— Хорошо, попробуете после соревнований, — только и ответил я.
Минут через пятнадцать объявили мое имя. Первый подход на толчок начинался у меня с пятидесяти килограммов.
Я взошел на помост. Глянул во внимательные глаза Максима Валерьевича, следящего за упражнением. Потом опустил взгляд вниз, на штангу. К бесстрастному лицу Гришковца я уже привык. Но расслабляться было нельзя. Хоть рывок он судил честно, я ждал от него подлости.
Подойдя к штанге, я взял гриф в замок. Он был шершавый, как говорят, «злой», не чета тем, которыми мы тренировались дома.
Сняв штангу, я принял ее на грудь. Как только стал поправлять вес, чтобы толкнуть, в воздух взлетели два красных флажка. Сигнализировали правый и передний судьи-рефери.
— Опустить! — Дал команду Гришковец, после мерзко колотящего виски звонка. — Опустить вес!
Он махнул рукой. Этот гад увидел где-то ошибку при подъеме на грудь. Но я знал, что ее не было. Просто не могло быть. Вот. Началось.
— Опустить штангу! Вес не взят!
Я нахмурился, опустил штангу с груди. Прозвучал короткий сигнал. Это жюри подзывало к себе судей. Гришковец и второй судья, поднявший красный флаг, направились к столу жюри. Стали там что-то объяснять. Гришковец хлопал себя по бедру.
— Подумал, что я коснулся бедер предплечьями, — проговорил я. — Но я знал, что не касался.
— Вес не взят, — проговорил в микрофон Максим Валерьевич.
Нахмурившись, я сошел с помоста.
— Началось, — сказал я, возвращаясь к дяде Косте. — Он меня щас валить начнет.
— Я не видел ошибки в твоей технике, — нахмурил тренер брови.
— Потому что не было там никакой ошибки. Он меня засуживает.
Константин Викторович скрестил руки на груди.
— Еще два подхода, — сказал он.
— Будет то же самое, — ответил я. — Он меня засудит. Надо что-то с этим делать.
— Уже ниче не сделаешь, вызвали следующего, — сказал тренер, прослушав новое объявление из динамиков.
Следующий мой подход был минут через десять. И ожидаемо закончился неудачей. Только теперь двое боковых рефери выбросили красные флажки. Жюри снова подозвало их, и Гришковец, под нажимом их «аргументов», решился сменить свой белый флажок на красный. Основанием послужило то, что я, якобы, недовернул локти, принимая штангу на грудь. Мне стало ясно, что трое судей работают четко и слаженно. Все они в одной упряжке.
— Заразы, ты посмотри на них? — Сказал Константин Викторович, когда я вернулся в коридор. — Неужели и третий запорют?
— Запорют, — сказал я.
— И что делать?
— А ничего. Пойду толкать. Если меня остановят в третий раз, это уже статистика. Тут можно вопросы задавать.
— А ведь верно, — нахмурил брови Константин Викторович. — Тут уже жюри поднапряжется: три подхода, и все остановлены за ошибки в технике. Причем едва видимые.
— Если только они не придумают чего-нибудь новенького.
Ожидая последнего подхода, я направился в разминочную
— Ну че, Вова, — заулыбался Марат, сидевший с нашими, на лавочке. — Не так уж и хороша твоя техника, выходит, а? Ошибка на ошибке. Толчок у тебя, дружок, не доработан.
Ничего не ответив на его провокацию, я только пошел к свободному месту на лавке.
— Э! Ты че, зазнался, что ли⁈ Ану! Отвечай, когда с тобой русским языком разговаривают!
Марат встал, пошел за мной.
— Чего тебе надо? — Обернулся я.
— Вот и всплыло все на первых же соревнованиях! Что ничерта ты не талант, а простой выпендрежник!
— Угомонись, — сказал я, видя, что окружающие мальчишки напряглись, заметив нашу перепалку.
— Выпендрежник, а еще клеветник! Да только сам ты из себя, выходит, ничего и не представляешь!
— Марат, не позорься, — сказал я. — Ты как дите себя ведешь.
— Нет, — разозлился он. — Это ты себя ведешь, как дите! Цепляешься ко всем: к нам с этими таблетками, к Вадиму Сергеевичу, а сам просто завистник!
— Ребят, уймитесь, — встал с лавки незнакомый крепкий парнишка. — Если вы хотите свои какие-то отношения выяснить, давайте не здесь.
— Ну!
— Да! Хватит уже!
— Разминаться мешаете!
— Слыхал? — Кивнул Марату я. — Ты позоришь всю нашу группу.
— Я позорю?.. Это я-то позорю?.. — Зашипел Марат, — Ану, быстро возьми назад свои слова!
Я только промолчал, глядя на него волком.
— Не возьмешь⁈ — он пошел на меня, напирая грудью. — Ну тогда я тебя щас сам заставлю!
Он толкнул меня в плечо, я ответил. Мы схватились, стали топтаться на месте. Изо всех сил я старался захватить или оттолкнуть Марата. Вокруг засуетились, ребята стали кричать, бросились к нам.
— Ты помнишь… что про нашего тренера говорил?.. а теперь, значит, я позорю?.. — Сквозь зубы давил Марат.
Ребята не успели нас разнять. Слишком быстро мы сцепились в комок. Каждый пытался удержать равновесие, и одновременно свалить другого. Марат, обхватив меня руками через спину, дернул, я, напрягся, потянул его за собой. А потом почувствовал под ногами что-то железное. Разом мы запутались в лежащей на помосте штанге и рухнули боком.
Правую руку прострелило жуткой болью. А потом я услышал щелчок ломающейся кости.
Глава 20
— Ну? Что скажете? — Озабоченно спросил Константин Викторович. — Как он?
Дежурный врач ощупал мою руку.
— Тут болит?
— Нет.
— А тут?
— Чуть-чуть.
— Ничего серьезного, — сказал Врач, поправив маленькие очочки на широком лице, — Небольшой ушиб. Тебе, парень, повезло. Не то что твоему другу.
Врач кивнул на табуретку, где ждал Марат с наложенной на сломанное предплечье шиной. Поникший мальчишка повесил голову. Он покорно ждал приезда скорой помощи.
— Где они⁈ — Рыков ворвался в небольшой кабинет, где, на время соревнований, оборудовали медпункт.
Рыков был в ярости. Он наградил Марата злобным взглядом. Мальчик под ним сразу же скукожился. Крупный и крепкий для своих лет, он, казалось, стал мельче и выглядел совсем уж жалким.
— С тобой я потом поговорю, — пригрозил Рыков Марату.
— Я… Просто Медведь…
— Разговоры, — отрезал Рыков.
Зацепившись за меня яростным взглядом, Рыков направился к нам с доктором и дядей Костей.
— Медведь! Ты че на творил, а⁈ — Заревел Рыков.
— Мужчина, успокойтесь, — нахмурился крупнотелый врач.
— Этот лоботряс мне запорол потенциального чемпиона! Марат, в своей весовой, с Николаевым за первое место боролся! Еще один подход, и он Николаева по килограммам обошел бы! А Медведь ему руку поломал!
Я встал с кушетки. Рука неприятно ныла. На коже расцвела большая гематома. Но я не подал виду, что мне больно.
М-да… Марат грохнулся совсем неудачно. Он обхватил меня руками в замок, и я, всем весом, завалился ему на предплечье. А сам отделался только ушибом. Дурачок малолетний этот Марат. Сдуру полез ко мне, вот и расплатился.
— Он сам нарвался, сам затеял драку, — волком взглянул я на тренера.
— Врешь!
— Все, кто в разминочной был, этому свидетели.
— Соревнования приостановили, — сказал дядя Костя. — Перерыв дали десять минут, чтобы можно было разобраться, допускать ли травмированных до соревнования. Вадик, не нагнетай. Если пойдут разборки, тебя по головке не погладят. Да и Марата твоего тоже. Вова дело говорит.
— Приучайте своих подопечных к дисциплине, — проговорил я холодным тоном.
— Ты еще учить меня будешь⁈
— Раз уж вас сдержанности раньше не научили, надо бы поучить.
— Ах ты… — зло искривил губы Рыков. — тьфу!
Он сухо сплюнул и вышел из травмпункта, оставив Марата одного.
Константин Викторович с сочувствием посмотрел на Кайметова. Потом обратился к доктору:
— Ну а как Вове, можно выступать?
— Я бы поберег ребенка, — подумав немного, ответил врач. — Мало ли что? Это всего лишь ушиб, но под физическими нагрузками, может и в растяжение превратиться.
— Так можно или нет? — Спросил я. — Если запрещаете, так и скажите.
Врач внимательно всмотрелся мне в глаза. Поджал губы.
