— Забавный был бы эксперимент. Но есть резон в таких рассуждениях. Так что с путем?
— Я так и не выяснил, чем он определяется здесь. Ясно, что в определенный момент одна модель заменена на другую.
— Поясните, — поднял бровь Викентий Иванович.
— Россия — не Третий Рим. Точнее, она была им, а потом отказалась. И стала Второй Великой Ордой. Думаю, Иоанн Васильевич принял решение. Не понимаю, что использовал, но верю, что хотел блага.
— Еще раз убеждаюсь в вашем уме. Наблюдение опасное, но верное. И мы не знаем, что он использовал, но очень хотели бы найти. Он очень мучился с выбором. Очень. Не желал совершать, в монастырь просился. Но даже его ход с Саин-Булатом не помог.
— А должен был? — я безуспешно вспоминал, кто такой Саин-Булат.
— Это чингизид. Симеон Бекбулатович формально правил одиннадцать месяцев в тысяча пятьсот семьдесят пятом году. А Иоанн Васильевич метался, отрекался от престола. Ничего не вышло. Действительно, что-то важное он тронул руками, чего потом испугался.
— Так сразу, за один год?
— Нет, конечно. Намного раньше все случилось. А испугался, когда понял, что пролитие крови никогда не закончится. Тот год был крайним для выбора.
— Интересно, но не дает ответ на вопрос, почему народ разделен. Согласитесь, русские люди — это один народ. А управляющие им — это совершенно другой.
— Тут, как раз, все проще, — поднял указательный палец Викентий Иванович, — западному миру страшно новой Орды. Если первая взяла в Европе столько, сколько пожелала, то вторая не оставит ни малейшего клочка. Оставалось толькопринять ее во внешнее управление, накинуть на дракона шоры.
— Давно?
— Петру Алексеевичу перерезали горло в Европе. Свои же, купленные. И их самих не оставили в живых, кроме Меньшикова, великого предателя. Хотите знать, как было? Первый этаж бревенчатого дома. Вечер. Ему пнули под коленку и поставили на колени. А потом провели очень острым ножом по шее.
— Так просто вы мне это рассказываете?
— Цените уровень доверия, — откинулся он на спинку стула.
— Значит, русской крови в императорской фамилии нет?
— К чему вопрос?
— Так что мы ищем? — вздохнул я.
— То, что уберет Орду. И восстановит Византию, эту восточную часть Рима. Но все же Рима! Или не восстановит. И тогда народы утихнут в движении своем, утратят языки и одежды, как вышло с весью, муромой, сейчас происходит с мерью. Примут другой язык, более сильных. Смешаются. И станет то, чего вы жаждете. Один народ. Как вливаются финны, дикие норвеги, баски и гасконцы в Европу. Они тихи, спокойны и безопасны. А главное, понятны Западу
— Почему же Иван Васильевич не оставил себе Рим?
— Боюсь, его поставили в такие условия. Вы сами видите, что дает Орда. Восточные народы вливаются в нее так же и на тех же условиях, что и сами русские, и другие их подданные. Есть место и для кайсаков, пока еще диких, и для сибирских тунгусов, и для татар. Для всех. Она примиряет литвинов и чувашей, хохлов и зырян. А русская Византия имела бы бесконечные войны и пала бы так же, как первая.
— Но если Орды не будет, то не получит ли Запад войны на границах?
— Посмотрите на англичан в Индии и Китае. Они прекрасно справляются.
— Но все же управляющая часть — не Запад?
— В том то все и дело. Так или иначе они чувствуют себя русскими. Точнее, частью Орды. И с этим ничего нельзя поделать. И я в их числе. Посему не считайте меня английским лазутчиком, — поверенный засмеялся, — но найти надо.
— Зачем?
— Чтобы не нашли другие.
— То есть, вы не хотите разрушения Орды?
— Мы пропитываемся ею. Как и вы, как и ваши крестьяне. Но дело это весьма болезненное.
Мы еще поговорили, пока Алена не позвала пить чай. Викентий Иванович был весел, шутил и угощал халвой с баранками. Мне сварили кофий. Я влил в него изрядную долю коньяку и молча пил маленькими глоточками.
Глава 16
Из Петербурга я направился прямиком к старцу. Точнее, направили. Алексей, что из староверов, прислал донесение, в котором писал, что Амвросий желает увидеть меня. Зимняя дорога легкая. Полозья скрипят на морозце.
В явочном трактире заночевали. Со мной в сопровождение собрался сам Алексей, давно солидный Алексей Алексеевич. Степенная борода, жена, пятеро детей, скупленная и отстроенная каменными двухэтажными домами деревня дает на то основание. Все строения соединены подземными ходами. Вот где теперь древлеправославному подполью раздолье.
Он едет отдельными санями. А мы с Аленой в экипаже кутаемся в медвежьи шкуры.
Солнечным морозным полднем мы покинули транспорт и отправили его в ближайшую деревню. Она выкуплена мной и выставлен небольшой наблюдательный пост их староверов.
Далее пару верст пришлось пробираться пешей тропой. В скиту нас ждали. После получения благословения и объятий Амвросий с прищуром спросил:
— Поймал Жар-птицу?
— Ничего я не поймал. Нашли камни, от которых народы произрастают, только боюсь, пользы от них не будет.
— А нечего соваться в дело, не тобой деланное. Все вам исправить надо, подкрутить. Надеетесь, что так лучше заработает?
— Надеюсь. И Царь надеется.
— Господь устроил, тебя-то ведь и не спросил, — голубые глаза Амвросия смеются, — ты то точно лучше знаешь, чего объединять, а кого пинать.
— Обидно, что неурядица такая. Власть не понимает и не хочет понимать. Народ не хочет такую власть.
— А ты не задумывался, радетель, что путь народу для того и дается, чтоб его пройти? А неурядицы все в головах. Что там тебе старик в пещере сказывал? Нижние ступени оторвали? Конечно, все из-за греков. И пьют от них, и друг друга лупят. Нашли причину. Открою тебе секрет. Чтоб на самую первую ступень встать, надо себя и мира отречься так, будто уже до неба собрался. Надо быть готовым умереть. Только на этой грани что-то получится. А если не готов, так и не спрашивай.
Мы долго говорили про дела и мысли. Утром я переоделся во что поплоше и пошел грести снег. За неделю тяжелый труд на свежем воздухе выгнал все мысли. Ежедневно окунался в источник, где сделана купель. Ели самую простую пищу. К политике более не возвращались. Мысли вернулись только на обратном пути. Я решил, что старец прав.
* * *
Пров считался душегубом и находился в розыске. Когда бежал из острога, была тогда мысль принять последний бой и покончить со всем. Не по нутру такая жизнь оказалась. Но ушел от погони. Скитался по лесам и воровал еду. Кто же накормит запросто, если гость с рваными ноздрями?
А рвать было за что. Порешил Пров барина, а потом и урядника. Очень барину жена Прова приглянулась. Стал домогаться. Хоть красивая, но твердая на характер была. Была, потому что засекли на конюшне. Повредили что-то в животе и померла на третий день. Сильно мучилась. Глядя на муки любимой и поклялся мужик отомстить.
Возможность быстро представилась. Поехал барин на прогулку, как обычно, утром. Пров его оглоблей сбил и череп раскроил. Русский человек надеется на авось. Надеялся и Пров, что когда найдут жертву, подумают на случайность. Не подумали. Вызванный урядник стал всех расспрашивать, да к Прову и пришел. Обратно не ушел. Как велел собираться в город, так Пров ему голову топором и снес. Лошадь урядникову забрал да скрылся. Не долго пробегал. Выловили солдатики с поручиком. В остроге мурыжили полтора года, потом вырвал палач ноздри, обрил наполовину, заковали в железо в связке и отправили в Сибирь. По дороге познакомился с умельцами соседями. Сбежали глухой осенней ночью.
Но грабить всех подряд Пров не пожелал. Откололся от общества, жил в лесу, ловил силками зайцев и рябчиков. Но и там нашли. Уходил от погони из последней мочи. И уже немного осталось обессиленному мужику, как попался на глаза оборванный куль Андрею Георгиевичу.
Молодцы его в чувство привели, стакан водки налили. А там он все рассказал, как на духу, без утайки. Похмыкал барин, посмотрел хитрым глазом да и велел от полиции спрятать. В особом месте откормили, полечили. Потом доктор Петров ему нос новый натягивал из кожи на руке. Получился, как новый. Только шрам поперек небольшой. Похоже на старый ножевой порез.
