Слабенькое утешение, не так ли?
Эльф только руками всплеснул, видя, что все его усилия по успокоению меня пошли прахом.
Карл откровенно клевал носом за столом, и Феланор велел ему идти спать.
А меня он поднял на руки и понес в мою каморку под лестницей, потому что от слез и от выпитого я совсем обессилела.
— Пустите, я сама пойду! — сопротивлялась я.
Но Феланор не отпустил. Вообще мне показалось, что он прижимает меня к себе чуть более порывисто и крепко, чем следовало бы.
— Вы не дойдете, — ответил Феланор, хотя мы были уже у моих дверей.
— Принцам не полагается носит служанок на руках! — вредничала я.
— Принцы носят на руках кого сам пожелают, —парировал Феланор, толкнув дверь ногой и входя в мою комнатку.
— Да? Да?! Не вы ли говорили, что терпеть не можете людей и связываться не хотите с ними! —продолжала вредничать я. — А сами со мной возитесь! Оберегаете! Защищаете! Прекратите это!
Кончики его острых ушей ярко вспыхнули от смущения. Феланор опустил взгляд, и я вдруг замерла, больно ужаленная догадкой.
— Наверное, я неправильный эльф, — вдруг хрипло признался Феланор. — Только на самом деле… мне люди нравятся. Их огонь, их смелость и дерзость. И вы мне… тоже нравитесь, Адель.
— Я совсем не смелая, — снова всхлипнула я.
— Вам и не надо, — мягко ответил эльф. — Вы ведь не мужчина. Но огонь, свойственный людям, в вас горит!
Он не спешил расстаться со мной. Не спешил усадит на постель и уйти. Так и держал на руках, мучаясь от смущения и желания что-то еще сказать. В чем-то еще признаться.
— Вы, — несмело начала я, — специально дали мне волшебный золотой, чтобы почувствовать, что мне грозит опасность?..
— Что? — удивился эльф. — Золотой? Нет, он простой, совершенно обычный.
— О-о, — немного разочарованно. — Но как же вы тогда узнали, что Якобс меня потащил в лес?
Тут Феланор окончательно смутился и побагровел весь, вместе с ушами.
— Я приглядывал за вами, — признался он. — Знаю, не должен был. Возможно, вы сочтете такое поведение недопустимым, все-таки, я чужой вам мужчина, но…
— Дубровский! — я коснулась пальцами его губ, прерывая его горячую оправдательную речь. — Хватит оправдываться! Просто поцелуй меня уже!
***
Наверное, я была не права.
Наверное, мне не следовало подначивать Феланора к активным действиям.
Но мы оба были возбуждены, взбудоражены. И немножечко пьяны.
А еще мне ужасно хотелось, чтобы он вот так долго обнимал меня. И чтоб эти объятья и поцелуи не кончались никогда!
Я прежде не позволяла себе даже думать об эльфе. Не хотела даже мыслью касаться его белоснежных, как лучи луны, волос. Не желала вспоминать его светлых глаз.
Потому что при малейшем шевелении памяти у меня дух захватывало от красоты этого мужчины.
От его невероятной, далекой холодности.
И я, ощущая себя бедняжкой Аделью, которую всю ее сознательную жизнь учили быть скромнее, которую муж унижал и смешивал с грязью, твердила себе: «Этот важный господин, этот эльф не для меня! Он и не посмотрит в мою сторону. А если и посмотрит, то просто разобьет мое сердце. Так что лучше позабыть о нем!».
Но сейчас все мои сомнения и стыдливость растворились в коньяке.
В своем сердце я ощутила то, от чего отказывалась, что запрещала себе и что яростно отрицала: весеннюю острую влюбленность.
А еще смелость и безумную дерзость. Встань сейчас кто предо мной и попробуй он устыдить меня — я бы послала его к черту.
Так хотелось мне принадлежать эльфу! И так сильно хотелось, чтоб эльф хоть сегодня, но принадлежал мне!
Так сильно мне хотелось коснуться его идеального, прекрасного тела и отведать его ласки, которая казалась мне сказочным, нереальным наслаждением!
Эльф ведь покорил меня с первого взгляда, понравился сразу.
Местным девицам из людей он показался бы слишком утончённым, недостаточно брутальным, и так оно и было. Он был вечно юным, стройным, гибким. Его кожа была гладкой, а лицо — чистым.
Таким, словно жизнь еще не оставила на нем своих тяжких следов разочарования и боли.
Он был похож на мечту. А кто я такая, чтоб отказываться от мечты?!
Я потянулась к эльфу всей душой. Я обвила руками его плечи, я прижалась губами к его губам, и пила, пила его поцелуи, словно в них был заключен секрет его долголетия и бессмертия.
Я ласкала его серебряные волосы, а он распускал мои косы и целовал, забывшись в страсти.
В груди моей жгло от восторги и ликования.
Страсть, тот самый огонек, что привлекал эльфа в людях, словно хищное пламя, охватила мою душу.
И я, понимая, что погибну в этом огне, понимая, что сейчас натворю дел, что погибну, все равно ухватилась за завязки и застежки на его одежде. Рванула их, решительно освобождая эльфа от тяжелого плаща.
Он спас меня от Якобса.
От несчастной судьбы, от горькой жизни с этим старым, жестоким вонючим сморчком. Я готова была разорвать себе грудь и подарить эльфу свое сердце.
Я целовала его руки, прижимала его ласковые ладони к своей щеке, и млела от интимной и доверительной близости, что установилась между нами.
Мы оказались обнаженными, тесно прижатыми друг к другу, я и не заметила как.
Кожа моя пылала, словно я была охвачена жаром.
А прикосновения эльфа, светлого лунного призрака, были нежны и прохладны, словно ночной тонкий свет. И эта прохлада, остужающая мою горящую грудь, была слаще всего.
Ладони эльфа скользили по моему телу, обводили округлость живота, ласкали груди.
Поцелуи расцветали на моей коже, от губ и ниже, спускаясь огненными цветами по шее, по груди, по подрагивающему животу.
Каждое касание Феланора было исполнено такой нежности, на которую люди не способны, и такой магической, невероятной страсти, что я выгибалась дугой и еле сдерживала стон, погибая от наслаждения.
В голове моей крутились какие-то серые, грязны картинки. Воспоминания Адели о ласках мужа.
Но я уверенно прогоняла их прочь, потому что эта грязная, тяжелая и душная возня не имела ничего общего с той лаской и нежностью, что мы дарили сейчас с Феланором друг другу.
Он прижимался лицом к моей груди, с удовольствием вдыхая мой запах — запах горячего молодого тела, сладкой корицы и свежего хлеба.
От него пахло весенним лесом после дождя. Остро, будоражаще.
И я с удовольствием целовала его в шею, ластясь к нему, чувствуя, как тяжелеет и напрягается его тело, прижимающееся ко мне.
Мы, наверное, слишком долго делали вид, что безразличны друг другу.
А теперь вдруг перестали притворяться и стремились как можно скорее утолить терзающий нас голод.
Эльф с неожиданной властностью раздвинул мои колени и опустился на меня.
Это было очень волнующе и приятно. Словно теплый летний ливень обрушился на меня, обняв своим свежим запахом и лаской.
Феланор устроился меж моих разведенных ног и снова припал поцелуем к моим губам. Он словно хотел отведать на вкус мое возбужденное дыхание в тот миг, когда будет брать меня.
В первый раз. В самый сладкий и самый волнующий миг. В момент первого проникновения.
Я даже вскрикнула от неожиданности, ощутив себя под мужчиной, распятой и беспомощной.
Всецело в его власти.
Обнаженной и покоренной.
Он овладел мной. И в его власти было что-то невероятное, что-то первобытное, древнее и таинственное, как этот мир.
Словно сама любовь коснулась моей души.
Страсть была обжигающей и легкой, как язык пламени. Тело мужчины, прижимающееся ко мне, было то тяжелым и томным, то почти невесомым и сильным, как тугой лук.
Эльф гибко и мягко двигался, ласкаясь ко мне всей кожей, осыпая поцелуями мои дрожащие губы.
Я стонала, то и дело срываясь на крик. И в голосе моем слышалось изумление, потому что такого чистого и жгучего наслаждения я не испытывала никогда.
Я обнимала Феланора, проводила ногтями красные полосы на его коже, утыкалась мокрым лбом в его плечо, считая мгновения наслаждения. А мне казалось, что все мои нервы пронзают острые иглы удовольствия. Звездный свет оседает блестящей пылью.
