни к какому выводу, схожу с дороги и устраиваюсь около кустов. Здесь хороший обзор и, что немаловажно, слышимость. Увижу и услышу любого, кто только ни пойдёт по дороге. Или поползёт по лесу, что в моем положении, тоже весьма актуально. Здесь меня с обеих сторон не любят. С одной, советской, явно и откровенно. С другой, немецкой, пока ещё не так явно, но, в будущем, несомненно, тоже будут желать мне всяческих неприятностей. И от всей души.
Стоп!
Это что за звук такой?
Движок?
Точно, мотоциклетный.
Один?
Пока не пойму, но вроде бы… один! Один он едет!
Приложив руку к глазам, всматриваюсь вдаль.
Ага, фигу тебе, родной!
Один…
Мотоцикл-то один, это да. А вот грузовик, что за ним едет, за треском мотоцикла совершенно не слышен. Так что — облом, лезем в кусты. Почему? Да потому, что я не знаю, кто там, в этом грузовике. Машина тентованная и едет относительно легко — пустая? Или с солдатами в кузове? И так может быть и эдак. Но рисковать не хочу. Положим, обоих мотоциклистов я срежу из автомата — не вопрос. А сколько солдат сидит в машине? В кабине-то один или два, а в кузове? Человек пятнадцать-двадцать — вполне возможно. И с ними мне уже не совладать…
Стало быть, родной, сиди тихо и не отсвечивай.
Нет, всё-таки чутьё у меня есть!
С солдатами грузовик! Сзади тент свернут и у заднего борта видны сидящие люди в военной форме. Немецкой, разумеется. И на двери кабины нарисована какая-то эмблема, но не стандартный германский орел, а щит с зеленой окантовкой и тремя диагональными полосами — снизу белая, посередине черная, а сверху — голубая. Это ещё кто такие? Память подсовывает мне картинку — унылая колонна пленных советских солдат и конвоиры, её охраняющие. С точно такими же эмблемами на левом рукаве.
Угу…
Так это, надо думать, едет смена охраны в тот самый лагерь. Или не смена, а очередной конвой, который кого-то оттуда поведёт. Тоже, кстати говоря, вполне возможный вариант. И куда же они свернут?
Налево.
Мотоцикл и грузовик свернули туда.
Интересная деталь — а солдаты-то с трехлинейками! Или я рыжий…
Кто это такие? То, что они охраняют пленных (во всяком случае, их конвоируют), я видел своими глазами.
Не немцы — факт. Тут точно орел бы присутствовал, а у них на форме его нет. Не «СС». Но кто? Что-то я таких эмблем не помню.
Ладно, пока что один вопрос ясен — идем налево.
Ещё пару часов хода по лесной дороге — и мне стало ясно, что искомая цель где-то совсем неподалеку. На обочинах дороги стали попадаться многочисленные следы, явно оставленные армейскими сапогами. Советскими — рисунок их подошвы сильно отличался от немецких. А поскольку советским солдатам в это время тут взяться (особенно, в таком количестве) было просто неоткуда, то единственный возможный ответ — это те, кого вели в лагерь. Или оттуда. Потому, что следы вели, как туда куда я шел, так и оттуда. Значит, вход в это место один — один оттуда и выход. Так?
Не совсем.
Выходов (равно, как и входов) могло быть и больше, просто в данном направлении могли водить пленных в какое-то конкретное место. На станцию, например. А наличие следов на обочинах объяснялось тем, что пленных заставляли отходить туда, чтобы пропускать следующий навстречу (или в попутном направлении) транспорт. Почему ж на той дороге, с которой я свернул, следов почти не было? А она шире, вот и всё. Машина может попросту объехать колонну по свободному месту. Придя к такому выводу, я зашагал бодрее.
Сейчас поднимусь на пригорок, а оттуда и обзор лучше.
Ветер дул мне в спину, и поэтому звук мотора слышен не был. Мотоцикл совершенно бесшумно вынырнул из-за бугра и в мгновение ока оказался совсем рядом.
Вот те и здрасьте… А где грузовик?
Его не было.
Эти ребятки что, в одиночку тут рассекают?
Опрометчиво…
Автомат висит у меня на груди, и руки лежат поверх него. Останавливаюсь и поднимаю вверх п р а в у ю руку. Мол, притормозите, камрады, есть у меня к вам вопрос. Поза самая мирная, та рука, которая обычно лежит на спусковом крючке, сейчас поднята вверх — выстрелить я не смогу.
Мотоциклист сбрасывает обороты и подруливает ко мне.
Останавливается и, убрав одну руку с руля, поднимает вверх очки.
— Что случилось?
В коляске, прикрывшись прорезиненным пологом, сидит пассажир — я вижу только его голову в… фуражке.
Офицер!
— Прошу прощения, герр…
— Лейтенант, — произносит вместо него мотоциклист.
— Виноват, герр лейтенант! — прищелкиваю, насколько это возможно на сырой лесной дороге, каблуками. Отпускаю оружие и принимаю стандартную строевую стойку. Ладони прижаты к бедрам — всё, как положено.
Мотоциклист выключает мотор.
— Что случилось, старший стрелок?
— У герра гауптмана сломалась машина! Меня послали за помощью!
— Гауптмана? — опускает вниз полог офицер. — Какого гауптмана? Кто вы такой? Документы!
— Яволь! — вытаскиваю из-за пазухи зольдбух и протягиваю его офицеру.
Он просматривает документы и смягчается.
— Держите, — протягивает он мне зольдбух. — 405 полк, второй батальон. Я знаю вашего командира батальона. Кто он?
— Майор Рихард Бохентин, герр лейтенант!
— Да-да… Так в чем дело, старший стрелок?
— По приказу командира роты, я сопровождал машину с гауптманом Фюртцем, герр лейтенант! В километре отсюда у машины заглох мотор. Герр гауптман послал меня за помощью.
— Откуда он?
— К нам он прибыл из штаба полка. Больше я ничего не знаю.
А следом за мотоциклом так никто и не появился… стало быть, они тут и вправду одни.
— Куда направлялась машина?
— Не знаю, герр лейтенант. Нам было приказано её сопроводить до места назначения, и вместе с герром гауптманом возвратиться в расположение части.
— И как далеко ты собирался ещё идти?
Хороший вопрос.
Мотоциклист проехал мимо меня почти два часа назад. И солдаты его сопровождали. Что-то они там делали… или делают до сих пор, а он уже едет назад. По такой дороге тридцать километров в час, уже хорошо. Сколько времени заняли у офицера указания и прочие вопросы? Полчаса?
Сейчас обеденное время — он обедал! Полчаса — минимум.
Итого.
Полчаса он ел.
Полчаса решал свои вопросы и отдавал указания.
Накинем ещё минут двадцать туда-сюда.
Сорок минут. Это заняла дорога туда и обратно.
Значит, всего — двадцать километров. От развилки.
Да два часа я сам оттуда топал, километров шесть отмотал… машина (с моих слов) стоит в километре отсюда.
— Герр гауптман сказал — около семи километров.
— Шесть. Он немного ошибся. Садись сзади, проводишь нас к машине.
— А как же…
— Пока мы будем у машины, Маркус доедет до лагеря и вызовет подмогу. Садись!
— Яволь! — ещё раз щелкаю каблуками.
Обхожу мотоциклиста справа и поворачиваюсь, чтобы сесть позади него.
Ш-ш-шух!
Чуть слышно выскальзывает из ножен штык.
И входит водителю в печень (или где-то рядом…).
Тот изгибается, хватаясь руками за воздух.
Проворот клинка! Рывок на себя.
Мотоциклист тыкается лицом в руль.
А окровавленное лезвие уже подрагивает перед лицом офицера.
— Хенде хох!
Левой рукою выдергиваю седока из коляски и, прижимая к его горлу острие штыка, вытаскиваю из кобуры пистолет.
— Ну что, герр лейтенант? Поговорим?
Итак, это фильтрационный лагерь. Одновременно в нём содержат не более трехсот-четырехсот человек. После быстрой сортировки и предварительной проверки, пленных распределяют по обычным лагерям для военнопленных и офицерским, что гораздо серьёзнее.
А охраняют его не немцы! Охранный батальон откуда-то из Прибалтики, набран из добровольцев. То-то у них такая эмблема странная на рукаве… им не слишком верят, поэтому там постоянно присутствует немецкий офицер, контролирующий всю деятельность этих «добровольцев». И приказы исходят именно от него, командиры батальона обязаны их исполнять.
Фигово то, что непосредственно в охране лагеря задействовано около сорока человек зараз — это мне явно не по зубам. При четырех пулеметах, которые установлены на постах — их надо ротой штурмовать, не меньше. Так что, с идеей лихого налета можно распрощаться сразу — не прокатит. Да и ночью я незамеченным не проберусь — открытое место. Понятно, кстати, отчего так насторожился офицер — здесь тупик. И никаких других дорог сюда или отсюда не имеется вообще. Некуда тут кому-то ехать, попросту незачем. А визита какого-то начальства лейтенант не ожидал, вот и всполошился. Он же старший на объекте и наверняка бы про такого гостя знал.
