Я даже не сразу сообразил, как оказался прямо у ограждения, как впился руками в перила и уставился во все глаза на эту малышку. Рядом с ней уже находилась бросившая распекать работяг Паорэ. Нуна передала ей дочку и стала что-то рассказывать. Но баронесса, похоже, не слушала. Или же слушала, но словно бы между делом, прижав к себе девочку, чмокая её то в левую, то в правую щёку, смеясь и кивая Нуне и поддакивающему что-то Аркушу…
— Иди к ним, — послышалось сзади.
Я обернулся.
— Иди. Ты им нужен, — ровно проговорила Анцилла.
— Но…
— Обо мне не волнуйся. Если устану сидеть здесь, позову медсестру или доктора. Они помогут. Иди…
По лестнице я буквально слетел. Ещё пять секунд понадобилось, чтобы оказаться возле повозок. До «цели» оставалось всего два шага, но я почему-то не смог заставить себя пройти их. Замер как вкопанный, не отводя глаз от Пао и девочки. Баронесса, словно почувствовав устремлённый на неё взгляд, медленно повернулась. Мы посмотрели друг другу в глаза, и через миг женщина вдруг шагнула вперёд и молча протянула мне дочку. Я принял её осторожно и бережно, как самую драгоценную вазу… Нет, даже самая драгоценная ваза не могла сравниться по ценности с этой ношей.
Если считать по-земному, Риде было не больше года. Она ещё не умела говорить, да и ходить, вероятно, тоже ещё не очень умела… Но она так смотрела на меня своими глазёнками, так походила внешне на свою мать, что внутри у меня всё как будто перевернулось… А глаза у неё всё-таки были моими. И нос, наверное, тоже… И вообще, чувствовать себя «нежданным» отцом… похоже, это уже становилось для меня «хорошей доброй традицией». Сперва на Бохаве, теперь на Флоре. Жаль, что нельзя пока предугадать, где и когда это повторится, но в том, что подобное произойдёт, я был уверен на двести с лишним процентов…
На террасу к Анцилле я возвратился минут через тридцать. Как это ни удивительно, экселенса находилась всё ещё там, в кресле перед перилами, закутанная в тонкое больничное одеяло.
— Не холодно? — спросил я её, садясь рядом, в такое же кресло.
— Нет, — покачала головой женщина.
В её голосе не ощущалось ни ревности, ни досады.
— Я тоже теперь после Талвия хотела бы девочку, — сказала она неожиданно.
— Девочку? Почему девочку?
Анцилла грустно вздохнула:
— Потому что девочки, Дир, даются лишь избранным.
Утверждение странное, но я решил его не оспаривать. В конце концов, Пао и Ан тоже были когда-то такими же, как и Рида. А то, что потом обе они, когда выросли, стали моими… ну, в общем, да, чувствовать себя ТАКИМ избранным было и вправду чертовски приятно…
— Знаешь, Дир, я только сейчас поняла, зачем с нами полетел твой друг…
Очнувшись от мыслей, я посмотрел туда же, куда глядела Анцилла.
Паорэ и Аркуш уже покинули двор, а вместе с ними ушли и две деревенских «матроны» — Ридины няньки. Они были положены ей по статусу, как нашей с Пао наследнице.
Риду я, кстати, в комнату к баронессе отнёс сам, никому не доверил.
Жилые покои в поместье пока что отсутствовали. Ну, за исключениям недостроенного, отданного под госпиталь хозяйского дома. Каждый устраивался как мог и где мог. Паорэ ютилась в комнате около репликаторной. Я, по праву самого большого начальника, завладел отдельной каморкой в дальнем конце мастерской. Гас оккупировал палатку-навес для проведения военных занятий. Лучше всех устроился доктор. В его распоряжении оказались все больничные помещения. Они, правда, все были заняты, но отыскать там местечко, где прикорнуть, проблемы не представляло…
Бойцы, прибывшие вместе с Нуной, Аркушем и Ридой, тоже занимались временным обустройством — натягивали на повозки полотняные пологи, превращая их в жилые фургоны.
Кроме них во дворе оставались лишь Нуна и Гас.
И именно на Гаса и Нуну смотрела сейчас Анцилла.
Те стояли возле навеса и никого вокруг, похоже, не замечали. Даже отсюда, с террасы, было отлично видно, что они готовы вот-вот броситься друг другу на шеи, но сдерживаются по каким-то лишь им понятным причинам…
— Нет, я конечно помню, что ты говорил про них, но я всегда думала, что для него это только повод, чтобы убраться с Бохава и вообще из Империи, подальше от власти, политических склок, интриг, — продолжила мысль экселенса.
— Ты это о Гасе?
— Да. Капитан Гастуд многие годы верой и правдой служил дому Галья́… Ну, то есть, служил он конечно лишь Андию, а не всему дому, но всё равно — подобная служба не могла не оставить на нём своего отпечатка. Другим ведь не объяснишь, что верность может касаться лишь одного человека, а все остальные из дома этому верному безразличны. Я видела, как твой приятель тяготится таким отношением общества. Он больше не мог служить Андию, не служа всем Галья́…
— Нет, Ан, — перебил я её. — Гас мог спокойно продолжить службу и дальше. А что подумают в обществе, его совершенно не волновало, уж я-то знаю. Просто он… человек долга… Да, это самое правильное. Свой долг перед «лейтенантом Ханесом» он исполнил сполна. Но тот долг, который капитан Гастуд оставил здесь… он был не меньше. Ты, вероятно, помнишь, что я рассказывал? Про то, как мы встретили Нуну и что с ней случилось.
— Я помню, — кивнула Анцилла.
— Так вот. Думаю, это не только влюблённость. Думаю, Гас до сих пор не может простить себе, как он чуть было не приговорил Нуну к смерти. Ну, когда она была ещё Нунием. Он ведь тогда один не хотел, чтобы она пошла с нами. А если бы она не пошла, её, сто процентов, убили бы люди Салватоса.
— То есть, ты хочешь сказать, что долг для него — это просто чувство вины? И пока он не загладит её любовью, этот долг исполнен не будет?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Но чувство вины, как мне кажется, в нём точно присутствует. И ради него, полагаю, Гас даже готов остаться здесь навсегда.
— А что же она? Тоже считает, что виновата?
— Нет, — я вдруг почувствовал, что рот со щекой непроизвольно дёрнулись, как от зубной боли. — Паорэ рассказывала, что за то, что случилось, Нуна до сих пор считает себя обязанной ей и мне. И если она бросит нас ради кого-то ещё, пусть даже ради Гаса, с её стороны это станет предательством.
— И вы ни разу не пробовали объяснить ей, что это неправильно?
— Пао говорит, что пыталась, а я об этом только недавно узнал и пока что не пробовал.
— И как? Пробовать будешь? — посмотрела на меня с интересом Анцилла.
Я в ответ усмехнулся.
— Понадобится, попробую. Но сам проявлять инициативу не буду. А то ведь кто знает, может быть, только хуже получится…
На какое-то время мы замолчали.
Каждый думал о чём-то своём, глядя куда-то вдаль сквозь прутья ограды.
Почему Ан так интересовалась будущим Нуны и Гаса и относилась внешне почти безразлично к своему собственному? Неужели ей всё равно, что случится в наших с ней отношениях? Неужели и вправду они с баронессой уже поделили, кому что достанется, и теперь надо только…
От поразившей меня догадки сердце вдруг словно морозом сковало.
— Тебе… до сих пор снится будущее?
— Да, — грустно улыбнулась Анцилла.
— И… ты в него веришь?
— Будущее всегда вероятно. Мы изменяем его своими поступками, — точь-в-точь повторила она сказанное недавно Паорэ. — Но, как мы его изменяем, нам, к счастью ли, к сожалению, узнать не дано. Такие уж мы, люди, странные существа. Сначала ломаем, потом восстанавливаем, но только чтобы потом снова сломать…
Сапхат выписал Анциллу из госпиталя лишь на десятые сутки.
К этому времени я уже весь измаялся в ожидании. Не потому, кстати, что изнывал в одиночестве без плотской любви (хотя от последней, безусловно, не отказался бы), а потому что чувствовал: пора наконец заняться тем, из-за чего собственно и возвратился на Флору. Тайна барьера ждала своего раскрытия, и я теперь на девяносто девять и девять десятых процентов знал, как и с чьей помощью буду её раскрывать.
Не застав Ан в палате и выяснив у Сапхата, что она действительно выздоровела, пошёл искать свою экселенсу по всему замку.
