на Лариата глаза.
Старик скорее всего говорил о тварях типа той, что я увидел когда-то из ресторана. Поглотителях, выглядевших не как огромные монстры, а как вполне обычные люди, может быть с чуть непропорциональными телами, но способных мыслить и без особых проблем скрываться в городской черте.
Так что он всё-таки ошибся. Однако его предположение было настолько близко к истине, что Лариату вполне можно было начать аплодировать. И теперь моя мотивация убить его, как и всех присутствующих, выросла ещё на порядок.
А также это значило, что тянуть дальше было уже никак нельзя. Мои руки и ноги восстановились хорошо если процентов на тридцать, но, если бы я продолжил этот бессмысленный трёп с Лариатом, он бы уже через пару фраз напал на меня, наплевав на Эдарию. Лучше уж было начать самому.
Рукой, которой держал герцогиню за горло, я вдавил её шею в каменный пол, ломая трахею. Сразу умереть она вряд ли умрёт, а с учётом своей четвёртой ступени, возможно, даже сумеет выкарабкаться. Но в этом бою поучаствовать ей уже не доведётся — и это было для меня главным.
А за счёт этого толчка я смог лучше направить прыжок, последовавший сразу за этим. Прыжок прямо на Лариата.
Старика застать врасплох не удалось. Прямо перед моим носом из земли выстрелили толстенные корни, закрывшие его от нападения. Вот только атаковать Лариата я сейчас не собирался.
Оттолкнувшись от созданной им стены, я, перелетев ударившие в спину корни и приземлившись на четвереньки, тут же бросился бежать вдоль рядов клеток. Одарённые Экандуга тут же устремились за мной, как и корни, созданные одарёнными Ресфали.
И, если бы не приказы силы и скорости, которые я врубил на максимальную мощь, с моими травмами сбежать от такого преследования не было бы никакой возможности. Вот только из-за огромных затрат маны на исцеление моих резервов теперь оставалось от силы на минуту использования приказов силы и скорости. А если бы я дополнительно использовал ещё и магические сопротивление и щит — и того меньше.
Однако недоумённые лица одарённых Экандуга заставили меня пойти на риск. Я поставил на то, что после метаморфозы, которой я подвергся, яды, которые должны были действовать на людей, для меня станут малоэффективны.
Судя по тому, что даже без защиты от стихийной магии я так и не почувствовал никаких признаков отравления ни через пять, ни через десять, ни через двадцать секунд, ставка себя оправдала. Вот только потом под сводами ангара раздался голос Лариата:
— Используйте яды против поглотителей, идиоты!
И всё резко стало значительно хуже.
Ядовитые облака, которые я теперь мог не только видеть, но и ощущать буквально всем телом, только что не причинявшие никакого вреда, вдруг наполнились отвратительной отравой. Стало труднее дышать, глаза заслезились, будто мне в лицо прыснули из перцового баллончика, кожа начала адски зудеть.
Это всё не было смертельно, но очень сильно мешало. К счастью, к тому моменту, когда с подачи Лариата одарённые Экандуга додумались до иных способов насолить мне, я уже успел вырвать ещё два “сердца”, и закинуть их в рот.
Заживление ран тут же пошло раза в три быстрее, чем с помощью приказа исцеления. Сожранные “сердца” вновь обернулись сильнейшей болью во всём теле, что было вообще не замечательно, так как тратить ману на приказ-анестетик я больше не имел права. И так энергии у меня остались жалкие крохи.
А перестройка тела, похоже, даже не думала заканчиваться, несмотря на то что метаморфоза органов чувств уже почти полностью завершилась.
Как и в прошлый раз в зверинце Ресфали сапоги и кастеты пришлось скинуть. И на этот раз я рос даже быстрее, всего за четыре “сердца” став выше сантиметров на десять. Вот только теперь это было лишь начало.
Когти начали прорастать и на пальцах ног тоже. Я ощутил сильный зуд сзади на шее и вдоль позвоночника, кажется от стремительно прораставших новых волос. Кожа по ощущениям начала грубеть и, кажется, темнеть, сложно было понять точно из-за особенностей зрения. Адски зачесались зубы, и, проведя по ним языком, я в шоке понял, что количество клыков у меня во рту стремительно растёт. А также, судя по продолживших рваться на мне обрывках одежды, я рос ещё и в ширину.
И останавливаться мне было нельзя. По пятам меня продолжали преследовать корни Ресфали и яд Экандуга. И, прежде чем иссякнут мои запасы маны, я должен был стать как можно сильнее, как можно ближе подобраться к уровню Лариата, чтобы потом дать ему настоящий отпор.
Игры в смертельные салочки продолжились. К счастью, вероятно из-за того, что мы всё-таки находились не на территории Ресфали, количество корней, которыми управляли трое их одарённых, было значительно меньше по сравнению с тем, что я помнил. В прошлый раз Лариат создал за раз больше десятка огромных толстенных корней, а сейчас ограничивался всего тремя, так что уворачиваться от них было куда проще.
Но и тот вариант, что он просто скрывал до поры до времени свои способности, тоже нельзя было сбрасывать со счетов, а потому и двигаться надо было поскорее. К счастью сблизиться со мной никто не решался, я был очевидно куда сильнее их всех вместе взятых физически. А потому мне удавалось носиться по всему огромному пространству ангара, успешно избегая корней и по минимуму контактируя с ядовитыми облаками.
И это было действительно важно, потому как воздействие яда против поглотителей с каждым сожранным “сердцем” усиливалось.
Зуд превратился в жжение, а затем на коже начали и вовсе появляться волдыри. Зрение почти полностью затуманилось и нормально ориентироваться я умудрялся только за счёт ярких алых пятен, всё ещё видимых на фоне чёрно-белой мешанины, а также остальных, значительно обострившихся органов чувств. А хуже всего было то, что каждый вдох теперь давался с огромным трудом, будто мне в лёгкие накидали гравия.
Из этого становилось очевидно, что я всё ближе становился к поглотителю. Однако, хотя мой разум старательно сопротивлялся этому, продолжая утверждать, что всё это — лишь способ достижения мести, мои чувства и моё тело будто бы, наоборот, приветствовали все происходящие со мной трансформации.
С каждым сожранным “сердцем” я будто сбрасывал оболочку, в которой был заключён с самого рождения. И дело было вовсе не в морали или нравственности. Дело было в слабости, на которую были обречены люди, для которых путь эволюции избрал превосходство разума над телом.
Клыки и когти, рога и бивни, мощные мускулы и жёсткие шкуры, боевые инстинкты и
