момент прыжка, самый пиковый, на излете. Нестеров — бородатый худой мужчина, в вязанной шапочке, — вытянул руку вверх, чтобы ухватиться за верх карниза. Лицо его в этот момент напряжено — никакого крика или страха в глаза. Предельная сосредоточенность, которая ощущалась даже сквозь плохое качество снимка.
Чуть сбоку — стена и карниз, гладкие, как стекло. Размер… даже мне стало не по себе от того, что кто-то решился добровольно прыгнуть вперед, думая, что сможет достать край карниза. Чистое самоубийство!
Сомнений не могло оставаться. Рывок альпинист Нестеров и в самом деле совершил невероятный.
Молодов забрал карточку, хлопнул меня по плечу.
— Но ты это дело, парень, из головы выкинь — молод еще. Да даже если бы и не молод был, и опытен — все равно выбрось из головы.
— Почему? — не понял я.
— А потому что не получится у тебя ничего.
— А если тренироваться?
— А хоть затренируйся! — тон Молодова стал другим, в нем слышалось раздражение. — Карниз мы для других целей построили — я о них тебе уже говорил. Отрабатывай виды страховки, технику точи. Вот это нужно. А геройствовать не надо. Тут и без тебя такие мастодонты альпинизма пытались. А ты туда же.
Он глянул на часы и скомандовал всем:
— Время вышло. Десять минут отдыха, потом — на обед. А уж после обеда я приготовил вам сюрприз!
И загадочно ухмыльнулся.
Сюрпризы я не любил. Само это слово ассоциировалось у меня с чем-то неприятным, чего избежать ты не можешь и потому тебе это преподносят как неожиданность — сюрпри-из!
Вот и сейчас я скептически ждал того, что приготовил нам Молодов.
Но когда нас рассадили на футбольное поле, расположенное за казармами, где в центре уже установили импровизированную арену, несколько динамиков и светомузыку, то немного успокоился.
«Дискотека», — подумал я, кисло осматриваясь.
Танцевать не сильно хотелось, но все лучше, чем кросс бегать. А вот полазать по стенкам я был бы не прочь сейчас.
Друзья мои пришли раньше и сели на дальние ряды, чтобы лишний раз не отсвечивать. Я же был почти у самого поля и мог видеть все близко. Подумал перейти к ним, но грянула музыка и было уже неприлично вставать посреди выступления.
Звуки фанфар подсказали мне, что происходящее вряд ли дискотека. Скорее всего будут показывать какие-то номера. Не ошибся.
Но не ожидал я увидеть его…
И это было как удар током. Неожиданно. Немыслимо. Удивительно.
Худой нескладный мужчина, в черном пиджаке, маленьком, тесном, из которого торчат крепкие жилистые руки. Комичные штаны, тоже короткие, зеленые, в черную полоску, словно арбузная корка. На голове шляпка. Лицо комично глуповатое, непонимающее, озадаченное, чуть с морщинами. Глаза… в них глубина.
— Это же… — прошептал я. — Это же…
И не смог договорить.
— Никулин! — подсказал кто-то, сидящий рядом. — Из «Бриллиантовой руки»!
Верно. Тот самый Юрий Никулин. Он начинал свою карьеру в цирке и не покидал его почти до самой смерти — выступал там артистом, был режиссером, художественным руководителем, директором. А сейчас, еще молодой, крепкий, он приехал с цирком сюда, в наш лагерь, чтобы повеселить молодежь.
Меня трясло. Я не мог поверить, что вижу собственными глазами легенду! Прямо здесь и прямо сейчас. Верно, сейчас 1970 год, «Бриллиантовая рука» уже снята, и «Операция Ы» тоже, и «Кавказская пленница», Никулин знаменит. А до «Они сражались за Родину» и «Двадцать дней без войны» еще около пяти лет. Там раскроется другая грань таланта актера, трагическая и драматическая.
Боги, это действительно он! Живой!
Никулин веселился на сцене, показывал какой-то смешной номер, заводил зрителей, по-доброму шутил над ними. Зрители — самые требовательные, молодежь и подростки, — воспринимали номер «на ура». И даже Костарев хохотал вовсю, когда клоун показывал номер с гирей.
Я, немного придя в себя, тоже начал смеяться, когда Никулин комично пытался поднять вроде бы с виду тяжеленную гирю, оказавшуюся в итоге муляжом, которым и заехали по лбу своему сподручному, тоже клоуну.
Номер закончился, но артиста долго еще не хотели отпускать аплодисментами. Я хлопал громче всех и даже встал. На моих глазах были слезы.
Потом на сцену вышла девушка с собачками и начала показывать номера с животными. Далее был фокусник и акробаты.
Почти задушенный всколыхнувшимися эмоциями, я досмотрел выступление до конца и только когда на сцену вышел Молодов и сказал, что концерт окончен и нужно расходиться, пришел в себя.
Мне сильно хотелось повидать Никулина еще раз, крепко пожать ему руку, просто сказать пару каких-то теплых слов или, может быть, сообщить, что его фильмы и передачи не давали мне в сложные времена опустить руки, спасали меня. Но я понимал, что артист занят и таких желающих, как я множество.
Но словно бы догадавшись, что увидеть его хотят все ребята, ощущая ответственность перед своим зрителем, Никулин вышел к нам сам. Он успел переодеться, и был сейчас в обычных штанах и серой рубашке.
К нему тут же хлынула толпа. Юрий Владимирович улыбнулся, вскинул руки вверх.
— Спокойней, ребята! Главное не толкайтесь, все успеете подойти. Я еще не уезжаю, мне обещали, что накормят кашей!
— Накормим-накормим! — крикнул кто-то с задних рядов. — И чаем тоже напоим!
— Мою кашу заберите! — пискнул другой парень и народ взорвался смехом.
Молодов принялся собирать толпу в организованную очередь. Получилось у него это не сразу, но вскоре мы стояли и дышали друг другу в затылки, только чтобы подойти к артисту и пожать ему руку, взять автограф. Просто что-то сказать.
До меня очередь дошла минут через тридцать. Рыжий паренек передо мной взял у артиста автограф и ушел, освобождая мою очередь.
— Юрий Владимирович… — только и смог выдохнуть я, хотя до этого в голосе у себя проговорил целую торжественную речь.
— Тебя как зовут? — просто спросил он.
— Андрей.
— А ты чего такой напуганный, Андрюш?
— Растерялся просто, — улыбнулся я.
— Не теряйся. Хочешь анекдот расскажу? Ползет связка альпинистов на гоpу. Почти долезли. Осталась еще одна стенка. Ползут. Вдpуг, сpываются… Летят сто метpов вниз, ломают pуки, ноги. Падают на снежные торосы. Кувыpкаются дальше, спускают лавину. Вместе со снегом и камнями летят дальше. Чудом остаются живыми — зацепились веpевкой за камень. Висят, болтаются. Один пpоводит pукой по лбу, вытиpая кpовь, и говоpит втоpому: «Петpович, скажи, что все же лучше, чем на pаботе?».
Я рассмеялся.
— А вот еще один… — вошел в раж артист.
— Юрий Владимирович, уже время, — мягко напомнил Молодов. — Нам еще обратно вас нужно будет довезти, до города.
— Хорошо-хорошо, — спохватился тот. И подмигнул мне: — Ну будь здоров, Андрюш! Все у тебя получится, главное верь в себя!
И хлопнул меня по плечу.
Такая встреча произвела на меня глубокое впечатление. Оставшееся время до обеда я провел в каком-то тумане, который стирал грани реальности и вымысла. Мне казалось, что я попал в какой-то фильм.
А потом я принялся вспоминать всех, кого сейчас могу чисто теоретически увидеть. И первая же фамилия заставила затрепетать сердце.
Высоцкий… Да, он еще жив. Играет в Театре на Таганке, поет песни.
Евгений Леонов, Андрей Миронов, Валерий Харламов, Лев Яшин, Муслим Магомаев, Анна Герман… Множество фамилий крутилось в голове, заставляя меня погрузиться в странное состояние парения.
— Андрюха, ты чего? — хлопнул меня по спине Володька, заставляя спуститься с небес на землю. — Все от выступления отойти не можешь?
— Не могу, — улыбнулся я. — Правда ведь здорово? Никулин, живой, здоровый.
— А что ему сделается?
— Действительно, — вовремя успел я взять себя в руки.
— Ты мне лучше вот что скажи, Андрей, — Володя стал предельно сосредоточенным. — До меня слухи дошли, что ты сегодня с Костаревым за казармой встречаешься.
— Откуда знаешь?
— Я же говорю — слухи.
— Слухи разные бывают.
— Ты не темни, — сказал Володя. — Говори, как есть. Я ведь помочь тебе хочу.
— Володя, за помощь спасибо, но она не нужна.
— Хочешь сказать, что сам справишься? — улыбнулся парень. — Ну, хотя с Костаревым я уверен, что да. Но думаешь, он один на встречу с тобой пойдет?
— Не встреча, дуэль, — поправил я. — И просто уверен, что не один он там будет. А тебя не хочу привлекать, потому что если кто застукает нас, то все отправимся тут же домой. А вероятность обнаружения есть.
— Думаешь, Костарев Айдыновича
