пряжками в стиль поясу. Светлая коса немного растрепалась, но ей очень идет.
— Ты не знаешь, куда я собрался, — начал я.
— И ты толком не знаешь! Сказано вместе, значит вместе. И не спорь.
— С ней не поспоришь, — ткнул меня локтем Гурский и с усмешкой вышел.
Я вздохнул. Ее не переубедишь. Да и не правильно это. Нельзя отнимать возможность подвига ради любимого мужчины.
— Чего бы не случилось, не отходи ни на шаг, — поднял я ее подбородок пальцем и поцеловал.
Император вступил в Варну. Его первые слова были: «Король Владислав отомщен». Неисправимый романтик. Теперь город зачищен. После принятия капитуляции и прочих формальностей Николай Павлович со свитой и охраной подъехал к нам. Вскоре всей компанией мы очутились в начале узкой улочки.
— Елена Петровна, — государь спешился и подошел к Алене, — Твердо ли вы решили быть с вашим мужем? Я не смею даже просить вас об этом и считаю необходимым еще раз напомнить об опасности неизвестного.
— Да, твердо решила, Ваше Императорское Величество, — Алена наклонила голову, — У нас каждый день неизвестный.
— Помните, друг мой, — обратился Государь ко мне, — Что бы не случилось, действуйте по велению сердца и совести.
Возле узкой входной двери в беленый двухэтажный дом стоит караул. Я взял Алену за руку и шагнул в дверь. В полумраке глаза быстро привыкли. Внутри стоят и сидят несколько человек в гражданском с живописными лицами все повидавших на свете людей. «Сюда, Ваше Сиятельство».
Мы проходим несколько комнат, спускаемся в подвал. Стена из ракушечника стоит на скальном основании. А в скале очень низкая тяжелая дверь. Видно, что маскировку сгребли в сторону: разные шкафчики, полки, занавески. «Далее нам ходу нет, — сообщает секретный агент, — Возьмите свечи».
С подсвечником на четыре свечи я почти встаю на четвереньки, чтобы пройти в дверь. За ней ступеньки зеленого мрамора и можно распрямиться. Что-то мне это напоминает. Я не тороплюсь спускаться и считаю ступени. Тридцать вниз. А вдруг еще куда занесет? С другой стороны, не пойти нельзя.
— Алена, чтобы не случилось, не отпускай мою руку, и если мы окажемся не вместе, помни, что я люблю тебя.
— Все будет хорошо, — шепчет жена.
Она вцепилась в руку. Я чувствую, как ее трясет. Мы спускаемся вниз. Полная тишина. Только наше дыхание, шорох одежды и потрескивание свечей. Внизу ступени закончились и огонь выхватил круглую площадку размером с большую комнату. Казалось, ее вылепили из камня, как из теста. Ни единой царапины или следов инструмента. Гладкие стены уходят вверх, и надпись над входом угадывается, но силы огня мало для прочтения. Высокие своды коридора не видны. Будто гиганты древности создали для себя обычный ход. Но материал стен изменился. Они стали зеленоватыми и не отражали огонь. Каждая квадратная плита на полу метра в три стороной и покрыта непонятными знаками. Если прикрыть подсвечник, то плиты будто фосфорически светятся. Ноги почувствовали еле заметную вибрацию плит, и навалил страх.
На негнущихся ногах мы добрались до полукруглого высокого входа в огромный зал. Как только мы шагнули в него, раздался треск. Огромный камень поднялся из пола и перекрыл выход. Свечи погасли от порыва ветра. Но полной темноты не наступило. Зал подсвечивался от невидимых источников в самих стенах, их барельефах, статуях и узорах. Глаза привыкли к полумраку. Алена дернула меня за руку. На каменном выступе сидела фигура в белом.
— Здравствуйте, — мой голос разносится гулко, — Если я не имею права находиться здесь, скажите. И я просто уйду.
— Раз дошел, знать, имеешь, — раздается скрипучий голос с непонятным акцентом, — Да и не уйдешь пока.
— Кто вы?
— Человек, как и ты. Служитель, смотритель, хранитель. Ты знаешь, зачем пришел?
— Если честно, то только предполагаю. Пославшие меня вожделеют предмет, дающий могущество в мире.
— Ничего они не вожделеют кроме того, как удержаться у власти. Здесь этого нет. А сам ты чего хочешь?
— Хочу направить свой народ по верному пути, для него предназначенному.
— Не в силах человека исправить пути народов. Выбрать можно на распутье. Да и то только тому, кому такое право дано.
— Мне не дано?
— Нет. Ты можешь подсказать, направить сильных мира вашего.
— Значит нет волшебного камня или короны, что дает подчинение мира?
— Есть.
— Неожиданно.
— Но только не для тех, кто хочет прийти на все готовое, — фигура приблизилась.
Он очень стар. Далеко за сто лет. Морщины не оставили ни одного гладкого места на лице и шее. Только глаза ясные, голубые и молодые.
— А что есть?
— Зачаток, росток.
— Это растения?
— Это камни. Они тоже растут, — он махнул рукой вглубь, — Один человек может взять один зачаток. Если он покажется.
— И я тоже? — пискнула Алена.
— И ты, — улыбнулся старик, — Пошли.
Мы последовали за ним. В глубокой и обширной нише виден низкий и большой каменный стол. Плита в полметра толщиной покрыта орнаментом и письменами. Я достал из-за пояса посох.
— Это куда-то нужно поместить?
— Зависит от того, что желаешь сделать. Но для вас бесполезная вещь. Важно, что потом помещать.
— Простите, я загадки плохо понимаю после последних событий.
Старик показал жестом на стол. Мы уселись. Плита теплая. А сам не спеша стал объяснять.
Здесь можно получить зародыши будущих царств. Но главное, на какую почву они попадут. Можно получить раздоры и войны внутри своего же народа, можно переродить народ в совершенно другой, с другим именем и путем. А можно вырастить новый. Или объединить несколько разрозненных. Самое сложное, это найти место, куда посадить камень. Выглядит он, как кристалл или большой ограненный алмаз. Цвета разные, формы разные. Надо, чтобы он не зачах. Для этого ищут места силы на той земле, где хотят устроить его. И от того места тоже много зависит. Обычно это место в пещере или на земле, где зародыш усилит свечение. Там его помещают в удобной подставке и тщательно охраняют. Если такой зародыш возьмется и начнет расти, то охрана появится из избранных и назначенных ответственными.
— И для для турецкой империи есть? — спрашиваю я после рассказа.
— Есть. Рубиновый, молодой.
— Если его разбить, то Турция падет?
— Не разобьешь. И не падет. В твоих силах пригасить только. Тут жезл и потребуется. Готов ли ты взять такую ответственность на себя?
— А что там брать? Исконные враги наши. И веру магометанскую несут на славянские земли.
— И чем плохо?
— Так ересь же! Магометане!
— Ты сейчас за свою страну говоришь. И за нее переживаешь. Но в самом себе не имеешь уверенности.
— Христианин из меня плохой, но путь к Богу считаю
