как-нибудь вернусь в свою настоящую жизнь. Хотя, если я умерла там, то, наверное, возвращение невозможно… Но умерла ли Астрид? Почему я заняла ее тело? Ответить некому: местные все странности списывают на волю богов. А я в богов не верю и понятия не имею, как объяснить себе все происходящее. Так что жить придется по факту, безо всяких объяснений…
— Астрид, — окликнула меня Пегги, — устала?
Я ответила свекрови, которая вскоре станет «экс», измученным взглядом, и она обратилась к Тейгу:
— Сынок! Устали мы! Отдохнуть бы!
— Скоро покажется постоялый двор, — отозвался он.
«Скоро», как же! По моим прикидкам, мы дотащились через час. Полуживая, замерзшая, с отбитыми внутренностями, я практически упала в объятия Тейга, когда он подошел спустить меня с лошади. Он мужчина хоть и крепкий, все равно тяжело вздохнул от моего веса и сразу поручил матери.
— Идите в трактир, займите в харчевне стол и закажите поесть. Я пока займусь лошадьми.
Дальше я все помню отрывками: заляпанный пол зала, скол на кружке, жесткий хлеб, узкая лестница, комнатка со спертым воздухом, кусающиеся блохи, скрипучая кровать… Заснула я, как была, в платье, а проснулась, когда меня бесцеремонно потрясли за плечо.
— Вставай!
Раскрыв глаза, я не сразу признала, кто эта противная женщина с маленьким ртом, склонившаяся надо мной, и где я вообще нахожусь.
— Вставай! — потребовала Пегги. — Нечего притворяться, что слаба! Я тебя насквозь вижу, кобылу здоровую! Такую не заездишь!
Как ни странно, в ее словах было зерно истины. Еще вчера днем я ходила, шатаясь от слабости, и съеденная каша просилась назад, но стоило прокатиться верхом, как уже к вечеру все изменилось: я высидела на лошади долгие часы дороги, а потом съела все, что нам подали в харчевне, и у меня даже не случилось диареи.
Вот она, мобилизующая сила стресса!
Мы позавтракали и продолжили путь. В этот раз на лошади я сидела уже более уверенно, да и по сторонам глазела с любопытством. Дорога все так же шла мимо холмов, над которыми зависли туманы; было слегка сыро и довольно холодно, так что я озябла и стала шмыгать носом. Зато меня не мутит больше и кишечник поуспокоился, а это значит, что мой новый организм успешно справился с последствиями отравления. А что, как не здоровье, главное?
Гордый Кивернесс, самый крупный город герцогства Редландского, стоит на возвышенности, так что показался нам задолго до того, как мы подъехали к нему. Все больше стало попадаться деревенек по дороге, да и сама дорога стала загруженной: селяне везли в город всякую всячину, почтовые дилижансы доставляли собственно почту и пассажиров, ехали всадники, и я даже заприметила экипаж.
Древняя каменная крепость, с которой и начался Кивернесс, стала заметна с любой точки; показались богатые особняки, окруженные садами. Но нас дорога вела именно в старую часть города, где стоит храм Айра-отца. Ворота всегда открыты, и днем «пробки»: стража проверяет въезжающих и особенно ввозимое. Так, нам пришлось довольно долго ждать, пока стража пропустила все повозки селян, и лишь потом мы въехали.
Кивернесс оказался гораздо чище, чем я предполагала. Я всегда считала, что средневековый город – это грязное, тесное, малоприятное место, однако улица, по которой мы ехали, была широка, дома вокруг казались опрятными и прочными.
— Небось, первый раз в городе? — поинтересовалась Пегги, заметив, как живо я интересуюсь всем вокруг.
— Нет, матушка, — ответила я, — бабушка несколько раз возила меня в Кивернесс.
Покойную бабушку Астрид Пегги не переносила, поэтому разговор сразу свернула. А мы меж тем приехали: на маленькой площади я увидела неприметный вытянутый храм из серого камня с узкими окошками. Здесь служат жрецы бога Айра-отца; жрецы ведут перепись населения, регистрируют браки, хранят документы, заведуют наказаниями и даже имеют право оспорить приказ графа или даже самого герцога.
— В таверну бы, передохнуть, — подал голос свекор. — Негоже в храм грязными и голодными являться.
— И в туалет бы, — поддержала его жена. — Я скоро лопну!
— Так сходи за угол, — ответил Тейг.
Я усмехнулась. Он возомнил себя благородным каэром, но при этом не видит ничего дурного в том, чтобы сделать свои дела прямо на улице. Да-а, настоящий аристократ!
Пегги была вынуждена отойти вместе с мужем в ближайший закоулок; пока их не было, Тейг снял меня с лошади и предупредил:
— Если при жреце хоть слово поперек скажешь, я тебя прикончу.
Да уж, опасное это дело – развод!
Внутри храм оказался таким же сереньким, как и снаружи – по крайней мере, там, где нас провели. Мальчишка-послушник проводил нас к жрецу-настоятелю в небольшую комнатку с единственным окном, свет из которого падал на высокий стол с уклоном для книг.
Жрец отослал послушника и подошел к нам ближе. Этот мужчина лет шестидесяти с некоторыми признаками растительности на голове, одетый в черную помятую хламиду, выглядел недовольным.
Тейг представил ему меня и своих родителей.
— Рэнд Васс, — обратился к отцу Тейга жрец, — неужели вы согласны развести сына с женой?
— Да, — ответил тот мрачно.
— Почему вы дали разрешение на неугодное богам дело?
— Астрид бесплодна, — ответила вместо мужа Пегги, — потому сын и разводится.
Настоятель посмотрел на меня с подозрением.
— Неужели ты бесплодна? — спросил он. — По виду не скажешь: румяна, дородна, и еще очень молода. Может, прямо сейчас ты непраздна, просто не знаешь об этом.
— Нет, — отчеканил Тейг. — Мы давно не делим ложе.
— Кто из вас отказался выполнять супружеский долг?
— Отец настоятель, Астрид нездорова, вот сын и не прикасается к ней, — снова встряла Пегги. — А знахарка сказала, что…
— Знахарка? Вы бы еще ведьму упомянули! А ты что молчишь? — спросил у меня служитель.
— Как порядочная жена я покорно принимаю волю супруга, — произнесла я.
Голосок у Астрид Васс – сама нежность, ей бы принцесс озвучивать. И теперь этот шелковый голос принадлежит мне… Жрец какое-то время испытующе смотрел на меня, на Тейга, затем произнес со всем возможным неодобрением:
— По закону надо провести суд и проверить здоровье жены, а потом девять месяцев выждать, чтобы убедиться, что брак на самом деле бесплодный, но я не желаю позорить лишний раз вашу семью. Если вы поклянетесь здесь, в храме, что между вами давно не было супружеских отношений, я разведу вас.
