у нас более совершенным.
— Вот! Плохой. А не думал, почему?
— Не справляюсь, очевидно.
— Ты про путь спрашивал. Верно. Лестница, ведущая к Господу через Христа, совершенна. Да только что же вы у ее основания столпились? Никто дальше не идет. Молчишь? А я скажу. Потому что нижние ступени этой лестницы хитрые греки у вас выдрали. Пути начального нет, подняться не можете. Теперь смотрите снизу на недосягаемые высоты и пьете вино, чтобы их забыть и в себе задавить. От собственного бессилия. Поставили свечки, даже покаялись и причастились, а ничего в жизни не меняется.
— А Магомет дал лестницу со ступенями?
— А он дал! И по ней идут. Любой крестьянин себя уважает и идет маленькими шажочками. Но идет! Что ты хочешь взамен предложить? Почему бы сначала со своей лестницей не разобраться прежде, чем другую отбирать?
— Сейчас за больное место зацепили. Не знаю я, как разбираться. Насколько понял, взяла Русь на себя путь Орды. И что бы не делала, в Орду превращается. Будет Чингисхан, будет и слава. Пытается правитель улучшить жизнь, Орда его и растопчет.
— Способ есть. Только не здесь. Ты достаточно услышал, чтобы понять.
— Как нам сделать так, чтобы они появились?
— Не могу сказать. Общих путей нет. Вы готовы оба, так что смотрите и думайте.
— Могу их передать другому?
— Можешь. Не бери на себя груз. Ты — не правитель. Предоставь это тем, кто поставлен.
— Когда откроется вход?
— Через день, может два. Может, неделя. Сейчас я уйду, и ты увидишь, что будет с проходом после.
Не прощаясь, старик повернулся в одной из темных ниш. Я хотел посмотреть, но камень, словно расплавленный пластилин, потек. Ниша сомкнулась. Осталась ровная стена. Мы посмотрели друг на друга. В тишине где-то капала вода. Каменная чаша ведер на десять нашлась в глубине.
— Не ядовитая? — с сомнением посмотрел я.
— Не чувствую ничего. Давай попробуем?
Капли падали с огромного сталактита, почему— то единственного в пещере. Во рту пересохло от волнения, и я не отказался. Вода оказалась вкусной и холодной.
Через час ничего произошло. Потом время начало теряться. Алена утверждала, что прошло три часа, мне казалось, что не менее пяти. За это время я обследовал залу. Выход надежно перекрыт. Все ниши слепые. Но страха нет. Даже весело. Вода так подействовала? Алена сидит на плите, глаза блестят. Я потянул тесемку платья.
Мы лежали обнаженные на теплой плите. Сплетение рук, сплетение ног, судьбы сплетение, как писал Пастернак. А своды еще помнили наши стоны и крики. Появилось свечение в выемке стены.
Самые большие зародыши похожи на страусиные яйца, только граненые, с торчащими мелкими кристаллами и выступами. Более тупое основание покрыто серой породой. Их около десятка. Мы выбрали два самых больших и положили на стол. Ничего не удивляло. Мы любим и наслаждаемся друг другом. И ничего не имеет значения кроме этого.
Как потом выяснилось, прошло больше суток, прежде чем плита опустилась и вход открылся. Пришлось спешить, потому что за нашей спиной коридор смыкался и превращался в сплошной камень.
Дверь закрыта. Я лег на землю и забил ногой по толстому железу. Заскрипели петли и свет свечей заставил зажмуриться.
— Тихо вы, аккуратней, — шипел я на вытаскивающих нас агентов, — Срочно Николая Павловича известите.
— Уже послали, — ответил Гурский, — вторые сутки вас нет. С ума сходим. Что там было?
— Сначала страшно. Потом хорошо, — посмотрел я на Алену.
— Что это у вас завернуто?
— Яйца судьбы. Шучу.
Нас посадили в экипаж под охраной не менее сотни улан и казаков. По зализывающему раны городу проследовали мы на берег. А потом и на корабль. Игната со мной не пустили, хотя он дожидался с двумя помощниками.
В присутствии очень узкого круга самых доверенных лиц несколько раз пришлось рассказывать, что с нами произошло. Сначала без деталей, потом с деталями. Потом со всеми деталями и мыслями.
— Что ж, — резюмировал Государь, — Даже хорошо, что ничего не произошло. Если мы не нашли Копье Ромула, значит, и не надобно сие. Относительно зародышей мне требуется время на раздумье.
Камни поместили в шкатулки и выставили охрану. Алена не отходит от меня ни на шаг.
— Не будет нам счастья от этих каменюк, — теребит она меня за руку.
— А кому будет?
— Пока не знаю. Но тут им точно не место.
— Ага. Вот кого к Государю в советники надо, — целую ее, — Кончилось все. Теперь к нашим делам можно вернуться.
Но я ошибся насчет советников. Мы остались ночевать на линкоре «Париж», а на следующий день Император устроилсовещание. Вместе с Аленой.
Кругом охрана. Свита суетится снаружи. Нас пропустили.
В каюте сам Николай Павлович, Викентий Иванович, Гурский, Бенкендорф и еще два неизвестных мне лица.
— Я созвал вас, чтобы утвердиться в решении, — молвил Николай Павлович, — Все вы разным образом причастны к происшедшему. Итак, что сделать с найденными зародышами? И сначала я желаю выслушать Елену Петровну. Если вам, сударыня, требуется время для обряда или иного способа познания, извольте приступить немедленно.
Алена неслышно скользнула к открытым ларцам. Ее руки щупали воздух вокруг. Глаза полузакрыты, и губы что-то шепчут. Присутствующие смотрят, кто с недоумением, кто со скепсисом.
Алена выдохнула и растерла лицо ладонями.
— Без всяких обрядов скажу. Здесь от них не будет счастья вам, Государь. Чем дальше отправите, тем лучше.
— Вы сейчас про Россию говорите?
— Опасно даже хранить. Чем ближе к Москве, тем хуже. В пещеру их надо. Или в подземелье какое на время.
— Что скажете, Зарайский?
— Доверяю жене.
— Благодарю вас. Вы можете выйти. Решение вам доведут.
Мы отобедали в офицерской кают-компании. И прежде, чем сойти на берег для прогулки мне попался Самуэль.
— Ваше Сиятельство, я ценю то, что вы сделали для сохранения моей жизни и одобряю ваш поступок в отношении ракет Пуадебара. Установки все еще целы?
— Увы, капитан, я приказал их утопить подальше от людных мест.
— Поддерживаю мудрое решение. В наш гуманный век нужно быть осторожнее с такими изобретениями. Я рад, что встретил вас. И имею кое-что сказать.
— Весь во внимании.
— Прошу прочитать наедине и сжечь, — он протянул мне скруток бумаги.
— Благодарю, капитан.
На берегу нас встретил Шильдер. «Не беда, что обедали. Мы нашли прекрасную гостиницу с ресторацией. Такой баранины вы не достанете в Костроме. Идемте, нарочно попробуйте». Печеное на углях мясо и правда, чудесное. Красное вино прекрасно под него идет. Для отдыха взяли комнаты. Не все в палатках ночевать. Про дела друг меня не спрашивал, но вижу, что очень хочет. В комнату подали кофий
